По ту сторону тьмы (СИ) - Полански Марика
— Почему чокнутого?
— А какой нормальный поедет за тридевять земель, чтобы изучать похоронные обряды? — старший сыщик посмотрел на ведьмолова исподлобья, будто тот спросил нелепицу.
— Что насчёт превращения человека в артефакт?
Агосто задумчиво прищурился и, почесав подбородок, сложил пальцы домиком на животе.
— Эксперты утверждают, что это основано на бабушкиных суевериях и не имеет научного обоснования. Сам знаешь, народец у нас нынче такой. Если нет научного обоснования, всё сразу отметается. И тем не менее бытует мнение, что подобное возможное. Надо найти яд чёрного криана и сделать из чужой души выжимку. Вроде как выжать сок из морковки. Вот и ответь мне, такое возможно?
Риваан окинул взглядом кабинет и задержался на пробковой доске, прикрученной к стене. На ней висели дагерротипы жертв. Под ними светлели страницы, исписанные корявым почерком сыщика.
Он поднялся и подошёл к доске.
— А-а, заметил. Моё изобретение. Помогает разложить факты по полочкам. Просто и удобно, — с гордостью признался Агосто.
«Тот, кто владеет информацией и умеет ею пользоваться, владеет миром». Голос Антгольц доносился словно из темноты. Холодный и бесстрастный, он бил по нервам, подталкивая к самой сути. «Начни задавать правильные вопросы, вместо того, чтобы пытаться ответить на второстепенные».
В голове внезапно стало светло и ясно. Разбросанные детали мозаики вдруг сложились в единую картину.
— Кара, мы в корне ошиблись, — тихо сказал Риваан. — Он охотился не на девушек, а на меня. И я, кажется, знаю кто это.
Если после володарского бала у человека есть силы удержаться на ногах, то он или никогда не был там, или потенциальный маньяк. Во-первых, на балу шампанское льётся рекой, а один танец сменяет другой. И даже если удалось обойтись без шипучего, а вальсы и мазурки остались привилегией юных барышень и удалых офицеров, затянутых в камзолы по последней моде, вы будете чувствовать себя крайне разбито. Во-вторых, если после ночных гуляний человек полон сил, то невольно закрадывается опасение, что он способен убивать людей и при этом блаженно улыбаться. С такой-то выдержкой!
Сознание плавало в золотисто-багровом тумане, а тело ломило, как будто всю ночь только и делала, что отплясывала с кавалерами в мундирах, а пила шипучее розовое. К отвратительным ощущениям добавился запах сырости и затхлости, забивающий нос. Да настолько въедливый, будто я сдуру наелась глины.
А ещё очень хотелось пить.
Облизав пересохшие губы, я чихнула и попыталась разлепить опухшие веки. Полутёмная комната плавала в багровом мареве, предметы расплывались яркими пятнами. Ничего не понятно, неузнаваемо и слишком мучительно для одурманенного мозга.
К горлу подкатила тошнота, и я снова зажмурилась. Надо сказать Риваану, что это мой последний бал.
— Голова может кружиться ещё какое-то время, рассудок путаться, но это скоро пройдёт.
Дядя Слав? Удивление проплыло где-то на периферии сознание и скрылось в багровой тьме. Я с трудом приоткрыла глаза.
Перед мутным взором появилось бледное лицо библиотекаря. В некогда светящихся дружелюбием глазах плескалась зловещая тьма. Губы стянулись в тонкую полоску, а черты приобрели жёсткость. От былого добродушия не осталось и следа. На меня смотрел жестокой и расчётливый человек.
Я вяло пошевелилась. Затёкшие мышцы заныли, а запястья обожгли верёвки, стянувшие руки за спиной.
«Ну, конечно, классика жанра», — еле ворочая языком, пробормотала Мира. Комочек сжался за грудиной, точно силился что-то сделать, но попытки не увенчались успехом. — «Лада, у меня не получается накинуть защитный кокон. Такое чувство, что этот негодяй связал не только тебя, но и меня. У меня нет сил».
«Где мы?»
«Без понятия. Однако воняет затхлостью и пылью. А, значит, или в подвале, или в заброшенном доме».
— Как я здесь оказалась? — прохрипела я. Стакан прохладной воды сейчас пришёлся бы как нельзя кстати.
Дядя Слав смотрел на меня, как учёный на подопытную мышь — с интересом и отчуждённой брезгливостью. Закралась мысль, что библиотекарь также внимательно вглядывался в лица тех, кого убивал. С тем же пронизывающим холодом и едва уловимой насмешкой на губах.
— Ну как же? — негромко ответил он. Его голос казался далёким, едва пробивающимся сквозь пелену дурмана. — Ты сама пришла. Просила спрятать тебя от тирана-мужа. Разве не помнишь?
Я медленно покачала головой из стороны в сторону. Я помнила бал, лавочку в володарской оранжерее и то, что на ней произошло. Вспомнила, Риваана, который почти что объяснился в любви. В памяти всплывали обрывки из разговора с профессором Антгольцем, который оказался не совсем профессором. Да и не совсем человеком. Но как пришла к библиотекарю, так и не смогла вспомнить. К н и г о е д . н е т
— Нет, — заплетаясь, призналась я.
— О! Ты сказала, что ведьмолов, вернувшись из Отдела, обвинил тебя в убийствах и умышленном подрыве вокзала. Тебе чудом удалось сбежать от него. Примчалась в слезах. Пришлось тебя отпаивать чаем. Но, кажется, я слегка переборщил с лунникой… Что ж, не беда.
— Правда?
Я приподняла голову и оглядела себя. Домашний шелковый халат, изящные тапочки с опушкой. Рыжие волосы свисали непослушными прядями перед лицом. Надо же! Прокля́тый ведьмолов напугал до такой степени, что я бежала через весь город, забыв о правилах приличия! Интересно, сколько людей успело рассмотреть меня в таком неприглядном виде?
«Лада, нас собираются убить, а ты думаешь о том, насколько мы опозорились?» — едко отозвалась Мира. Даже одурманенная она не упустила возможности бросить шпильку. — «Это, конечно же, не голубой саван, но тоже подойдёт».
Я услышала со стороны свой голос. Осипший, дрожащий, он казался совершенно чужим, будто и не принадлежал мне вовсе.
— Вы же не убьёте нас?
Дядя Слав мягко улыбнулся. Трогательная, сочувственная нежность, промелькнувшая в посеревших чертах, отозвалась холодом, разлившемся в животе.
— Нет, — ответил он и негромко добавил: — Пока нет.
Шершавые пальцы легонько скользнули по моей щеке. В простом жесте было столько интимного, что я скривилась от отвращения.
Библиотекарь убрал руку и резко поднялся.
Пёстрые уродливые пятна, постепенно обретали очертания: каменные стены, исчерченные светящимися фиолетовыми значками, огромный грубо оттёсанный стол с кругами рун и магических символов. В нишах стен подрагивали оранжевые язычки толстых свечей. Рядом со столом стоял ещё один. В колбах противно булькала фиолетовая жидкость. Между склянок лежала кожаная маска с круглыми стёклами очков. Перепутанные между собой бесчисленные трубки соединяли её с одной из колб. Настольный артефакт расплескивая жёлтые мазки света по почерневшим от времени кирпичам.
Дядя Слав подошёл к столу. Я услышала тихий лязг металла, наблюдая, как стариковские руки с невероятной быстротой и плавностью раскладывают предметы. В полумраке мелькнул холодный отблеск скальпель.
К горлу подкатил мерзкий комок тошноты. Пальцы непроизвольно вцепились в верёвки в бессмысленной попытке разорвать их. Я шумно втянула воздух ноздрями.
Библиотекарь искоса бросил на меня взгляд и принялся закатывать рукава рубашки.
— Обычно я не люблю кровь, — произнёс он задумчиво и ласково провёл подушечкой большого пальца по кромке лезвия, определяя остроту. — Ненужная жестокость всегда вызывала у меня отвращение. Не в пример твоему мужу, которому доставляет удовольствие измываться над своими жертвами.
Потом повернулся, прислонился к столу спиной и бережно опустил скальпель на столешницу. Каждое движение отдавалось нарочитой медлительностью. Мерзавцу нравилось видеть ужас на моём лице.
Это разозлило меня едва ли не больше, чем собственная беспомощность.
— Если вы думаете, что лучшее Наагшура, то очень круто ошибаетесь, — зло прошипела я. — В отличие от него, у вас кишка тонка напада́ть на тех, кто сильнее. Да вы просто мерзкий двуличный трус. И мы оба прекрасно понимаем, что вы не сможете выстоять один на один с Ривааном. Ведьмолов — не шлюха в борделе, которую можно задушить. И не учёная девушка, которая ничего тяжелее учебника по прикладной артефакторике в руках не держала.