Екатерина Коути - Заговор призраков
Недаром же миссис Крэгмор учила, что натиск нечисти можно отразить при помощи ингредиентов, которые найдутся в кладовой у любой хозяйки, если только она рачительна и не дает прислуге спуска. Пора проверить ее слова на практике.
Для начала понадобится овечье сердце.
3
Ослиное молоко без сливок, две галеты и бараний бульон. Кошечка любит бараний бульон. Причмокивая, она будет сосать его из фарфоровой кружки со смешным длинным носиком. Вечером малютка капризничала, и сколько отец ни носил ее на руках, сколько ни гладил животик, легла спать вся в слезах. Значит, возвращаемся к облегченной диете.
Ничего эти англичане не понимают. Скармливают детям всякую дрянь – жирное, жареное, а поутру подойдут к колыбели, и там… У покойного короля Вильгельма и королевы Аделаиды во младенчестве умерли две дочки. Никто так и не понял почему. Да и не горевал никто. Бог дал – Бог взял, короток бывает детский век. Но он, Альберт, подозревал – все дело в еде.
Даже на фоне других здешних бедствий, как то нахальство простого люда и прожженный цинизм знати, английская кухня казалась ему той кознью, которую Сатана продумал с особой тщательностью. Тяжелая, как ком глины, сдоба, кровавые куски мяса…. Как можно этим питаться? А придворным все нипочем. И стоит ли удивляться их обжорству, если тон задавала сама королева? По приезде в Англию принц не раз наблюдал, как его невеста уписывает блюдо за блюдом, и удивлялся, что не слышен треск корсета.
Вообще, если задуматься, в ее тогдашнем поведении было много от животного. Не только в застольных манерах, но и в тех взглядах, которые она бросала на жениха. Взглядам этим недоставало целомудрия. Когда она, еще будучи девицей, осыпала поцелуями его чело и присаживалась к нему на колени, он едва сдерживал подступавшую тошноту, догадываясь, что мысли ее нечисты. А ведь он знал в точности, что бывает с женщинами, которые позволяют низменным инстинктам брать верх над добродетелью…
…блудниц прогоняют из дому…
…им не дают попрощаться с детьми…
Своим примером он приучил Викторию к умеренности во всем, подумал принц, поднимаясь по лестнице. Брак пошел ей на пользу. Она стала покладистее, степеннее. Танцулькам заполночь предпочитала совместное музицирование или чтение книг, укрепляющих моральные принципы. И, что важнее всего, по каждому поводу шла к мужу за советом. Шажок за шажком он отвоевывал себе место в политике, хотя и понимал, что его амбициям так и не суждено будет развернуться в полной мере. Его жена хоть и мала ростом, но отбрасывает длинную тень. И в этой тени надлежит ему прятаться до скончания дней.
Если, конечно, Господь, чьи пути неисповедимы, не укоротит ее жизнь…
Но сейчас принца одолевали другие заботы. Поначалу слуги пропускали его распоряжения мимо ушей, словно то был крик назойливого грача. Но со временем он сумел так поставить себя, что не только челядь, но и фрейлины встречали его подобострастными улыбками. И только няньки саботировали его приказы. За ними нужен глаз да глаз. Дай слабину, и напичкают детей бараниной до заворота кишок. И тогда…
Нет, не будет никакого «тогда». Это его дети, и они выживут.
Конечно, малышам полезнее всего материнское молоко, об этом который век твердят светила медицины. Он рассчитывал, что Виктория будет вскармливать сама – и Кошечку, и Малыша. Но старая Лецен, бывшая гувернантка королевы, все нашептывала ей, что негоже знатным дамам перебивать хлеб у кормилиц. Склонять Викторию долго не пришлось: она ненавидит беременность и сейчас, когда у нее опять налился живот, вздыхает и называет себя крольчихой. Кормить грудью она отказалась наотрез.
Что ж, слово короля давно уже не закон, но и с ним приходится считаться. Кошечке наняли кормилицу. А та, как выяснилось уже позже, тайком прикладывалась к бутылке. От ее молока у девочки начались колики. Вики плакала без умолку – ее пичкали микстурой с лауданумом. Она теряла в весе – ее закармливали жирными сливками.
Не было в жизни Альберта года страшнее. Он метался по Виндзору, не зная, молиться ли ему или снять со стены ружье и расстрелять Лецен и всю ее камарилью, прежде чем они уморят Вики. А жена лишь плечами пожимала. Лецен знает, что делает. Доктор Кларк знает, что делает. Сумасшедшая нянька Саути, что сидела у полыхающего камина в жару, тоже, очевидно, знает, что делает. У каждого из нас свои обязанности. Не мешай.
Но не тут-то было. Пускай англичане посмеиваются, что он, сентиментальный Vater, так носится со своими отпрысками, тогда как настоящий джентльмен только с картой отыщет дорогу в детскую. Ничего. Пусть зубоскалят. Это его дети. Его сын и его дочь. От них он никогда не отступится.
Скандалы принц-консорт ненавидел. Слишком часто и громко ссорились его родители, а он, карапуз трех лет от роду, рыдал до судорог, слушая, как они поносят друг друга. Еще в детстве Альберт усвоил, что нельзя кричать на свою жену. Это недостойно рыцаря. И всегда можно найти обходные пути.
Но смотреть, как угасает Вики! Слушать, как хнычет Малыш, отравленный молоком все той же пьяницы! Этого он не мог стерпеть. От его разгневанных криков дрожали стекла в часовне Святого Георгия. Без экивоков он обвинил королеву в том, что своим попустительством она убивает детей, и – о, чудо! – Виктория послушалась. (Страх, женщин пробирает только страх.) Лецен вернулась в Ганновер, нянек разогнали, а бразды правления в детской приняла фрейлина Сара Спенсер, леди Литтлтон. Ласковая старушка воспитала пятерых детей, а когда ей предложили позаботиться о принце и принцессе, даже прослезилась. Ей так хотелось услышать топот детских ножек!
И ему этого хотелось.
Перегнувшись через перила, он посвистел Эос, и борзая черной стрелой взлетела со второго этажа на третий. Но на верхней ступени замешкалась. Поскуливала, рассекала воздух хвостом, перебирала длинными ногами, но приблизиться не смела. Помнила, как утром хозяин отходил ее арапником – впервые за время их знакомства. И поделом глупой псине. Битый час заливалась в Зеленой гостиной, уставившись на окно, ничем не примечательное, за исключением разве что замызганного стекла. А если на охоте начнутся такие же фокусы? Она всех оленей распугает своим дурашливым лаем.
Помолчав для острастки, хозяин сменил гнев на милость и поманил собаку. Эос ринулась к нему, чуть не сбив с ног. Пританцовывала вокруг хозяина, ластилась. Улыбнувшись, Альберт потрепал ее по изящной голове. Верная Эос! Она сопровождала принца, когда тот прибыл на эти унылые, чуждые ему берега. Библиотекарь, лакей и борзая – вот и вся свита, которую Альберту позволено было привезти с собой из Кобурга.
