Лэйни Тейлор - Дни Крови и Звездного Света
Она прислонилась к стене, скрестив руки на груди.
— Чувства? — Азаил, прищурившись, посмотрел на нее. — Твои-то?
— У меня имеются кое-какие чувства, — возразила она. — Не какие-нибудь дурацкие, вроде угрызения совести. — Она бросила взгляд на Акиву. — Или любви.
Любовь.
То, что было скомкано и растоптано в Акиве
Слишком поздно. Он уже опоздал.
— То есть, ты говоришь, что не любишь меня? — спросил Азаил Лираз. — Потому что я-то тебя люблю. Кажется. — Он остановился в ожидании. — Ой. Нет, не важно. Это все страх.
— Не испытываю ни того, ни другого, — сказала Лираз.
Акива не знал, правда ли это; он сомневался, но, возможно, Лираз испытывала меньше страха, чем другие, или лучше остальных его скрывала. Даже будучи ребенком, была беспощадной, немедленно ввязывалась в драку и неважно, кто был ее соперником. Он знал ее и Азаила с тех самых пор, как помнил себя. Рожденные в один и тот же месяц в гареме императора, трое из них, чтобы получить клеймо Незаконнорожденных (легион ублюдков Иорама, племя, появившееся в результате ночных похождений императора), и взращенные, чтобы стать оружием в его царстве. И они не подвели, будучи верным и преданным орудием, они трое сражались бок о бок бесчисленное количество битв до тех пор, пока жизнь Акивы не изменилась, а их — осталась прежней.
И вот теперь его жизнь поменялась вновь.
Что же произошло и когда? Прошло всего несколько дней с тех событий в Марокко и того взгляда напоследок. Это невозможно. Что же случилось?
Акива был в оцепенении; он ощущал, как воздух окутывал его кожу. Казалось, звук голосов почти не долетал до него — он мог их слышать, но как бы издали, и у него возникло странное чувство, будто он как бы не присутствовал в настоящем времени. Выполняя ката, он сосредоточился только на себе, чтобы достигнуть сиритхары, оставаясь спокойным. Состояния, в котором светочи находились, будучи мечниками, но это было неправильное упражнение. Он был спокоен. Но так неестественно спокоен.
Азаил с Лираз странно смотрели на него. Они обменялись взглядами.
Он заставил себя заговорить.
— Я бы подал весточку, что вернулся, — сказал он, — но я знал, что вы уже в курсе.
— Я точно знал, — Азаил выглядел слегка виноватым.
Он знал все и обо всем, что произошло. С его легким характером и ленивой улыбкой, он производил впечатление того, кто не обладает честолюбием, а потому и не представляет угрозу. Люди легко шли с ним на контакт; он был шпионом от природы, приветливым и добродушным, который на самом деле обладал безмерной и исключительной изворотливостью и хитростью.
Лираз также не уступала ему в хитрости, однако, она как раз, в отличие от Азаила, вызывала чувство тревоги у людей. Обжигающе ледяная красота, в сочетании с испепеляющим взглядом. Свои белокурые волосы она заплетала в тугие косы, дюжиной рядов, которые всегда были заплетены настолько плотно, что ее братьям было больно даже при взгляде на них. Азаил любил подшучивать над ней, говоря, что она может использовать их в качестве платы за волшебство. Ее пальцы, беспокойно постукивающие по предплечьям, были так испещрены татуировками (черными метками, говорящими о количестве убитых ею), что на расстоянии казались совершенно черными.
Когда однажды ночью ради смеха и, возможно, слегка перебрав с выпивкой, кое-кто из их полка выбирал того, кого бы меньше всего хотел бы видеть своим врагом, все единогласно выбрали Лираз.
И вот они здесь, ближайшие сподвижники Акивы, его семья. Каких взглядов они придерживались? По причине своего странного чувства отстраненности, Акиве казалось, что это не его судьба, а судьба какого-то другого солдата подвешена на волоске. Что же они собирались делать?
Он лгал им, таил секреты годами, исчез без объяснений, а затем, на мосту в Праге, его выбор был сделан против них. Он никогда не забудет весь ужас того момента, когда, стоя между ними и Кару, должен был сделать выбор — независимо от того, что это был не выбор, а лишь иллюзия выбора. Он до сих пор не знал, как смогли бы они простить его.
«Скажи что-нибудь», — убеждал он себя.
Но что? Почему он все-таки вернулся назад сюда? Он не знал, что еще делать. Это были его люди, эти двое, даже после всего, что случилось.
— Я не знаю что сказать, — сказал он, — как заставить вас понять...
Лираз прервала его: — Я никогда не пойму того, что ты сделал, — ее голос был холоден, подобно удару, и в нем Акива услышал и домыслил то, чего она не сказала, но говорила прежде.
Любовник чудовища.
Это ударило по нервам.
— Нет, вы не могли, не так ли?
Он, возможно, лишь однажды почувствовал стыд за то, что любил Мадригал. Теперь ему было стыдно за свое тогдашнее малодушие. Любовь к ней была единственным чистым поступком, который он совершил в своей жизни.
— Поскольку вы не чувствовали любви? — спросил он. — Неприкасаемая Лираз. Это даже не жизнь. Быть только тем, чем ОН хочет, что бы мы были. Оловянными солдатиками.
Ее лицо стало недоверчивым, с ярко выраженной яростью.
— Вы хотите научить меня чувствовать, Князь Бастард? Спасибо, но нет. Я вижу, к чему это привело тебя.
Акива почувствовал, как от его гнева не осталось и следа; это была краткая вибрация жизни в оболочке, которая была всем, что от него осталось. Все, что она сказала, было правдой. Только посмотрите, что любовь с ним сделала. Его плечи поникли, мечи царапали землю. Но, когда его сестра схватила секиру и, встав в боевую стойку, прошипела:
— Нитилам, — он едва смог изобразить удивление.
Азаил достал свой двуручный меч, и бросил на Акиву такой же взгляд, каким был его голос — слегка извиняющийся.
А затем они напали на него.
Нитилам было противоположностью сиритхары. Целью нитилам было нанести увечье. Это беспощадная битва, целью которой было убить, вместо того, чтобы умереть самому. Нитилам было бесструктурным, грубым и жестоким состоянием, и это было тем, с чем к Акиве сейчас явились его брат с сестрой.
Он вскинул мечи, чтобы блокировать удар, и где бы раньше он не оказывался, растерянный и плывущий по течению, он был здесь и сейчас, и испытывал то же самое, а вокруг не было ничего, кроме скрежета стали о сталь. У него, наверное, тысячи раз случался тренировочный бой с Азаилом и Лираз, но то было другое. С первых же соприкосновений мечей, он чувствовал тяжесть их ударов — удары в полную силу, бьющие без промаха. Конечно, это нельзя было считать настоящим нападением. Или все-таки можно?
Азаил орудовал своим собственным большим мечом, который держал двумя руками. Так что, несмотря на то, что его ударам не хватало скорости и ловкости мечей Акивы, они несли внушительную мощь.
