Ута Гэллоп - Сердце льва
Всегда ваша,
Лунная Диана».У него закружилась голова. Волна слабости прокатилась по всему телу. До боли, до судороги он сжал записку в руке. «Я люблю тебя», — пробормотал он, не слыша собственных слов. Мери подняла голову и тревожно заглянула в его потемневшие глаза. «Что ты сказал, Лео?» — тихо спросила она. «Я люблю тебя», — словно в бреду, повторил он.
«Это правда?»
Он очнулся. Перед ним стояла Мери. «Иди ко мне», — сказал он и поднял ее на руки. «Нет, нет, Лео, пожалуйста, не делай этого!» — эхом отозвался в нем ее шепот-крик. Он опустил ее. «Да, нужно закрыть дверь», — холодно посмотрев на девушку, сказал он.
Когда он вернулся, Мери стояла в углу, вжавшись в стену. Он подошел и погладил ее по голове.
«Не бойся. Я люблю тебя. Мы всегда будем вместе. Ты мне веришь?»
«Да, но я… я не могу, Лео, понимаешь, я… Но ведь нельзя же так… просто… Ты ведь должен это понимать!»
«Ах да, ну конечно, — зло сказал он. — Я и забыл, что я почти священник. Почти! Никто не заставит меня быть им. Я не святой. Весь мой Бог не здесь, — он показал на сердце, — а вот где!» — Он постучал пальцем по лбу.
«А здесь, — он снова приложил руку к сердцу и замолчал. — Здесь у меня только… ты».
Нельзя сказать, что он не любил ее. Наверное, он любил ее. Он любил ее ровно семь дней.
Он был ее первым мужчиной.
На восьмой день, вечером, он отправился к своему университетскому приятелю, о котором, за всеми событиями, почти забыл. Как всегда, у них разгорелся спор на богословские темы. В этот раз они говорили об искуплении греха. Лео, ссылаясь на всевозможные источники от Библии до собственной диссертации, пытался доказать, что истинная вера и покаяние искупают любой человеческий грех, так как милосердие Бога безгранично. Он волновался, путался в цитатах и категориях и, в конце концов, далеко за полночь ушел, досадуя на самого себя.
Все эти семь дней он жил у Мери. Он открыл дверь ключом, который она дала ему, и вошел в дом. Мери спала. Чтобы не будить ее, он, не включая света, разделся и лег с краю. Но что-то не давало ему уснуть. В лицо ему светила полная луна. Он встал и задернул штору. Но сон снова не шел. И вдруг он понял причину — он не слышал дыхания Мери…
Врачи констатировали мгновенную смерть от спазма сосудов.
Лео чувствовал свою вину перед несчастной девушкой. И в то же время он не мог избавиться от ощущения, что все, происшедшее с ним этим летом, было дьявольским наваждением, которое не имеет отношения к нему — настоящему Лео Харту. Единственное, чего он не мог себе простить, — это слабости. Как посмел он отступить от своих принципов! Как посмел он предать свою единственную любовь! Как посмел он забыть — Бога?!
Но Мери, Мери…
Он понял, что этот грех ему придется искупать всю свою жизнь.
Закончив университет, он стал участвовать в делах церковной общины, в которой состоял и раньше. Вскоре ему начали доверять проповеди в церкви и лекции в университете. За три года он сумел заслужить отличную репутацию, на него возлагали большие надежды. Одинаково уверенно он чувствовал себя и за церковной, и за университетской кафедрой.
Поэтому лишь немногие поняли его неожиданное решение. Почему Вирджиния? Почему какой-то Уайтстоун? «Потому что там освободилось место», — коротко объяснял он непонимающим, после чего они и вовсе отказывались его понимать.
Он устал. Он снова не рассчитал своих сил. И не было покоя в его душе.
В Уайтстоуне, захолустном городке штата Вирджиния, молодой проповедник появился десять лет назад. Через пять лет он женился на девушке из уважаемой в городе семьи. Ее звали Кейт Блоссом, ей было двадцать лет, и она была его прихожанкой. Отец Кейт был протестантом, мать католичкой — ее предки переселились из Латинской Америки. От матери молодая жена проповедника унаследовала заводной темперамент, известное упрямство, смуглую кожу, темно-карие с поволокой глаза, ожерелье из аметистов и глиняную статуэтку Мадонны с Младенцем, перед которой она каждый вечер молилась, хотя и посещала протестантскую церковь.
«Ave, Maria, gracia plaena…»[1] — проходя мимо комнаты жены, слышал по вечерам проповедник Харт. Зайдя к себе, он тоже опускался на колени, начинал молиться и знал, что сейчас делает это только для того, чтобы заглушить в себе голос, произносивший слова католической молитвы. «Отче наш — Отче наш — Отче наш…» — помногу раз повторял он молитву. — «И прости нам долги наши!.. И не введи нас во искушение!..» — Молитва успокаивала его.
Детей в семье проповедника не было. Чего Кейт Блоссом не унаследовала от своей матери — так это ее плодовитости. Это обстоятельство угнетало обоих супругов. Поэтому, прожив четыре года с любимым мужем и не получив от него ребенка, — поскольку признал врач, причина была в ней, — и не вымолив ребенка у Девы Марии, несмотря на всю свою веру и терпение, однажды она заявила о своем решении ехать в Майами, где, как она слыхала, успешно лечат бесплодие. Отговаривать ее было бессмысленно. Лео Харту оставалось только молиться о том, чтобы все прошло хорошо.
Через неделю она улетела во Флориду. А еще через неделю Кэтрин Харт скоропостижно скончалась от острой сердечной недостаточности в своем гостиничном номере.
Проповедник Харт тяжело пережил смерть жены. Он долго болел, отказывался есть и принимать лекарства. Временами на него находило помешательство — он смеялся и с открытыми глазами бредил о каких-то яблоках и охотницах.
С тех пор прошло больше года. Умер пастор Греймс, и проповеднику Харту даже не предложили занять его место, зная, что здоровье не позволит ему справиться со всеми обязанностями. Он сильно сдал за это время и, хотя продолжал читать проповеди, делал это теперь намного реже.
В одно из воскресений сентября в церкви появился новый человек. Это была молодая женщина с младенцем на руках. Она была одета в темное платье несколько старомодного покроя и шляпку с черной вуалью, закрывавшей пол-лица. Раньше в городе ее никто не видел. Она села на переднюю скамью, и так просидела все богослужение, склонившись над ребенком. Брат Лео был последним из проповедников, выходивших на кафедру. Когда он закончил, ему передали записки от прихожан, собранные для последней общей молитвы. Взгляд проповедника Харта упал на записку, лежавшую сверху. «Брат Лео, — говорилось в ней, — помолитесь за душу грешника, отравившегося яблоком». Он вздрогнул, застонал и, теряя сознание, успел заметить, как сверкнули перламутровые пуговицы на платье поднявшейся с первого ряда незнакомой женщины.
Старая тетушка Дейзи хотела остаться и присмотреть за проповедником Хартом в эту ночь, но он, поблагодарив, отказался. Он сказал, что ему уже намного лучше, и что всю ночь он хочет посвятить молитве, поэтому должен остаться один.
