Шеррилин Кеньон - Непобедимый (ЛП)
Она посмотрела на него так, будто действительно могла убить.
— Это не снимает с тебя вины, мистер. Вы с Баббой снова ворветесь, вырубите меня уколом, и я снова лишусь работы? Ты знаешь, большинство работодателей неодобрительно смотрят, когда сыновья приводят с собой чудовищ, чтобы вынести их матерей на плечах, когда им положено работать.
— Но это было для твоего же блага.
— Как и порка, которую я тебе задам.
Ник упал на кровать, перекатился через нее и выбежал через дверь в коридор, где он надеялся найти безопасное место.
— Я слишком большой, чтобы меня пороли.
— Ладно, значит, будешь заперт дома, пока не повзрослеют твои внуки.
— Это навряд ли. Как я заведу внуков, если я буду сидеть дома?
— Вот именно, дитя демона. Ты никогда не выйдешь из дома. Никогда!
Дверь в конце коридора открылась, и из нее высунулся рассерженный Кириан. Он был одет в черные пижамные штаны без рубашки, и сердито смотрел на них. У него были растрепанные волосы и помятое лицо. Но самое главное, Ник бы убил за тело как у него. Черт, в школе бы никто не доставал его, если бы он был так сложен.
Кириан уставился на них обоих сердитым взглядом.
— Люди, мне, правда, надо поспать. Вы не могли бы пойти вниз и там орать друг на друга? Или лучше вообще во двор?
Его мама немедленно успокоилась.
— Простите, мистер Хантер. Мы не хотели вас беспокоить.
Кириан пробежал рукой по светлым волосам и от этого они встали дыбом. Ник мог бы рассмеяться, или подразнить его за это, но Кириан не был так привязан к нему, как его мама. Его босс вообще мог его убить.
— Без проблем. Теперь, если это остановит ссору и спасет Нику жизнь, пока он не рассчитается со мной, позвоните в «Убежище» на улице Урсулинок. Спросите Николетт Пелтье. Она владелица, и я уже поговорил о Вас с ней. Она сказала звонить в любое время, и что она будет более чем рада добавить Вас в платежную ведомость.
— Но…
Он поднял руку в повелительном жесте, который успокоил даже его маму. Вау, вот бы узнать эти темные штучки Джедаев. Сделай подобное Ник, и мама выпорола бы его. Сильно.
— Никаких «но». Позвоните ей. Уверяю Вас, Вам понравиться там работать, — и с этими словами он исчез в своей угольно-черной комнате и закрыл дверь.
Ник облегченно выдохнул. Видимо, он переживет это утро.
— О, даже и не думай, — на лицо мамы вернулось выражение злобной горгоны. — Мы с тобой еще не закончили. У тебя пять минут.
— Зачем?
— Не пререкайся и не спорь, если хочешь дожить до обеда. Иди бегом в душ. Сейчас же!
«Фас! Ату! Голос, Фидо, голос».
Он ненавидел, когда она разговаривала с ним, будто он был собакой, и существовал лишь для того, чтобы выполнять ее команды.
— Знаешь, Ма, я не умственно отсталый. Я тебя понимаю.
— Видимо нет, потому что через четыре минуты и тридцать секунд начнет играть твой похоронный марш.
Желая как ребенок показать ей язык, он вернулся в комнату и пошел в смежную ванную, где мог подчиниться приказу, и его не заперли бы дома дольше, чем положено.
Кстати, в этом случае она искала причину, чтобы наложить на него домашний арест.
Синдром пустого гнезда.
Она боялась, что он покинет дом, поэтому она крепко за него уцепилась. Ладно, наверное, это не так называлось, но ему нравилось такое определение.
Вздыхая, он снял одежду и пошел в душ.
Естественно, душ и переодевание заняли больше пяти минут. И когда он открыл дверь, которая вела назад в спальню, он нашел маму, сидящей на кровати, гневно смотрящую на него.
— Что? Я спешил.
— Конечно, — она встала с кровати. — Ты даже не побрился.
— Ты сказала мне поторопиться, поэтому я не стал искать бритву. Кроме того, у меня всего три волосинки. Не похоже, что, кроме тебя, кто-то способен их разглядеть, — он надеялся, что они отрастут подлиннее, и их станет больше, но пока…
Сейчас они были лишь слабенькими и раздражали. Еще одна причина маме ругать его.
Она издала раздраженный звук, который всегда напоминал ему закипающий чайник с паром.
— Пошли. Нам надо поймать трамвай.
— Куда мы идем?
— Ты слышал Мистера Хантера. Нам надо сходить в «Убежище».
— Он сказал позвонить.
Она закатила глаза, если бы он так сделал, она бы его немедленно наказала.
— Так не устраиваются на работу, Ник.
— Но…
— Иди!
Он не хотел ехать через весь город без причины. Зачем им вообще видеть ее, при устройстве на работу? Он лучше выколет себе глаза, чем будет сидеть там, скучать и смотреть, как мигают лампочки дневного освещения.
— Можно мне здесь остаться?
— Нет. Мы не принимаем подачек, и ты это знаешь, Мистер Хантер и так был достаточно мил, позволив нам остаться на ночь, но не нужно злоупотреблять гостеприимством.
— Но…
— Ник, делай, как я говорю.
Сжав зубы, он пошел к лестнице. Он, видимо, может исключить слово «но» из своего словаря, потому что «но» срабатывает, как ускоритель атомных частиц и оно взрывается.
Но как только он спустился вниз, его нос учуял что-то вкусненькое… Нечто пахнущее, как настоящий, сочный, восхитительный, от которого слюнки текут, бекон. Не те упаковки с кусочками бекона, которые мама спасала из автоматов по продаже всякой всячины и добавляла утром в его яичный порошок.
Вкуснотища!
Без задней мысли, он побрел на кухню.
Его мама ухватила за руку.
— Куда ты собрался?
— За едой. Я следую за своим носом, — и урчащим желудком.
— Нет, — зашептала она ему. — Какой момент из «не принимать подачек» ты упустил?
Тот, в котором говориться, что он не может есть.
Но он знал, что лучше не спорить, когда у нее такое выражение лица.
— Отлично, — он пошел к двери.
Роза вышла из-за угла и хмуро на них посмотрела.
— Ник? Миссис Готье? Вы не хотите позавтракать перед уходом?
Он посмотрел на маму, надеясь, что она изменит мнение.
— Спасибо, Роза, у нас назначена встреча.
Хмурые брови Розы сменила добрая улыбка. Она была красивой женщиной с черными волосами, которые она собирала в узел и карими глазами, она была одного роста с его мамой.
— Тогда давайте я вам упакую с собой.
Мама отпустила его руку.
— Нет, спасибо. Я не хочу навлечь на вас неприятности.
— Никаких неприятностей, — уверила ее Роза. — Я приготовила эту еду для вас. Я уже поела, а Мистер Кириан будет спать еще долгое время. Если вы не поедите, я это выкину.
Ник подарил маме свой самый молящий взгляд, приукрасив его дрожащей губой. Этот взгляд всегда давал ему многое, если только дело не касалось моральных для них двоих аспектов.
