Мария Сакрытина - Клятва (СИ)
все, кому не лень. У меня рука на такую козявку не поднималась, зато у десятилетки Ника
– очень даже. Я как-то и вступился, просто чтобы Нику в морду дать – а нефиг под нарами
крысятничать. Ну а Жак тогда, видно, решил, что мы с ним друзья, и носил мне мокрые
тряпки на лоб и перевязки. Заботился. И моё угрюмое бурчание его не спугнуло, так что
друзьями мы и впрямь, можно сказать, стали. Точнее, он за мной как хвостик бегал, ну а
вместе нас почти не трогали.
Теперь он мне жизнь спасал, и я был благодарен – впору Великой Матери молиться, что
наделила меня, хм, милосердием, которое потом сторицей вернулось. Правда, это не как
храмовники рассказывают в своих проповедях, ну да у нас, черни же всё не так.
Когда я смог стоять – но не настолько, чтобы не держаться за стены – хозяйка отрядила
меня дочкам в помощь для уборки. Остальных приютских на день-два обычно нанимали –
кого в конюшни, кого в трактир, кого к мастерам для чёрных работ. Детский труд тогда
стоил гроши, так что недостатка в нанимателях обычно не было. Но полуживого меня вряд
ли бы кто взял, так что хозяйка и предлагать не стала. Однако считала, что деньги лорда де
Тристад, которому принадлежал приют, мы все должны отрабатывать. Честно говоря,
уверен, отрабатывали мы с даже процентами, пусть и платили нам гроши. Хотя не думаю, что сиятельный лорд сильно на нас обогатился. Просто среди благородных модно было
тогда давать деньги на благотворительность. А уж если они что взамен получали – так это
не считалось.
Барак у нас был большой – по крайней мере, мне тогда казался большим. Дочки
хозяйкины, как обычно, скинули на меня основную работу – уборка у нас была
наказанием, так что скинуть её всегда было на кого. В тот раз, вот, мне не повезло.
Мытьё полов – ещё ничего, ползать я вполне мог. Колени, правда, до крови стёр – так и ну
их, не впервой. И руки окоченели, но их я старался беречь, знал уже, как с тряпкой
управиться, чтобы мозолей лишних не посадить. А то как потом работать больными
руками?
Но подметание двора стало подлинной пыткой – меня заносило вместе с метлой в
обнимку, как пьяного. И если на моей физиономии ещё осталось свободное от синяков
место, ручка метлы доделала то, что не успела ключница.
Под конец сволочная метла и вовсе улетела куда-то далеко, где я её и не видел – перед
глазами и так всё расплывалось. Но поплёлся-пополз поднимать – если всю работу не
сделаю, еды мне сегодня не видать, а если есть не буду, фиг поправлюсь.
Ручка метлы, наконец, ткнулась в руку, я её сжал – пальцы нещадно дрожали. И только
тогда различил сквозь шум в ушах недовольный голос:
- Охренел, идиот малолетний, ты куда лезешь?! Жить надоело?!
И тяжёлые копыта, которые я как-то умудрился не заметить, опустились в локте от меня.
Прижимая норовящую вырваться, жутко мешающую метлу, я отползал (жутко медленно) в
сторону, когда чья-то кожаная перчатка с богатой золотой вышивкой схватила меня за
подбородок.
- Это кто тебя так отделал? – поинтересовался тот же голос, а рука в перчатке потянула
вверх.
Метлу я снова выронил, но встал, покачиваясь. Больше всего было жаль, что снова
придётся эту мерзкую дуру-метлу ловить, а её ещё и найти в тумане надо…
- Что у тебя с глазами? – неожиданно поинтересовался голос, а перчатка принялась
ощупывать левую сторону моего лица.
Я глотнул морозного воздуха.
- Не знаю, м’лорд.
- И за что тебя так? – перчатка всё не отпускала, а я чувствовал, что ещё чуть-чуть и
грохнусь м’лорду прямо под ноги. Сапоги у него, наверное, дорогие, из кожи с бахромой –
как у принца с графом?
Он ждал, и я прохрипел, старательно выговаривая слова:
- Я плохо себя вёл, м’лорд, - лорды не любят, когда с ними общаются на языке черни, хотя
и ждут этого от нас.
Мой подбородок принялись вертеть, так что туман перед глазами заколебался, плывя то
туда, то сюда.
- Плохо, говоришь? И что же ты сделал? Вазу разбил? Хотя какие тут, бездна забери,
вазы…
Держась из последних сил, я пожал плечами. Не, нет у нас этих, ваз – кстати, что это? И
что он ко мне прицепился? Сейчас меня стошнит на его прекрасные сапоги, и будет мне
новая порка.
Рука, наконец, отпустила, и я, хватая ртом воздух, осел на плиты двора.
Мимо, цокая копытами, прошёл конь, у входа к нему кинулись уже стоящие наготове
хозяйкины дочки, стреляя во всадника-лорда глазками и треща, как сороки.
А я снова взялся за метлу. Солнце уже садилось, вот-вот вернутся остальные, а надо было
успеть домести этот громадный двор, да ещё в сарае убраться…
Меня позвали, когда я разделался, наконец, со двором и скромненько сидел в уголочке, баюкая метлу и пытаясь унять жуткий звон в ушах. Одна из дочек случайно наткнулась на
меня, заглянув за сарай, и влепила оплеуху – дескать, почему не отзывался?
- Но, м’лорд, - возражала хозяйка, когда меня втолкнули в её жарко-натопленную, мощно
пахнущую чесноком комнату, - не отдаём мы обычно семилеток, не знаю я даже…
- Да право же, почтенная, - отозвался обладатель богатой перчатки, и я его, наконец, рассмотрел.
Он был военным – за версту видно. Не таким, как солдаты городского ополчения – тех из
горожан набирают, – а лордом-военным. Все общаются с сиротами свысока, лордам
позволено так же разговаривать и с хозяйкой приюта, но обычно они пыжатся, чтобы ещё
больше возвыситься, ещё сильнее ткнуть нам на наше место. Этот не пыжился. Он явно
привык приказывать – причём всем подряд, даже равным. А ещё у него была эта… стать.
Собранный, ни одного лишнего движения. И не морщился он ни от запаха чеснока, ни от
вида меня или той же хозяйки с дочерьми. Ну и самое очевидное – его одежда. Дорогая, да, но простая – без блескучих штучек, без лишних красивостей, и неяркая.
Лорд тем временем поймал мой взгляд, вскинул брови, хмыкнул и достал из-под плаща
бархатный мешочек. В мешочке сладко звякнули деньги. И явно не медные.
- Право же, почтенная, - повторил он, подбрасывая мешочек на ладони и заставляя его
звенеть, пока мы дружно наблюдали. Хозяйка и дочки – с вожделением, я – с ужасом.
Диспозиция ясна была, как стёклышко: когда лорд сам является в приют и платит за
сироту золотом, ничего хорошего этого сироту не ждёт. Никакая благотворительность тут
и рядом не стояла, значит, почти наверняка мой труп завтра утром всплывёт где-нибудь в
