Александра Айви - Рождество у русла реки (ЛП)
Его умный разум не упустил тонкие проявления уютного гнездышка.
И он был недоволен.
— Что это? — прорычал он.
— Мой дом, — она обняла себя, остро осознавая, что он без пиджака и галстука. Его рубашка нараспашку, открывала четко очерченные мышцы груди, а его волосы были растрепаны, он никогда не выглядел более возмутительно мужественным. Дрожь потрясла ее тело, когда образ, ее облизывающую всю эту гладкую кожу цвета карамели, возник в ее голове.
Нет.
Она не должна фантазировать о раздражающей пуме. Она провела слишком много лет в таких фантазиях. Она заставила себя встретиться с его горящим взглядом.
— Я не помню, чтобы приглашала тебя.
Его рука были на бедрах, глаза отражали мерцание звезд.
— У тебя был дом.
— Нет, — покачала она головой, отказываясь быть запуганной. — Я была сотрудником, которому довелось жить под твоей крышей.
Он был шокирован ее словами.
— Фигня. Ты знаешь, что моя мать, считала тебя частью семьи.
Молли закатила глаза. Конечно, он попытается использовать свою мать, чтобы убедить ее. Не дай бог, он реально говорил, что может подумать о ней как о семье.
— Но я нет, — подчеркнула она, отворачиваясь и подходя к каминной полке, где она поставила фото своей матери и отца. Ее отец обнимал мать за плечи, они смотрели друг другу в глаза с явной любовью. Одиночество полоснуло по ее сердце. — Не по-настоящему. — С усилием, она повернулась к Гаррику, чтобы он понял. — Сегодня, когда ты и твоя мать зажжете вашу семейную свечу, на рождественском дереве, я буду одна. — Ее губы искривила грустная улыбка. — В следующем году, я хочу зажечь свечу с кем-то.
Он двинулся вперед, его присутствие, казалось, уменьшило и так небольшую комнату.
— Не делай этого Молли. Мы провели вместе пять лет.
— Через письма, — отрезала она, не обращая внимания на магию их почти ежедневной переписки. Она обнаружила настоящего Гаррика под маской Дипломата, но этого было не достаточно. Она хотела любовника из плоти и крови, который бы разделил с ней жизнь. Хорошее и плохое. Взлеты и падения. Того, кто бы держал ее ночью и был на ее стороне днем. — Когда ты был в тысяче миль отсюда.
Его взгляд смягчился, и он, протянув руку, погладил ее пальцем по щеке, его прикосновение было мучительно нежным.
— И все же, я никогда не чувствовал кого-либо ближе, за всю свою жизнь.
О, его слова…его взгляд…наслаждение окатило ее, ее кошка рвалась в сторону мужских прикосновений, которого она считала своей парой.
Это было логической стороной ее мыслей, однако сейчас, она была в запале. Умышленным движением, она отпихнула его руку.
— Дистанция была безопасной. Но как только ты приезжал домой, то обращался со мной как с незнакомкой. Ты ставил барьеры между нами.
Выражение его лица стало сдержанным.
— Не правда.
— Нет? — в ее голосе проскользнула сдерживаемая боль. — Сколько раз я ждала тебя у дверей, когда ты приезжал, только для того, чтобы ты отнесся ко мне с отстраненной вежливостью? Или как насчет того, когда я пригласила тебя днем провести со мной время наедине? Всякий раз, ты говорил мне, что у тебя слишком много работы и уходил. — Она тряхнула головой, чувствуя, как сильно нуждается в нем. — Это возможно заняло какое-то время, но я наконец-то получила намек.
Игнорируя ее предупреждающий взгляд, он в очередной раз провел пальцем по ее щеке, проводя по линии сжатой челюсти.
— Какое сообщение, Молли?
Ее кошка перебирала когтями под кожей, отчаянно желая достичь мужчины, которого хотела всеми фибрами своего существа.
— Я была достаточно хорошей, чтобы скрасить скуку, когда ты был далеко от дома, но, очевидно не я тот тип женщины, с которой бы тебе хотелось иметь интимные отношения, — она пожала плечами, делая вид, что это не она, таяла от легких прикосновений его пальцев. — Ладно. Я найду того, кто оценит это.
Глаза цвета меда потемнели до расплавленной лавы, и выражение его лица выразило дикую и голодную мощность его зверя.
— Любой мужчина, который прикоснется к тебе, Молли, — прорычал он. — Умрет.
И подчеркивая свои слова, он пнул дверь сапогом, закрывая ее.
5 Глава
Огонь, жар, безумие, которые охватили Гаррика, едва сдерживались. Может это, потому что, он думал о Молли слишком много лет. Или, черт, может потому что, он старался этого не делать. Какой бы ни была причина сильного желания, он не мог остановиться сейчас.
Когда он подошел к ней и обнял, то почувствовал, что готов поглотить ее. И, черт побери, всех, кто был бы настолько глуп, чтобы войти сейчас в комнату.
Ее голова откинулась назад, темные, бархатные глаза встретились с его глазами, Молли прошептала с болью в голосе.
— Почему ты это делаешь Гаррик? Это не справедливо.
— Я не забочусь о справедливости, — он чуть ли не рычал. — А ты?
Она не ответила на этот вопрос.
— У тебя был шанс, и ты его упустил.
Он наклонил голову и, поймал ее ротик, этот совершенный розовый ротик, о котором он мечтал, каждую чертову ночь, когда его голова касалась подушки, целовал ее со всем голодом, который хранил и избегал.
Когда он отстранился, ее глаза остекленели, и она задыхалась. Но все же, она смогла сказать:
— Ты потерял меня Гаррик.
— Нет, — сказал он, срываясь на рычание. — Никогда.
Он поцеловал ее снова, жадно и нетерпеливо, притянул ближе, пока ее грудь не прижалась к его, а его бедро оказалось зажато между ее ног. И когда услышал ее стон, почувствовал скольжение языка во рту и пальцы, скользящие в его волосах, Гаррик почувствовал как мысли мужчины и сердце его пумы столкнулись. Она была на вкус такая теплая и сладкая, и он знал, что может делать это, целовать ее жадно, посасывать ее нижнюю губу, чувствовать ее тугие соски, наслаждаться сладким жаром ее киски напротив его одетых в джинсы бедер, весь день и всю ночь, если бы она позволила.
Отчаявшись познать ощущение ее кожи под ладонями, он взялся за края рубашки и потащил ткань вверх, разорвав поцелуй на достаточное время, чтобы стянуть ее через голову. Затем, он кинул ее на пол и снова поцеловал Молли. Она застонала и заскребла ногтями по его спине.
Он скользнул обратно на дюйм.
— Знаешь, сколько раз я мечтал об этом, Молли? — проговорил он, в ее влажные губы.
— О, Гаррик, — прошептала она с мольбой в голосе.
— Сколько раз я ласкал себя, желая, чтобы это была ты. Твоя рука. Твой рот. — Он прикусил ее нижнюю губу. — Влажная киска.
Она выгнула спину и прижалась киской к его бедру.
— О, Боже, Гаррик. Пожалуйста.
— Ты трогала себя, Молли? — прошептал он в изгиб у ее ушка, нажал ей на спину, застонав, когда почувствовал, насколько она была мокрой, даже сквозь джинсы. — Ты хотела, чтобы это был я? Моя рука? Мои губы?