Сказки Вайоры. Милана (СИ) - Милашевич Мила
— Пошли, Мясо, — скомандовал этот безумный ангел.
Мы долго шли разными коридорами, а потом вошли в большую спальню. Часть кроватей пустовало, а на части лежали девушки. И не все они были похожи на землянок. Твое место, Мясо, — сообщил один из эльфов и указал на кровать. На ней лежал комплект одежды, а сам он повернулся к черноволосой девушке, которая лежала на животе на кровати и почти нежно спросил:
— Как твоя попа, Мясо?
— Пока чувствуется дискомфорт, господин Валиниэль
— Тебе надо больше сидеть, лёжа на животе анальной тренировки, не получится, иди сюда, — эльф сел на кровать черноволосой девушки и похлопал себе на колени. Девушка осторожно встала и села на колени к белобрысому мучителю, как думаешь, ты сможешь завтра полностью принять меня? — ласково спросил он.
— Я постараюсь, господин Валиниэль
— А меня сможешь полостью принять? — спросил второй эльф, погладив горло девушки.
— Да, господин Лиониэль, я уже избавилась от рвотного рефлекса, думаю завтра всё пройдет идеально.
Я молчала смотрела дикими глазами на эту сцену. Нет! Я не позволю тронуть меня этим ублюдкам!
Белобрысые твари вышли, а я начала одеваться.
— А где взять белье? — спросила я у девушки.
— Тут не носят белье, тело должно быть всегда доступно для тренировок, — равнодушно ответила девушка. Посмотрела штаны — шаровары из непрозрачной ткани, там, где сходились штанины, шов зашит не был. Господи, как же это не гигиенично! Поверх штанов надлежало намотать на талию широкий пояс. Рука потянулась за лифом, но я вспомнила, что его мне пока носить не рекомендовали. Как же хотелось прикрыться хоть чем-нибудь!
Я села на кровать. Надо удовлетворить информационный голод.
— Скажи, пожалуйста, где я нахожусь?
Она недоуменно посмотрела на меня. Её огромные, чуть вытянутые к вискам темные без белков глаза в упор рассматривали меня
— В торговом доме «Искушение».
Я вздохнула:
— Я уже это поняла, где именно находится этот торговый дом.
Девушка фыркнула:
— А....ты из отсталого мира? Про этот торговый дом знают во всех развитых мирах.
Ну спасибо, коллега по несчастью, а девушка продолжила:
— Торговый дом находится на торлеканской ступице, на этой ступице находится огромный невольничий рынок. Ступица живёт продажей рабов и все тут крутится вокруг торгов. Одежда, драгоценности, еда, роскошные предметы интерьера. Следующие торги через два с половиной месяца. В этом торговом доме, если не будут полностью уверены, что ты обучена, перенесут торги. Если не хочешь остаться тут еще почти на полгода, лучше не сопротивляйся, Валиниэль и Ланилиэль — ублюдки, каких свет не видывал, но ты всё равно пройдешь через их обучение. Лучше смириться. Лучше быть проданной через два месяца, чем ходить на эти ежедневные тренировки. Нас дорого продают, к простым работягам из космопорта мы не попадаем. Возможно жизнь с хозяином будет лучше, чем здесь, — она с ненавистью смотрела в сторону двери, куда минут пятнадцать назад вышли эльфы.
— На моей планете нет рабства! — глотая слезы прошептала я, — не могу поверить, что попала сюда! Ты не пробовала сбежать?
— Расстанься с иллюзиями. Чем быстрее,тем лучше, нас хорошо охраняют, а тех, кто сбежал всегда возвращают и им мало не покажется. Дилара дорожит репутацией, беглянку отдают на ночь солдатне, и если она не погибнет, то изувеченную выкидывают на улицу. Девушка, морщась, перевернулась на живот. И недоуменно спросила:
— Как нет рабства? Ты же подписала контракт рабыни. Твои родные получили за тебя хорошие деньги. Без лично подписанного девушкой контракта Дилара даже связываться не будет с такой девушкой.
— Я не подписывала контракта, — прошептала я.
— Ну, значит, кто-то вынудил тебя это сделать, — спокойно сообщила девушка, — ты не одна тут такая.
А перед глазами встала сцена, где Дэн торопит подписать меня договор. Нет! Не может быть! Я сглотнула. Аааааа! Как я во все это попала?!
Два дня меня не трогали, я ходила в общую столовую, кормили вкусно, но как я поняла, за калориями, следили. Каждый день доктор Жииарх обрабатывал мне грудь, болело все меньше и меньше, постепенно у своей соседки — Вилары я узнала, почему я понимаю язык, оказывается, мне подселили симбионта — аруменскую бактерию, она активно начала делиться, поэтому первый день нахождения тут у меня так сильно болела голова. Тренировки были не сказать что разнообразными, но наш день был занят. Каждый день были танцы, все они были разновидностью наших восточных танцев, в которых я совершенно ничего не понимала.
— Руки мягче, безголовая рабыня, — орал на меня преподаватель танцев господин Тулук, очень толстый мужчина расы икуби. Я не понимала, как он мог так грациозно двигаться в танце, он словно перетекал из одного движения в другое. Никогда не подумаешь, что это тучное тело способно на такое! Он стеком похлопывал по локтям, когда считал, что они слишком низко, или больно ударял по бедру, когда и забывала им в танце «ударить». Мне не как не удавались эти проходки. Ногу поднять, поставить на носок вперёд, чуть крутануть попой, и сделать резкий «удар» бедром, поставить ногу на пятку, перенести вес и так с другой ногой. Часто моя попа и руки были в тонких красных отметинах от стека. Были уроки физической подготовки, но направлены они были больше на гибкость. Девочки шептались, что некоторые виды очень пластичны от природы, и если тебя купит кто-нибудь такой, то тело могут и усовершенствовать.
— Да что они могут сделать? Позвоночник что ли вытащат, чтобы я могла гнуться назад?
— Скорее всего, нет, улучшение, Милана, будет на генном уровне, — флегматично заметила Вилара.
— Это как? Захлопала я глазами.
— Это встроят гены и ускорят их работу, например, если тебя купит гуманоид, у которого в предках были земноводные, то твою репродуктивную систему перестроят под откладывание яиц, ещё хозяин может немного улучшить твой внешний вид на свой вкус, например, если он будет считать, что тебе пойдет хвост или жабры на шее.
Я с ужасом смотрела на неё. Обязательно сбегу, если не отсюда, то от того, кто меня купит. Я и в мыслях не допускала, что кто-то будет моим хозяином.
— Какая разница, — устало сказала она, — какой ты будешь, если ты будешь жить в сытости и тепле, а если хозяин решит жениться или ты действительно принесешь приплод, то и твои родственники никогда не больше не будут знать нищеты.
— Это ты сейчас про себя?!
Вилара нехотя произнесла:
— Мы из очень бедной семьи развитого мира, у меня восемь братьев и три сестры. Отец погиб в игеневой шахте три года назад. Я была вынуждена пойти сюда. За меня матери дали двести тысяч. На эти деньги они переедут, смогут платить за хорошую еду и медицинскую помощь.
То есть она пожертвовала собой, своей привлекательностью чтобы помочь семье?!
— Не смотри на меня с таким ужасом, Милана, — Вилара позволила себе усмешку, — там, где я родилась и выросла, моя внешняя привлекательность послужила бы плохую службу. Богатые юноши максимум развлекались со мной пару дней, впрочем, на наши уровни богатые парни не спускаются. На нашем уровне меня бы похитили, изнасиловали, и убили бы, меня бы никогда не нашли, ведь утилизаторы стоят на всех уровнях и никому нет дела, что за мешок ты закинул в утилизатор. А так ...я хоть какую-то пользу принесу семьею, и лишнего рта не будет
Как ни странно мне понравились уроки госпожи Дилары. Эта эта женщина-кошка была очень хорошим рассказчиком. На ее уроках нам рассказывали и показывали объёмные фото и видео представителей развитых рас, их было не мало. Обычно рассказ был построен следующим образом: описание вида, слабые и сильные стороны, жизненный уклад, обычаи, основные ценности, религия (если есть), отношение к браку и детям.
Очень мне запомнились ииги. Ближе к рыбам, чем к земноводным, надеюсь, этот вид не любит невольничьи рынки. Сложно представить, зачем нужны дорогие, вышколенные шлюхи тем, кто откладывает икру? У кого вместо рук — плавники оканчивающиеся отросткам, только издалека напоминавшие пальцы. Раса обитает на трёх планетах, основной заработок на которых — все виды пляжного и водного отдыха. Религии нет, из сотен тысяч отложенных икринок обычно выживают всего две-три. Из-за перенаселения количество кладок женщин этого вида тщательно контролируется. За всю жизнь можно отложить всего три кладки. Впрочем, живут они не долго — всего сорок-сорок пять лет.
