Дом для Пенси (СИ) - Лерой Анна "Hisuiiro"

— Не просто шанс, я почти уверен в твоем успехе, девочка, — трактирщик усмехается, щурясь, и выпускает полдюжины клубов дыма, белых, как весенние парные облака.

Уверенность пана Лежича внезапно передается Пенси. Она чувствует, как внутри нее зарождается маленькое, но такое важное для этих проклятых снежных темных земель солнышко. С ним этот поход возможен, с этим теплом она точно не заплутает в Черном лесу и вынесет дивное дерево к людям.

1-3

Нужное место Пенси находит очень быстро, будто сама дивность тянет ее скорее прийти и найти ветви видерса. Она могла не заметить скрытую пышными и заснеженными деревьями расщелину, не увидеть наполовину заметенный межевой столб или не обнаружить остатки древних развалин, замаскированных буреломом и наледью. Но внутреннее чутье проводит ее по заваленной камнями и ветками тропе так быстро и легко, что Пенси, сама того не желая, настораживается.

Руины прячутся за высоким снежным забором — кое-где сквозь толщу льда проглядывают темные камни. Пенси оставляет большую часть поклажи с саней за пределами руин, тихо пробирается к одному из видимых проемов, узкому, но все же не до конца скрытому льдом. Наверное, здесь когда-то были широкие ворота, только с тех времен прошли сотни и сотни лет. Да и кто мог жить здесь? Не дивности же с хвостами и копытами! Хотя есть же в россказнях охотников страшные байки об умных и хитрых человекоподобных чудовищах. Их даже прозвали руинниками, поскольку те, кто выживал после встречи, видели их рядом с остатками поселений, разбросанных в Черных лесах.

Об этих дивностях рассказывают довольно страшные сказки, хотя от родителей и других знакомых охотников Пенси ни разу не слышала о встрече с ними. Но о том, что эти самые загадочные существа всё-таки когда-то существовали, осталось немало свидетельств — руин, рисунков, пещер и, конечно же, загадочных вещиц, которые можно было найти в этих местах.

Очень любят в трактирах таинственным шепотом поведать, что в самой густой чаще Черного леса до сих пор живут те, кто людьми-то и не являются, — они появились и сгинули еще до людей. Пенси обычно фыркает и уходит, не дослушивая историю. Ведь даже если руинники и живут там, то вряд ли им стоит выходить из чащи. Люди — достаточно простой народ. Всё, что появляется из Черной чащи, — лишь добыча для охотников за дивностями. Даже эти здания, на которые она сейчас любуется, за пределами леса останутся только смытым воспоминанием, а не реально существующим местом. Так что руинников она не боится, а вот стража высматривает с самого первого мгновения.

Пенси короткими перебежками просачивается мимо стоящих в руинах домов. Чем ближе она подбирается к центру поселения, тем целее здания и холоднее воздух. Когда дорожка, по которой она идет, закачивается, вливаясь, как и десяток других, в круглую площадь, Пенси на пару мгновений замирает, а ее сердце пропускает удар.

Дерево видерс прекрасно, с этим невозможно поспорить. Но еще удивительнее его делает окружение: белая вымороженная площадь, темный полированный камень древних зданий, провал узкого рва, который окольцовывает центр площади. Через эту искусственную пропасть перекинуты легкие тонкие мосты. Будто вечные они замерли, соединяя площадь с островом. А в центре всего этого: широкие длинные ветви теплого солнечного цвета пронизывают остатки величественного высокого здания. Неизвестно, как и из чего строили эти руины, через которые пророс видерс, но узкий силуэт здания невероятно изящен и тонок. Когда-то высокие окна, по всей видимости, были затянуты стеклом, может даже разноцветным, искрящимся, и под этим чарующим светом внутри росло чудесное дерево. Но с тех пор оно так увеличилось в размерах, что разрушило свое вместилище и показалось этому месту во всей своей красе. И как только никто еще не обнаружил подобное чудо?

Пенси не может оторвать взгляда от этой картины. Ей даже кажется, что дивность зовет ее: низко вибрирует, протяжно гудит и разрешает приблизиться. Видерс не против поделиться с ней своей чудесной силой, отдать полдюжины или чуть больше крепких веточек. Ведь не так и часто появляются в этой чаще охотники за дивностями, и еще реже они уходят отсюда, унося с собой тонкие ветви.

— Я заберу это сокровище, обязательно, — шепчет себе под нос Пенси. И та уверенность, которую когда-то передал ей пан Лежич, снова вспыхивает внутри нее.

Шаг за шагом Пенси осторожно ступает по выбеленному морозом камню, сани ровно катятся след в след. Она напряжена, потому что внимательно следит за местами, откуда ей может грозить опасность. Воздух на площади еще холоднее и пронзительнее. Он будто сотнями ледяных иголочек обжигает горло и нос — нужно стараться вдыхать осторожно и медленно. Ощущение опасности появляется не сразу. Обычно Пенси точно знает, куда не следует ступать и в какой стороне ждет спасение от угроз. Возможно, это еще один ее талант, просто не такой выраженный, как ощущение времени. Но сейчас это чувство спутано. Справа? Или слева? От здания в центре или все же извне? Откуда бы ни пришел страж, ей нужно быть готовой отступать.

Пенси добирается до провала и ближайшего мостика. Позволяет себе быстрый взгляд в пропасть: ров имеет внушительную глубину, даже снег на его дне, кажется, не белеет. А внизу, несомненно, есть сугробы. Вон сколько белых хлопьев тащит по мерзлой площади поднявшийся ветер. Смотреть на зарождающийся снежный ураган, стоя на хрупком мосту, опасно, так что Пенси быстро перебирается на другую сторону. И в том, что происходит дальше, винить некого, только себя — за невнимательность.

Первым тревожным звоночком становится отсутствие ветра на другой стороне, хотя не такой уж и длинный мост — всего с десяток шагов. Чувство опасности накатывает волнами — и Пенси вертится на месте, пытаясь увидеть врага, обнаружить чудовищную фигуру среди снежных смерчей.

«Снежные смерчи?!» — эта мысль, вычлененная из сонма образов, неожиданно всё проясняет. Она слышала, что иногда снеголюбы не просто собираются в стаи, чье предназначение — охрана территории, а превращаются в смертоносные рои, лакомые до чужого тепла. Распушенные снежинки становятся острыми льдинками, а их скопления напоминают невесомые, бесшумные и смертоносные смерчи, вымораживающие всё вокруг себя в считаные мгновенья.

Внутри Пенси всё замирает так же, как замерзает воздух вокруг нее. Потому что снег это иногда не просто снег, а мириады кристаллических ледяных дивностей, которые очень любят тепло. Наверное, успей она попасть под сень ветвей видерса, то пережила бы это нашествие, но рою хватает считаных мгновений, чтобы стать из едва видимого потока белым сумасшествием, охватившим Пенси в свой кокон. Холод сковывает и лишает возможности дышать и думать. Не пройдя и шага, она падает, уже ничего не чувствуя. Поэтому чужая рука, до боли сжавшая ее предплечье и тянущая за собой, кажется ей всего лишь выдумкой.

* * *

Горячее тепло вспыхивает у ее губ, проникает в рот, отогревает замерзшее горло и спускается в грудь. Оно, будто солнечный шар, взрывается и немедленно расходится во все стороны. Пенси сразу чувствует, как начинает нещадно колоть ноги и руки, как краснеют нос и уши под шапкой, как на замерзших ресницах образуются капельки влаги. Этот вдох на вкус как фруктовый горячий сок, как вино со специями или молоко с медом в пахучей деревянной кружке. Она пытается продлить ощущение тепла, смакует, тянет его, но задерживать дыхание дольше уже невозможно. Пенси выдыхает и втягивает воздух всей грудью. Новый вдох лишь слегка теплый, а следующий и того холодней. Но самый первый и самый горячий сделал то, что нужно. Восстановил в Пенси жизнь.

Она с трудом шевелится, стягивает с руки толстую перчатку и теплыми пальцами касается покрытого коркой льда лица. Подтаявшая наледь легко снимается ногтями. Ей остается только смахнуть капельки воды с ресниц и моргнуть, восстанавливая зрение.

Вокруг темно. Даже ее глаза могут различить лишь силуэты. По ощущениям она сидит на неожиданно теплой и влажной земле, а над головой плотно белеет узкий прямоугольник света. Пенси зачарованно тянется вверх рукой: сначала садится, потом приподнимается на колени, с трудом встает на ноги и поднимает руку. Чем ближе белое марево, тем холоднее кончикам пальцев. Интересно, если удастся коснуться его, как быстро она престанет чувствовать что-либо?