Цветок эдельвейса или под сенью львиной лапы (СИ) - Пономарь Ольха

Вот тут-то мой шаткий план рухнул полностью. Я одна в большом незнакомом городе, уже смеркается, и идти мне некуда.

Глава 3

Пока я растерянно думала, как мне поступить дальше, женщина сделала шаг в сторону и жестом пригласила меня в дом:

— Прошу вас выпить чашечку чая, в вашем возрасте нельзя долго находиться на улице в такую холодную погоду.

Добрая душа подхватила мой чемоданчик и меня под локоть, я не стала противится и зашла вместе с нею на небольшую кухню. Там же находился немолодой грузный мужчина, с очень густыми бровями и почти лысой головой, приветствовавший меня вставанием, а я же его наклоном головы.

— Это мой знакомый, Войрен. Зашёл отдать долг, — представила она его.

Женщина подошла к нему и вполголоса рассказала о постигнувшей меня неудаче. Мужчина воскликнул:

— Как вам не повезло, вы верно хотели квартироваться у господина Фидена?

Я, взяв в озябшие руки кружку с чаем, утвердительно кивнула ему.

— Что ж, я могу вам помочь, мой деверь сдаёт комнату в западной части города, возле рынка. Не думаю, что он откажет вам в приюте, особенно, если вы сможете заплатить за полгода вперёд.

Он пытливо смотрел мне в глаза, ожидая моего ответа.

Помедлив, я вновь кивнула, если совершить визит в банк, то я смогу оплатить жильё и на полгода и на год, вот только я не уверена, что столько проживу здесь или вообще на этом свете.

Войрен улыбнулся и пообещал тут же после чаепития сопроводить меня до места, особенно, если я готова оплатить экипаж. Я кивнула в третий раз.

Бодрящий напиток согревал изнутри и вскоре я жестами поблагодарила хозяйку за гостеприимство и, взяв своё пальто, пошла на выход, Войрен галантно нёс дорожную сумку и приоткрыл мне дверь, я благодарно ему улыбнулась. Все-таки в старости есть свои преимущества, например, мужчины вежливы просто так, без далеко идущих планов на моё тело и душу.

На улице Войрен залихватски свистнул и к нам подкатил общественный экипаж, я с тоской вспомнила "Стрижей", непрофессионализм возницы бросался в глаза: разного роста лошади, одна из которых, похоже только из под сохи. Не чищенные копыта, отсутствовала дверь в карете, а окно было затянуто мутной пленкой. Сам возница скорее напоминал разбойника — засаленные штаны, рубашка в пятнах, странного покроя куртка. Он щербато улыбнулся и проговорил-просвистел:

— Фсадитефсь, докассю сс ветерком!

Поскольку я колебалась, Войрен сам принял решение, закинул мою сумку внутрь и подал мне руку — помочь подняться по одной сохранившийся ступеньке.

Что ж, надеюсь ехать нам недалёко. Войрен устроился на скамейке напротив и стукнул по стенке, отделяющей его от кучера. Хотя мог просто крикнуть ему, из-за отсутствующей двери мне были слышны все команды кучера и его угрозы «этим животинам, которым под нож пора, а я по доброте душевной им на сено зарабатываю».

Войрен задумался и практически не развлекал меня разговорами, я же по понятной причине не вымолвила ни слова.

Так и ехали в тишине и в стремительно наступающих сумерках. Одна из лошадей хромала, скорее всего потеряла подкову, что не могло не сказаться на её беге, но время шло, а мы все продолжали движение.

Я достала блокнот и написала:

"Пожалуйста, скажите, как долго нам ехать?"

Войрен поморщился по прочтении и сказал:

— Осталось совсем недолго и вы сможете отдохнуть.

Я удовлетворилась этим ответом, хотя гуляющий внутри сквозняк заставил меня озябнуть вконец. Только помассировала плечи, разгоняя кровь, чтобы согреться.

По моим подсчётам ехали мы не меньше получаса, когда Войрен воскликнул:

— Посмотрите, вот дом моего деверя!

И ткнул пальцем куда-то в сторону сквозящего проёма, я подалась вперёд, чтобы рассмотреть что-либо в темноте, когда сильная боль пронзила голову.

Очнулась я от того, что что-то щекотало мне щеку, попробовала подвигать рукой, получалось плохо, так как я лежала на животе и придавила собой обе руки. С трудом освободила правую руку и дотронулась до лица, стёрла что-то липкое. Вокруг по-прежнему было темно, и практически ничего не слышно: никаких шагов припозднившихся прохожих, никаких голосов полуночных гуляк, звука копыт наёмных экипажей или звона металлической оковки подошвы сапог стражников, ни-че-го. Я напрягла глаза, но и зрение не давало мне никакой информации, а попытавшись встать, я замычала от пронзившей голову боли, схватилась за затылок. Похоже, что этот Войрен просто напросто ограбил меня и бросил умирать на пустыре. Под собой я нащупала ветки, сухие листья и траву. Похоже на лес, но пока не рассветет, точнее я не смогу сказать.

Встав в полный рост, я сделала шаг в темноту и тут же об этом пожалела: земля ушла из под ног и я кубарём покатилась в неизвестность, вновь стукнулась многострадальной головой и потеряла сознание, на этот раз надолго.

Второй раз я очнулась в незнакомом доме, я лежала на узкой кровати и могла видеть только маленькое окошко, небольшую печурку и стол с двумя стульями. Под потолком прямо над окошком связками висели пучки трав и шкурки животных.

Нещадно болела голова и пересохло горло, очень сильно хотелось пить, но никаких напитков в зоне доступа не было. А вот на столе стоял накрытый кувшин, чтобы там ни было, мне очень захотелось это попробовать. Я с трудом села, пережидая лёгкое головокружение, и свесила свои тощие ноги с кровати. Я была одета в длинную рубашку и больше ничего. Первая попытка подняться провалилась ещё до выполнения, ноги просто отказывались брать на себя нагрузку в виде моего сухонького тела. Вторая попытка была удачнее, я встала, держась за постель, мир вокруг перестал кружиться и я сделала шаг, но, видимо, не рассчитала силы и в следующее мгновение мне пришлось присесть, чтобы не свалиться неопрятным кулём. Так бы я и сидела, вожделенно сверля взглядом кувшин, с непонятным содержимым, если бы не открылась дверь и в проёме не показалась странная фигура. Старуха, одетая в платье из наполовину из кожи, а наполовину из ткани, в руках у неё была охапка дров и большой нож.

Она посмотрела на меня и, отвернувшись к печурке, пробурчала, подкидывая туда дрова:

— И чего не лежалось? Лечишь их, лечишь, а они себе только худо делают. Что за страсть к геройству?

Я жестами попыталась показать, что хочу пить, но старуха не глядела на меня. Она кряхтя поднялась с колен, стряхнула труху с юбки и подошла к столу, там она демонстративно открыла кувшин и налила в неизвестно откуда взявшийся стакан, воды. Обыкновенной чистой и наверняка вкусной прохладной воды.

Я облизнула распухшим языком сухие губы, а старуха, усмехнувшись, подошла ко мне и помогла напиться. Вода текла по лицу, шее, груди, а я все не могла оторваться. Пока не выпила все предложенное.

— Пей, после таких травм жажда неизбежна, чтобы кровушку восстановить — нужна вода. Ты кто такая будешь?

Я замычала и показала руками, и мимикой, что нема.

— Так ты молчунья, — засмеялась, будто закаркала старуха, — что ж, мы уживёмся, я люблю тишину дома. Ложись обратно, сон целебнее любых отваров.

И она помогла мне лечь в кровать, а через минуту я забылась сном.

… я шла по зеленому лабиринту в саду замка, солнце ярко освещало упругие листочки живой изгороди, радующей взор своей любовью к жизни, но совершенно неухоженной. За одним из поворотов нашелся прелестный пятачок для отдыха. Мраморная фигура склонённой над гладью бассейна фонтана нимфы позеленела от времени, а массивная каменная скамейка была усыпана сухими листиками. Все кричало о том, что ещё не так давно здесь было величие и сила. Из этого места расходились в разные стороны дорожки, похоже, что это был центр лабиринта. Я подошла к воде и взглянула внутрь чаши и от неожиданности вздрогнула: тёмное дно сработало как зеркало, которое показало мне меня, молодую и красивую. Густые светлые волосы кудрями лежат на плечах, аккуратный носик и синие глаза, опушённые длинными и тёмными ресницами, чуть пухловатые губы и нежный подбородок. Это я, правда, старше, чем я себя помню. Тогда в шестнадцать детская пухлость щёк и наивность во взгляде мешали назвать меня взрослой, теперь же передо мной была молодая девушка. Я взглянула на руки, никакой отвисшей морщинистой кожи, гладкое, упругое тело и аккуратные розовые ногти.