Небо внизу (СИ) - Стешенко Юлия

— Мери. Дай зеркало. Мне нужно посмотреть на себя еще раз — думаю, все не так плохо, как показалось, — Тео старалась говорить твердо и уверенно, хотя на самом деле никакой уверенности не ощущала. Но тело само вспомнило, что нужно делать: плечи развернулись, подбородок задрался, в голосе зазвенели стальные нотки. Тео могла не ощущать уверенность — но она знала, как выглядеть уверенной.

И Мери поверила. Тяжко вздохнув, она снова подняла зеркало. До боли сжав зубы, Тео посмотрела в него — и встретила испуганный взгляд серо-зеленых глаз.

У Тео были карие.

Прямой тонкий нос.

Тео всегда ненавидела свой нос картошкой. Даже хотела сделать пластику, но побоялась.

Рот. Другой. Подбородок. Другой. Брови. Другие. Тео разглядывала отражение так пристально, словно играла в «Найди десять отличий». Вот только этих отличий было намного больше десяти. Или меньше. Если считать за отличие всю Тео. Целиком. Потому что в зеркале был другой человек.

Эта девушка была футов на сорок легче и лет на пятнадцать моложе. А может, ей просто не доводилось ночевать в кабинете, заваленном горами бумаг, а потом, торопливо умывшись в служебном туалете, идти на совещание — и биться лбом в стену, доказывая очевидные до нелепости вещи.

Но Тео справлялась. Она справлялась всегда — и со всем. Справится и сейчас.

Медленно, осторожно, Тео подняла руку и погладила себя по щеке. Девушка в зеркале сделал то же самое. Нахмурилась. И девушка тоже нахмурилась. Улыбнулась. Девушка растянула губы в гримасе, больше похожей на плач, чем на улыбку.

— Все. Убери. Спасибо, Мери.

Тео откинулась на подушки и прикрыла глаза. Реальность погасла, утонув в черноте, и осталось только безумное, неостановимое вращение. Мир кружился, а вместе с ним кружилась и Тео, и в голову лезли кадры давно забытого кино. Подбитый вертолет падает, оставляя за собой шлейф из дыма и пламени, и горящая кабина вращается в противоположную от винта сторону. Вращается… Вращается… Вращается…

— Может, вам водички попить? Кисленькая, холодненькая… Попейте, лучше станет.

Открыв глаза, Тео увидела перед собой стакан, в котором плавал золотистый кружок лимона.

— Благодарю.

Она прижалась губами к стеклу, глотая прохладную кисловатую воду. Безумное ощущение вращения действительно отступило — как будто неопровержимая реальность воды привязывала Теодору к этому миру, фиксировала в нем, словно гвозди — сползающий ковер.

Наверное, она все-таки сумасшедшая. Или это все из-за комы. Может быть, все, кто впадают в кому, видят бесконечные красочные сны — а потом не могут отличить их от реальности.

Но последнее, что нужно Теодоре — чтобы ее считали чокнутой. И Тео, прикрыв глаза, медленно вдохнула пропитанный лавандой и нафталином воздух.

— Вот видишь: все в порядке. Больше никаких слез, — она улыбнулась Мери самой безмятежной улыбкой, которую смогла изобразить. — Я очень похудела, но ты совершенно права: мне нужно поправляться. Поэтому давай сюда бульон и гренки.

— Вот это правильно! Вот так вот и надо! — обрадованная Мери тут же опустилась на кровать, протягивая Теодоре фарфоровую пиалу с бульоном. — Вы, госпожа, ничего не делайте, только ротик свой открывайте. А я вас покормлю.

— Я могу сама…

— Конечно, можете. Никто ж и не спорит. Только не в этот раз, — Мери протянула ей ложку, в которой плавал золотистый кружок растаявшего жира. — Сегодня так покушаете, а как сил наберетесь — тогда уж сами. Ну-ка, глотайте бульон, глотайте… Вот так, молодец! А теперь еще ложечку, с курочкой…

Послушно пережевывая недосоленное сухое мясо, Тео дождалась паузы в бесконечной болтовне служанки.

— Мери, я хотела тебя спросить…

— Да, госпожа? — на секунду оторвалась от разделывания курицы служанка.

— Я долго болела?

— А вы что же, не помните?! — у Мери от изумления округлились глаза.

— Да я как-то… Кое-что помню, кое-что — нет. Мысли путаются — от слабости, наверное.

— Конечно, от нее! Вы бульончик кушайте — и быстренько поправитесь! А что помните-то? — в глазах у Мери плескалось откровенное детское любопытство.

— Ну… Бабушку помню. Она приходила ко мне, — катнула пробный шар Тео. Мери тут же одобрительно закивала головой. — Кузена помню. Доктора. Тебя — ты так мне помогала, спасибо тебе Мери.

— Ой, да что там такого особенного! — зарделась счастливая Мери. — Я же завсегда! Как же не помочь, когда беда такая! Вы ведь как в горячке слегли, так все — мы думали, уже не встанете. Все время то бредили, то с духами говорили, а иногда и совсем не разберешь, что вы бормочите. Поначалу госпожа Альбертина доктора Норберта звала — помните его? — Мери сделала паузу, и Тео, поколебавшись, кивнула, но служанке ответа, в общем-то, и не требовалось. — Да что толку с этого Норберта! Только счета за визиты выписывал, а сам руками разводил — не знаю, не понимаю… Вот доктор Робен — другое дело! Он, как только в комнату заглянул, так сразу и понял, что к чему. Это у вас, говорит, барышня, пока бредила, с духами спуталась — да там и застряла. Если бы раньше позвали — нормально все было бы, а теперь далеко ушла, не дозваться. А вы к тому времени совсем как мертвая лежали, только дышали — слабо-слабо так, только если ухо к груди прижать, тогда слышно. Ну, доктор Робен и взялся за дело. Свечи расставил, фигуры на полу нарисовал, нас из комнаты выгнал — и как начала вас обратно тянуть! Всю ночь звал. Мы уже совсем отчаялись. Вы меня, госпожа, извините, но лежали вы, словно мертвая. А потом — раз! — и глаза открыли! Я как раз в коридоре пыль вытирала, а доктор дверь неплотно прикрыл, ну и… — сообразив, что сболтнула лишнего, Мери покраснела и яростно заработала ложкой, закручивая кусочку курицы и морковки в спираль. — В общем, случайно я увидела. Вы, значит, в кровати вдруг сели, руки вскинула — как будто закрываетесь от чего-то. И страшно так закричали. А потом опять на подушки упали. У меня от страха чуть сердце не встало! — Мери для убедительности приложила руку к своей обильной груди. — Но доктор сразу же вышел и велел госпоже Альбертине доложиться: так мол и так. Душа госпожи Теодоры вернулась в тело, дальше вопрос времени. Так что кушайте теперь, поправляйтесь. Мысли сами собой на место встанут, а вот тело — оно без еды никак. Скушайте еще курочки, госпожа Теодора…

Тео послушно открыла рот, принимая еще кусок недосоленной грудки. То, что она сейчас услышала, звучало как полный бред. Но… если выбросить из рассказа всю суеверную чушь, то получается вполне убедительная картина. Она тяжело заболела, много дней пролежала в горячке, а сейчас кризис миновал, и Тео очнулась. Вот только клетки мозга не выдержали длительного поджаривания на огне лихорадки, и она теперь… сумасшедшая? Тео не хотела об этом думать, мысли выворачивались, разбегались и прятались, как испуганные мыши. Но выбора не было. Тео должна была взглянуть в глаза правде.

Да, она сумасшедшая. В одном мире или в другом, временно или постоянно — но Тео сошла с ума. Поэтому надо вести себя очень осторожно. Если все эти люди реальны, они охотно помогут измученной тяжкой болезнью родственнице. Но будут ли они помогать галлюцинирующей психопатке? Или отправят ее в местную психбольницу? Тео не знала — и не собиралась проверять.

А поэтому единственно возможная линия поведения была очевидна. Нужно было изо всех сил изображать нормальность. Если повезет, травмированный мозг Теодоры придет в норму, и тогда одна из реальностей исчезнет. А если нет… Тогда Теодора приспособится. Она умеет приспосабливаться. Безумие, конечно, ужасно — но не хуже работы в CFG. Теодора справится.

Глава 4

В зеркале была девушка. Невысокая, тощая до прозрачности, она переступала по холодному полу тоненькими как спички ногами. Тео наблюдала за этой девушкой с неестественным отстраненным любопытством: вот она поднимает руку, вот поворачивает голову.

— Вот так, госпожа, вот так. А теперь шагайте в подъюбник, — Мери опустилась на колени, раскрывая широкий купол сливочно-белой ткани. Тео послушно ступила в распахнутую, словно голодный рот, юбку. Движение получилось удивительно точным и почему-то привычным. Как будто она тысячи раз одевалась таким вот причудливым способом.