Окрыляющая (СИ) - Никитина Анастасия
— Я — Леона Борже, управляющего вашего батюшки дочка, — с достоинством поклонилась женщина. — Сейчас вот за служанками надзираю. Надзирала…
— Почему в прошедшем времени?
— Так меня Марыська два часа назад уволила, — с заметным удовольствием ответила Леона. — За то, что я к вам служанок отправила.
— За лень и воровство тебя уволили! — перебила Мариса. — Пыль и грязь кругом! И метёлок для пыли я недосчиталась!
— Грязь?! Ты же сама почти всех служанок разогнала!
— Хамки и деревенщина! Не знают, как баронессе кланяться!
— Знают у меня все, как кому кланяться! Только ты баронессой не была! И не будешь! Была шавка безродная, ею и останешься, хоть всю баронскую сокровищницу на себя навешай!
— Тихо! — рявкнула я. Информация о сокровищнице меня заинтересовала.
— Да врёт она всё! — воскликнула Мариса.
Но бегающие глаза и попытка спрятать руки за спину сразу выдали, кто тут врёт. На мне скрестилось множество взглядов. Я незаметно сглотнула, лихорадочно соображая, как поступить: «Где я, неизвестно. Как выбираться, и возможно ли это вообще, тем более. А если я тут застряну, то лучше уж баронессой, чем непонятно кем…»
Все эти мысли пронеслись у меня в голове за долю секунды. Вместе с любимой присказкой бабушки: «Как себя в первый день поставишь, так и будешь стоять». Я вскинула голову:
— Ты в замке ещё при батюшке моём жила, Леона?
— Так и есть, — подтвердила та.
— Значит, драгоценности мои фамильные видела… — Я подошла к парочке, поманив за собой женщину. — Показывай, что тут моё…
Парочка попыталась было упираться, но дюжие стражники быстро навели порядок. Выяснилось, что ничего «не моего» на пальцах, шеях и даже в ушах не имелось. Мало того, бывший управляющий умудрился напялить на свой корявый палец-сосиску баронский перстень, на что уж точно не имел никакого права.
— Ну, и что мне с вами делать? — протянула я, полюбовавшись на увесистую кучку драгоценностей в ладонях Леоны.
Действительно, что? Насколько я помнила, в средние века и за меньшее на виселицу отправляли. Но соотнести это с мировоззрением двадцать первого века, где в большинстве стран смертную казнь и вовсе отменили, у меня никак не получалось. И тут Мариса решила, что самое время оскорбиться.
— Да мы ваше наследство хранили! От этих воров спасали! — взвыла она. — Всё самое ценное на себе носили, чтобы не спёрли! А вы! Неблагодарная! Ноги моей больше тут не будет! Лёрик, пошли собираться! Пусть она сама с этим ворьём мучается!
Я на мгновенье опешила, и Мариса, таща за собой на буксире увальня-мужа, даже успела сделать несколько шагов по направлению к замку, продолжая орать на весь двор:
— Забираем вещи и уезжаем!
— Стоять! — опомнилась я. Такая собирательница мне половину замка вывезет под видом вещей. — Леона, с чем они сюда приехали?
— С узлом тряпья, такого, что нищим отдать стыдно, и бочонком сивухи, — хихикнула та. — В телегу одна кляча запряжена была, да и та уже пятый год как подохла от старости.
— Так… — проговорила я, с трудом сдержав улыбку. — Значить, выдать им тряпьё, телегу и клячу.
— Простите, ваша светлость, но таких кляч у нас в конюшне нет, — поклонилась Леона, явно спрятав за этим поклоном злорадную ухмылку. Я сделала вид, что ничего не заметила.
— Ну, так выдайте вместо клячи что-нибудь получше. Разница пойдёт как жалование за должность управляющего вместе с тем, что на них надето. Понимаю, за такую работу многовато получается. Но всё-таки родственники какие-никакие…
Громовой хохот, взлетевший над двором, заглушил визгливые вопли Марисы. Откуда-то тут же выкатили телегу, пригнали лошадь. Через несколько минут бывший управляющий и его плюющаяся во все стороны жена уже сидели на узле с тряпками, который женщины собрали прямо у меня на глазах: кто кинул косынку, кто передник.
— Проводите их до границ моей земли и присмотрите, чтобы они с другой стороны обратно не въехали, — вполголоса приказала я одному из стражников. Кольчуга на нём была побогаче прочих, и я решила, что он и есть начальник стражи.
— Сделаем, ваша светлость, — склонил голову мужчина и бросил исподлобья на телегу такой взгляд, что я сразу поняла: парочка успела насолить не только служанкам.
Под улюлюканье и насмешки телега выкатилась со двора.
— Всё! Представление окончено. Займитесь делом! — приказала я, неожиданно почувствовав, что основательно устала, и, поманив за собой Леону, пошла обратно в замок.
Теперь мне предстояло разобраться, что за наследство упало мне в руки кроме вороватых родственничков. К счастью, это можно было сделать сидя в тёплом зале. Я и так основательно продрогла на вечерней прохладе, ещё только простудиться не хватало. Кроме того, ноющий желудок настойчиво напоминал, что пора бы уже поужинать. Оставалось только понять, длинный стол в холле — это столовая или какой-нибудь зал для заседаний. Но, разделавшись с теми, кто ещё недавно собирался разделаться со мной, я чувствовала себя почти всемогущей. А потому уверенно подозвала Леону:
— Распорядись насчёт ужина и подойди. Поговорить с тобой хочу.
ГЛАВА 3
Поговорить перед ужином не удалось, едва я его упомянула, как прямо в большой зал принялись таскать тарелки и блюда. Тихо фигея от расточительности, я наблюдала, как большой стол заполняется всякими разносолами. Когда на огромном подносе втащили запечённого целиком поросёнка, моё терпение лопнуло.
— Мы, что, ждём гостей? — спросила я крутившуюся рядом Леону.
— Нет, госпожа баронесса.
— Тогда для кого столько?
— Так всегда так делали, — развела руками она.
— И при отце?
— При господине бароне нет. Это новый управляющий такие порядки завёл, — призналась женщина.
— Так… — протянула я, проследив взглядом за здоровенной жареной индейкой, рядом с которой несчастный поросёнок смотрелся освежеванной крысой.
Стол ломился от мясного и всевозможных солений. А вот свежих овощей не было, несмотря на тёплое время года.
— Не гневайтесь, госпожа баронесса, — забеспокоилась Леона. — Такой праздник! Вы вернулись. Марыську с мужем её негодным прогнали…
— Понятно, — перебила я.
То ли родственничек компенсировал голодное детство и каждый день закатывал пир горой, то ли Леона проявила излишнюю инициативу, пытаясь угодить вернувшейся баронессе, в любом случае такой ужин явно был перебором. Не говоря уже о том, что на подобной диете я быстро превращусь в жирную гусыню. А пустая трата продуктов, явно не предназначенных для стола простолюдинов и тем не менее ежедневно там оседающих, меня не устраивала.
— На будущее, — подпустив в голос недовольство, проговорила я, — меню оговаривать со мной. И ничего лишнего не готовить.
Я взяла два толстых ломтя рыхлого хлеба и пододвинула ближе серебряную тарелку с нарезанной грудинкой.
— Это мой ужин на сегодня. Скоропортящееся — раздать слугам и страже… Раз уж праздник. Остальное — убрать в кладовые.
Надо признать, в изменившихся обстоятельствах Леона сориентировалась мгновенно.
— А сладкое?
— Что у нас там на сладкое? — уточнила я, не в силах отказаться не глядя. Сладкоежкой меня называли все, кто знал хоть несколько дней.
Женщина начала перечислять названия, в большинстве своём ни о чём мне не говорившие. Отчаявшись понять, что к чему, я повторила первое, которое смогла выговорить:
— Лесельон подадите. Всё остальное — раздать. Скоропортящееся, само собой.
— Разумеется, госпожа баронесса, — снова присела в своём странном поклоне Леона. — Что прикажете приготовить на завтрак?
— На завтрак… Каши у вас тут есть?
— Каши? — по удивлённому выражению на лице женщины я поняла, что сильно промахнулась.
«Вслух признать свою неправоту — половина поражения», — тут же всплыло в голове одно из наставлений бабушки, и я сдвинула брови.
— Именно. Каши.
— Простите, госпожа баронесса… — слегка смешалась Леона. Но оказалось, что её чувство превосходства не так-то легко поколебать. — Каша — еда простолюдинов. Вот я и подумала…