Р. Метьюсон - Высокий, Загадочный и Одинокий
– Давайте покончим с этим. Мы же не хотим, чтобы его светлость увидел тебя в таком виде.
Трое слуг с ведрами шагнули вперёд и окатили Ефраима водой с безопасного расстояния.
То, что вода холодная, не особо его волновало. В сыром подземелье, постоянно холодно.
Вода ощущалась не привычно на его теле. Она медленно проникала через слои засохшей грязи, вызывая зуд на коже. Ефраим не спеша начал мыться. Не дожидаясь приказа Николса. Тем более он сам хотел этого. Прошло много времени с тех пор, как Ефраим видел свою кожу. Ему придётся тереть жёстче, крепче, на сколько позволяли трясущееся руку. Он настолько ослаб, что едва мог водить мылом из-за грязи.
– Принесите больше воды. Кажется, понадобится целое озеро, чтобы очистить его, – приказал Николс. Мужчины быстро выбежали из комнаты. Как и всегда. Никому не нравилось находиться в одной комнате с "дьяволом".
– Ты сказал, что мой отец приедет сюда? – Ефраим старался, чтобы голос прозвучал непринуждённо. Он давно научился не проявлять эмоции перед Николсом. Он использовал его страхи и надежды против него. Мужчина был мастером в своём искусстве.
– Нет, я сказал его светлость. Возможно, самое время сообщить тебе, что Эдмунд Герцог Хавенвильский, вчера скончался во сне. Новый Герцог, твой брат по матери, изъявил сегодня желание тебя увидеть.
– Генри?
Николс, раздражённо махнул рукой.
– Ах, забыл сказать, что Генри умер двенадцать лет назад. Ревнивый муж. Думаю, ты понял.
Ефраим позволил информации медленно усвоиться. Если он расстроен, то нельзя показывать этого. Так лучше.
Это вполне может оказаться новой пыткой. Он продолжал мыться, пока лакеи обливали его водой. Медленно, очень медленно его кожа оттиралась от грязи. Зрелище вызывало у него отвращение. Его кожа туго обтягивала кости. Он выглядел словно оживший скелет. Если бы что-то было в его животе, то Ефраима вырвало бы прямо сейчас, но он заставил себя продолжать.
Ведь одна из любимых пыток Николса, морить голодом до смерти. Что он и делал последние двадцать лет.
Он хотел спросить, кто еще придет, но не решился. Больше нет никого, о ком он действительно беспокоится. Любая привязанность, которую он лелеял, умерла много лет назад. Все те, кого он любил, отвернулись от него.
Они знали, на что способен Николс, но ничего не сделали. Они позволили этому случится.
Раздались крики в темноте тоннелей. Николс резко обернулся.
– Проверьте, что там, – приказал он, четырём слугам. Которые тут же побежали, с оружием в руках.
Крики и выстрелы послышались из большой камеры пыток. Ефраим продолжал мыться. Никто и ничто не помешает ему отмыться.
Если это единственный шанс ощутить и вдохнуть чистоту, то он с жадностью воспользуется им. Это казалось чувством свободы. Это единственное, что могло заставить его не ощущать ограничений в таком ужасном месте.
– Идите туда! – крикнул мужчина. Лакеи Николса вошли в комнату, сопровождаемые дюжиной вооруженных людей.
– Постройтесь вдоль стены, в шеренгу! – сказал большой мужчина. Он указал на Николса. – Ты, оставайся на месте. Его светлость хотел бы поговорить с тобой!
– Его светлость? – спросил Николс в замешательстве.
– Да.
– Ого, Николс, похоже ты влип, – произнёс Ефраим насмешливо.
Он начал отмывать лицо. Мыло усилило зуд на минуту, затем он медленно спал. Грязь на коже превратилась в густую массу, но смывалась легко.
– Если кто-то подтолкнет ведро сюда, я буду очень благодарен, – он говорил так, будто не было вооруженной охраны. Ему было все равно. Для него это ничего не значило. Он знал, что его брат, новый герцог, придет и покончит с ним. Он не мог оставить Ефраима в живых, ставя под угрозу свою репутацию. Откуда ему знать, что убить Ефраима невозможно.
Ефраим слышал, как ведро царапнуло по полу перед ним. От мыла щипало глаза. Николсу стоило сделать это много лет назад, потому что щипало очень сильно.
– Спасибо, – пробормотал он, когда выставил руки и нашел ведро. Что он никогда не терял, так это – свою человечность. Он цеплялся за нее, как утопающий за соломинку. Он отказывался позволить Николсу украсть ее у него.
Ефраим больше не был тем мальчиком, которым был прежде, но он отказывался превращаться в монстра как того требовал Николс.
Сильные тонкие руки прошлись влажной тканью по его лицу. Ефраим вздрогнул от прикосновения. Уже много лет к нему прикасались только, чтобы причинить боль.
Он открыл глаза и увидел, что над ним склонился мужчина, очень похожий на его отца, за исключением черных волос.
Мужчина выглядел грустным и растерянным. Наконец он посмотрел на Ефраима с жалостью.
Ефраим же отпрянул назад. Это было хуже пыток.
– Уходи, – пробормотал он.
Марк вздохнул и снова опустил ткань в ведро. Он выглядел расслабленным перед Ефраимом, а не съежившимся или не сводящим с него глаз, боясь нападения. Марк взял одну руку Ефраима и начал очищать ее, не заботясь о своей дорогой одежде.
Люди нового Герцога держали лакеев и Николса в страхе, пока он очищал брата.
– Я обычно делал это каждый вечер пока тебе не исполнилось двенадцать. Помнишь, Ефраим?
– Да, – ответил он автоматически.
Марк усмехнулся.
– Были времена, когда мне приходилось отмывать тебя на кухне, когда ты тайком сбегал и пачкался. Отец не терпел и пятнышка грязи в доме. Помнишь?
– Да.
Марк прекратил мыть его руки и долго смотрел в глаза Ефраиму. Он смотрел, так будто хотел что-то сказать, но не сделал этого. Марк оглянулся.
– Мне нужны ножницы, бритва и полотенца и ради всего святого, принесите мне немного горячей воды!
Один из его лакеев кивнул и выбежал вон.
Через несколько минут мужчина вернулся со всем необходимым. Ефраим сел и без страха наблюдал, как брат мыл его.
Горячая вода изменила ситуацию к лучшему. Грязь смывалась быстрее. Его кожа порозовела, затем вновь вернулась к болезненно бледному цвету.
– Ты голоден? – спросил Марк.
Ефраим не ответил. Марк посмотрел на тело своего брата. Он пытался скрыть свою реакцию, но он мало что мог сделать. Тело Ефраима было в ужасном состоянии.
– Когда тебя кормили последний раз?
– Я не кормил! Мне сказали убить его! Было бы нецелесообразно кормить его, вы не думаете, ваша светлость? – грубо сказал Николс.
Марк сжал челюсть.
– Двое мужчин подстригут твои волосы, чтобы мы могли их вымыть. Можешь пообещать не делать им больно?
Предложение было заманчивым. Его желудок грохотал при воспоминании о сладкой жидкости, но он хотел почувствовать свое лицо больше всего на свете. Он твердо кивнул.
