Вероника Мелан - Дэлл (СИ)
Странно привычной сделалась чужая кухня и даже незнакомый Нордейл за окном. Где-то очень далеко, на другом уровне, все равно что в другом мире, осталась старая жизнь – убогая каморка, помятая от долгого сидения, кровать с пропитавшимся страхом покрывалом… Где-то там, в шкафу, на темной полке среди вещей покоился нож, а рядом с ним подоткнутая под старые джинсы тугая пачка выданных на выживание денег. Но все это – обозримое будущее, готовое нагрянуть через шесть дней, а пока… Пока мнимый покой и бурлящая от непонятного предвкушения кровь.
Как именно? Когда? И что послужит первым шагом - невидимым сигналом к действию?
К этому времени Дэлл уже успел повторно осмотреть мои ладони и порез на груди; спасибо, не стал в этот раз просить снять кружевной бюстгальтер: все чинно, деловито, почти без интереса. Почти. И теперь, допив виски, он сидел за кухонным столом и крутил в руках тугой оранжевый апельсин, взятый из керамической вазы в центре стола. Кожура поддавалась сильным пальцам легко. Сначала отслоилась там, где остался на кожице пупок от стебелька, некогда соединявшего плод с деревом, потом оголились и бока - по кухне расплылся терпкий цитрусовый аромат. Когда Дэлл начал делить фрукт на дольки, я незаметно поморщилась и отвернулась.
- Хочешь?
- Нет.
Ответила слишком поспешно. Он заметил.
- Ты не любишь апельсины?
- Нет.
Соскользнуть бы с темы…
- По вкусу не нравятся?
- Раньше нравились.
- А теперь?
Прицепился… Почему мы говорим об апельсинах? Какая разница – раньше, сейчас? Зачем эта вдумчивость и вкрадчивость?
- А теперь нет.
- Почему?
Солгать? Увильнуть? Или ответить правду? Для него – обычный разговор, для меня – холодная мерзкая лужа, в которую не хочется наступать. Уж лучше правду. С такими, как Дэлл, всегда лучше правду, иначе потом будет хуже…
- Тот торт был украшен апельсинами. С тех пор и не люблю.
Все. Выдала. Добавлять ничего не стала - итак все ясно. Избавилась от тайны и от дальнейших назойливых расспросов.
Резкий аромат дразнил ноздри, вызывая рвотные спазмы памяти. Перед глазами всплыли оранжевые дольки, залитые в желе: они выглядели такими блестящими, гладкими, аппетитными. Несколько секунд я любовалась ими, предвкушая скорое пиршество для вкусовых рецепторов, пока кремовая конструкция не разлетелась ошметками по всему офису. Обидно. Сколько раз страдали мои бедные ладони? В тот день тяга к цитрусовым потерялась полностью, как отрубило. Отличный день рождения, полный сюрпризов.
Задумавшись, я не заметила, как Дэлл поднялся из-за стола, прихватил с собой тарелку и подошел ко мне. Ровно попросил:
- Сядь на стол. И раздвинь ноги.
- Что?!
Я почти поперхнулась от неожиданности.
- Просто сделай, что я сказал.
- Сесть куда, прямо на кухонный стол?!
- Да.
Сумасшедший? Зачем просить о таких вещах? Еще и ноги раздвинуть?!... Дэлл встретил взгляд моих глаз, круглых, как блюдца, предельно спокойно, словно питон, не распознающий слова, ориентирующийся лишь по жестам, мимике и исходящей от жертвы ауре. Какое-то время мы смотрели друг на друга под тихое жужжание холодильника и тиканье часов: я - подозрительно сощурив глаза и с гулко бьющимся сердцем, он – ожидая действий.
Сглотнув, я неохотно подчинилась. Поднялась со стула и неуклюже, ощущая себя предельно странно, села на стол. Затем медленно, после длинной неловкой паузы раздвинула колени в стороны. Хорошо, что в джинсах.
- Шире.
Спрашивать «зачем» не имело смысла: не ответит.
Апельсиновый дух, исходящий от тарелки, сделался почти невыносимым. Стол скрипнул. Мои колени разошлись в стороны, и я тут же ощутила себя голой, беззащитной и уязвимой. К чему эти странные просьбы, звучащие, как мягкие приказы? Какой смысл в сидении одетой на кухонном столе и…
Додумать не получилось: Дэлл одной рукой отодвинул стул и шагнул прямо ко мне. Подошел вплотную, настолько близко, что еще несколько сантиметров, и его бедра прижались бы к моим. Практически устроился между ног. В полном смятении я смотрела, как он неторопливо взял с тарелки ломтик апельсина и поднес к моему рту.
- Съешь.
Сердце стучало галопом; роем вспугнутых ос заметались мысли. Я помотала головой.
- Так надо. Съешь.
- Не хочу.
Едва удержалась, чтобы не отодвинуться назад, не заползти с ногами на стол.
- Пожалуйста.
И снова это слово, произнесенное магически-мягким голосом, и обволакивающий взгляд. Я перевела взгляд на кусочек фрукта, застывший вблизи моих губ, на секунду закрыла глаза (зачем я подчиняюсь!), выдохнула и нехотя открыла рот. На язык легла покрытая тонкой кожицей цитрусовая мякоть. Сдерживая дрожь, я жевала ее медленно, стараясь не думать, зачем делаю это.
Зачем позволяю делать с собой это.
Апельсиновый вкус вызвал ворох ненужных воспоминаний – болезненных, неприятных. Куски крема на руках и боль… хохот коллег.
Забыть. Не помнить! Дожевать и сглотнуть!
Все. Я сделала это. Противно, но пережить можно. Не рассыпалась. Вот только… зачем?
- Молодец.
Теперь Дэлл смотрел тепло, почти ласково, как на дикого звереныша, который наконец-то начал одомашниваться. А затем наклонился – я не успела даже отреагировать – и поцеловал. Секунда, резкий стук собственного сердца, и его губы накрыли мои. Большой палец мягко надавил на подбородок, заставляя мой рот приоткрыться, и его дыхание смешалось с моим. Нежно, сладко, будто награждая за послушание. В тот момент, когда его язык проник внутрь, я забыла и об апельсинах, и о торте, и неприятных воспоминаниях. Остался лишь жар его кожи и нежность губ. Голова поплыла… Горячий торс, крепкая мужская шея, короткий ежик волос на затылке. Неужели моя рука уже зарылась в них?...
Когда Дэлл прервал поцелуй, я едва не застонала. Сдержалась, только прикусила губу, сожалея, что ее лишили тепла прикосновений.
- А теперь еще раз…
Голос прозвучал хрипло, хитро блеснули в полумраке глаза. Очередная апельсиновая долька оказалась у губ.
- Что ты делаешь?... Дэлл, зачем?
- Не спрашивай. Делай.
Он вновь нежно надавил на подбородок, положил ее на мой язык, дождался, пока прожую, а затем снова поцеловал. Я не успевала опомниться. На этот раз поцелуй более страстный, более мужской, более требовательный. Но все еще ласкающий, скручивающий мучительно нежные спирали в животе.
- И еще одну.
Я сжевала следующую с такой скоростью, будто от этого зависела моя жизнь. Плевать, сколько будет апельсинов, лишь бы поцелуи не прерывались, лишь бы жар все усиливался, лишь бы не разрывалась в конце эта связь… Я царапала его плечи, таяла от крепости спины под пальцами, зарывалась ими в волосы… Апельсин… и снова его язык, снова мужские губы, твердые бедра, вдавленные в промежность. Еще апельсин, и еще больше страсти - испить, почувствовать его язык внутри, легко прикусить за губу, прижаться к широкой груди, обвить за шею…
