Элис Хоффман - Третий ангел
Они вошли. Сегодня Джеми даже не пришло в голову извиниться за беспорядок в номере. Она же видела это в прошлый раз, да и какая вообще разница? Все равно он скоро уберется отсюда.
В комнате стоял такой жуткий запах, что Фрида поторопилась поскорей распахнуть окно.
— Боже правый, да тут пахнет как после пожара, — сказала она и рассмеялась.
Творческие люди всегда такие неорганизованные, они терпеть не могут скучной аккуратности, потому что в их головах бродят разные идеи. Фрида ничуть не удивилась тому, что пепельница переполнена обгорелыми листками бумаги, ковер на полу не только засыпан пеплом, а даже прожжен в нескольких местах. И тут же подумала, что если немного передвинуть шкаф, то он прикроет почерневшие места и никто ничего не заметит.
— Это моя песня, — объяснил ей Джеми, увидев, что она разглядывает сожженные листы. Некоторые из них к тому же были мокрыми, что никак не делало их более привлекательными. — Вернее, то, что от нее осталось.
— Ничего не вышло?
Этот парень выглядел таким несчастным, а Фриду всегда влекло к разбитым вещам. Она заметила, что из пепельницы торчит несколько игл для инъекций. Отец всегда учил ее осторожно обращаться с острыми предметами, заворачивать их, например в бумагу, чтобы не поранился кто-нибудь другой. Она взглянула на Джеми, в этот момент наливавшего в два стакана виски, чуть пристальнее. Как сильно у него дрожат руки! То, что этот парень наркоман, отец ее понял бы мгновенно, едва взглянув на Джеми. Все признаки налицо: расширенные зрачки, следы инъекций на венах в сгибах локтей, бледность кожи. Но Фрида прежде никогда не видела наркоманов и потому ни о чем не догадалась. Хотя, как правило, умела видеть суть вещей. Но сейчас она все внимание отдавала деталям, а потому упустила главное.
— Мне ее не написать, — признался Джеми. — И надоела она мне ужасно.
— В таком случае считай, что мне повезло.
Фрида сама удивлялась, с чего она набралась такой наглости. Что с ней? Она едва удерживалась от того, чтобы не раскрыть ящики письменного стола или заглянуть в шкаф. Она хотела знать про него все.
— Ты теперь мой должник.
Джеми смотрел на нее, не понимая.
— Мы же с тобой поспорили. Ты обещал отдать мне свою замшевую куртку, если не напишешь песню. По-моему, ты проиграл.
— Ты права.
Ему очень не хотелось расставаться с такой отличной вещью, он снял ее и протянул девушке. Она не пошевелилась, тогда он положил куртку ей на колени. Купил он ее после своего первого концерта в Америке. Не считая гитары, это была его самая любимая вещь. И еще ковбойские сапоги. Без них-то он уж точно не смог бы жить. И определенно не собирается с ними расставаться.
— Приходится отвечать за свои поступки.
— Ты можешь не отдавать ее, — неуверенно ответила Фрида.
Ей отчаянно хотелось иметь эту куртку, девчонки просто перемрут от зависти. Она осторожным движением пробежала пальцами по кайме на рукаве.
Джеми поклонился и с важностью произнес:
— Она ваша, сударыня. Настоящий мужчина всегда платит свои долги.
Фрида мигом скинула рабочий халат и набросила на плечи замшевую куртку. Даже взобралась на стул, чтобы разглядеть себя в небольшом стенном зеркале. Неужели это и вправду она? Та самая горничная, которая приехала из какого-то несчастного Рединга? Она ведь одета как куколка. Если б она встретила такую девицу на улице, она бы подумала, что место той на обложке журнала рядом с Джин Шримптон.[8] Девушка счастливо рассмеялась, этот смех словно разбудил что-то в сердце Джеми. И он тут же пригласил ее пойти в клуб с его друзьями.
— Мы просто собираемся там повеселиться. Тебе там может и не понравиться.
Вообще-то это был частный ночной клуб, членами в котором состояли Стелла и ее сестра. Располагался он позади какого-то отеля в самом центре Лондона. Вы бы сроду не догадались, что это клуб, если вам его не показать. Ни номера на двери, ни таблички с названием. На самом деле это заведение называлось «Египетский клуб», и каждый стакан спиртного тут стоил в два раза дороже, чем где бы то ни было.
— Мне это уже нравится, — весело отозвалась Фрида.
Может быть, дело было в ее замшевой куртке, может, в чем-то другом, но ей ужасно не хотелось отпускать Джеми. Они выбежали на улицу и нашли такси. Положительно, тот стаканчик спиртного, что она выпила сейчас у него в номере, вызвал в ней какое-то волшебное изменение. Она словно стала другим человеком. Джек Генри и Мег, стоявшие за стойкой, даже не узнали ее. Несмотря на то что она была в том самом черном платье, которое Джек так пристально разглядывал, когда днем пропустил ее в вестибюль мимо толпы крикливых девчонок. Когда эти бешеные фанатки увидели Джеми, то тут же подняли громкий визг. Наверное, из-за того, что у него были длинные волосы, а сама Фрида сильно накрашена, девчонки и подумали, что эти двое что-то из себя представляют. В тот вечер они определенно выглядели как знаменитости.
Джеми быстро усадил девушку в такси, прыгнул следом, и машина помчалась вперед. Они смеялись и никак не могли остановиться. Фрида немножко чувствовала себя самозванкой, но ей это было безразлично.
— Вряд ли хоть одна из них знает меня, — озадаченно произнес Джеми.
Он дал несколько концертов здесь, в Лондоне, но ни один из них не имел успеха. Посетители все время болтали между собой, аплодисменты были жиденькими. Публика хотела чего-то оглушительного, хотела, чтобы он потряс их души.
— Я ведь ни одной пластинки еще не записал. Так что они не знают меня. Непонятно даже.
Фрида улыбалась. Эти девчонки собрались, поджидая Джона Леннона, но охотно пошумят и по другому поводу. Рядом с Джеми она и сама могла что-то значить. Сейчас она была счастлива тем, что оказалась здесь, далеко от проселочных дорог Рединга и пациентов отца. Далеко от дома. Как раз в тот день она получила письмо от матери. Жутко длинное, даже не письмо, а целый список. Мама и назвала его соответствующе: «Если вы надумали расстаться». Там шли сплошь практические советы, как, например, помириться или, наоборот, аккуратно отделить свои вещи от его и уложить по разным коробкам, вернуть его подарки или выгодно продать их.
Жизнь не была особенно щедра к матери Фриды. Она не могла забыть мужа, хоть он давно уже жил в маленьком домике у моста с ивами вдоль реки. Он объяснил дочери, что жизнь вообще сложная штука. И что именно она, одна из всех людей, должна понять, что жить нужно на полную катушку. Она ведь видела, чем он занимался так много лег. Как он отправлялся к больным, а ангел смерти сопровождал его в этих поездках. Видела темные деревенские дороги. Теперь ему требуется некоторое время побыть одному, чтобы переосмыслить прожитое. Именно эта фраза навела Фриду на мысль, что он живет не один, а, наверное, у той женщины, которая так плакала однажды ночью. Что ж, Фрида тоже будет эгоистично жить для себя. Может, ей тоже понадобилось переосмыслить жизнь. Она только надеялась, что отец вспомнит свои слова, когда будет тревожиться о ней. Ведь это ее жизнь, и только ее.
