Дженнифер Барнс - Стертая аура
Дилан просмотрел записи и удивленно присвистнул.
— Он совсем свихнулся, — сказал он, протягивая мне пару листков.
Я рассеянно поглядела на них. Десятки имен, и около каждого какие-то непонятные комментарии: цифры и заковыристые слова.
— Что такое пирокинез? — спросила я. Дилан только плечами пожал, а буквально через секунду произнес изменившимся голосом:
— Лисси, а это не твоя ли мама?
Я в испуге уронила листок с записями и упала на колени рядом с Диланом. Фото было сделано еще дома, в Калифорнии. Судя по маминой прическе, прошлым летом.
— А что это с ней? — наморщив лоб, удивилась я.
Лицо на снимке было замазано чем-то черным.
— Фломастер?
Дилан провел пальцем по фотографии и покачал головой.
— То ли смола, то ли гудрон.
Я взяла у него снимок и потерла. На руке осталась какая-то черная, вязкая масса. Понюхала пальцы и сморщилась. Пахло отвратительно.
Я положила фотографию на пол и начала отскребать ее ногтями, пока из-под непонятной замазки не показалось мамина голова. Я внимательно рассмотрела снимок, гадая, откуда у этого страшного человека наша фотография и чем ему помешало лицо мамы. Дилан прав, мистер Кисслер сошел с ума, хотя, оглядев комнату, я заподозрила, что дело тут не только в безумии.
Я подняла бумажку и вгляделась в записи, на этот раз гораздо внимательней.
— Пирокинез, телекинез, телепатия, магические чары, видение на расстоянии... — Я осеклась.
Передо мной был список способностей. Паранормальных способностей, вроде Взгляда. Я вдруг поняла, зачем Кисслер замазал фотографию смолой. Он хотел залепить не столько мамино лицо, сколько ее глаза.
Шэннон ведь твердила мне, что они не видят, что надо снять пелену с глаз. Внезапно все ее слова обрели смысл.
— Тени и свет! — воскликнула я.
— Что? — повернулся ко мне Дилан.
— Тени и свет, — повторила я. — Как только мы сюда приехали, мамина аура стала какой-то странной. Когда я смотрела на нее, мне казалось, что на мне темные очки, потому что краски как будто выцвели. А когда я попыталась рассказать бабушке о мистере Кисслере...
Стоп! А ведь бабушкина аура тоже выцвела! Так вот почему она мне не верила! Кисслер что-то сделал с ней, как и с мамой. Навел на них тень, вот они меня и не слушали, когда я пыталась им все объяснить.
Я повернулась к Дилану.
— Тут должна быть бабушкина фотография.
Поищи.
Трясущимися руками я снова поднесла список к глазам. Несколько имен были вычеркнуты.
Дотти Флеминг: телекинетик
Линда Джонс: потомственная колдунья
Коди Парк: пирокинетик
— Коди Парк, — прошептала я, чувствуя, как у меня ум за разум заходит. — Коди Парк.
Мы переехали на другой конец страны, чтобы скрыться от маньяка, которого мама не смогла остановить, а теперь я стою в его доме.
Я беспомощно посмотрела на Дилана, от ужаса у меня перехватило дыхание.
— Что? — спросил он.
Перед глазами стояло беспомощное, измученное лицо мамы. Коди Парк…
15
Жемчужно-белый
Я все стояла на одном месте, так крепко сжимая в руках листок бумаги, что даже костяшки пальцев побелели. Дилан внимательно смотрел на меня.
— Он же был совсем маленький, — прошептала я. — Обычный маленький мальчик.
Хотя, если верить списку, который я не выпускала из рук, не такой уж обычный. У Коди были способности к пирокинезу, что бы это ни значило. А теперь мальчик погиб. Мама увидела тело, поняла, где его искать, но так и не смогла определить убийцу, не разглядела ни момента похищения, ни момента смерти. Она не успела спасти ребенка, и теперь я знала, почему.
Кисслер закрыл ей глаза, однако в ауре колдовская слепота проявилась только здесь, в родном городе убийцы. Почему я не всполошилась раньше? Почему не разглядела опасность?
— Найди бабушкину фотографию, Дилан! — повторила я, не сводя глаз со списка.
За что Кисслер убивает людей со сверхъестественными способностями? А если он прикончит маму или бабушку? Или меня?
Я огляделась. Судя по всему, у меня в руках список тех, с кем Кисслер уже расправился, тут уже ничего не поделаешь. А вот на кого он нацелился сейчас? Догадка маячила где-то рядом, но все время ускользала, как только я пыталась поймать ее за хвост.
В ярости я рванула дверцы стоящего в углу шкафа. Не обращая внимания на бумаги, подписанные именами мамы и Коди, я нырнула в самую глубину и чуть не задохнулась, прочитав название лежащей там папки. Как я могла быть такой слепой?
— Нашел, — сообщил Дилан.
Я не ответила.
Как же я позволила себе забыть, что щупальца стертого постоянно преследовали Трейси? Как же не вспомнила, увидев ее рядом с Кисслером, что его аура охотится за ней? Так вот почему мне все время казалось, что я что-то упускаю.
Ты видишь только то, что хочешь видеть.
Сколько раз мне это повторяли? Я не замечала, что Трейси в опасности, потому что не желала этого замечать. Мне не хотелось видеть ее в роли жертвы — роли, в которую она меня загоняла без малейшего сомнения.
Ты видишь только то, что хочешь видеть.
Дилан зашел мне за спину и внимательно наблюдал, как открываю папку с именем Трейси.
— Что такое сирена? — спросил он.
— Мифологическое существо с чарующим голосом, — ответила я, поспешно просматривая страницу за страницей. — Сирены завлекали мужчин своим дивным пением и доводили их до смерти. Те просто не могли сопротивляться.
Дилан недоуменно глядел на меня.
— Ну, соображай, соображай, — поторопила я. — Что, если современные сирены вовсе не собираются доводить свою жертву до смерти? Эй! — Я легонько постучала его по голове. — Пленяют человека пением. Молодого человека. Привязывают к себе. Ни о чем не напоминает?
— Трейси! — наконец-то догадался он.
Я кивнула и, захлопнув папку, показала ему написанное на обложке имя.
Ты видишь только то, что хочешь видеть.
— Лисси! — крикнул кто-то от входной двери.
От неожиданности я подскочила чуть ли не на метр, впрочем, тут же узнала голос и отозвалась:
— Мы тут!
Зачем, ну зачем Кисслер убивает людей с необычными способностями? За что он нас так ненавидит?
Хотя я сама не раз говорила, что ненавижу свой собственный дар. Нет, сейчас не время для подобных мыслей.
Я выскочила из комнаты, полной ужасов и смерти, пробежала по коридору и, наткнувшись на Одру, выпалила:
— Ну, нашли что-нибудь?
— Кисслер действительно констатировал смерть, — ответила она. — Пациентку звали Линда Джонс, она лежала в психиатрическом отделении. Пожилая и немного чокнутая.
