Юлиана Кен - Хищность
— Стоит мне оказаться рядом с Эленой, она ломается. Ты видел ее сегодня? — кулак Димитрия врезался в ствол дерева и он застонал, но явно не от боли. — Я все порчу, понимаешь?
— Она любит тебя. И ты любишь ее…
— И это нас убивает.
В голосе Димитрия было столько боли и отчаяния, что даже у меня появилось желание как-то утешить его.
— Может быть, пора перестать игнорировать Элену? Пора сказать ей…
— Она ненавидит меня. Она собирается уехать, но я не позволю ей этого сделать!
Голова Димитрия повернулась в сторону зарослей. Я проследовала за ним взглядом и заметила какое-то шевеление.
— Интересно, как?
На скулах Димитрия блуждали желваки и в тот момент, когда на поляну вышла Элена, Бешеный громко сказал:
— Завтра на рассвете я уеду. И больше не вернусь в лагерь. Никогда.
Димитрий резко встал и ушел, а мы с Ромом смотрели, как слезы катились по мертвенно-бледным щекам его женщины.
Он уезжает. Эта единственная губительная мысль как волчок крутилась в моей голове, внутренний голос снова и снова повторял его слова, ввергая меня в пучины ада.
Полтора года назад я лишилась близости Димитрия. Я почти забыла, как хрипло и жестко звучит его потрясающий голос. Но он все еще был рядом. И эта маленькая нить между нами, расстояние в несколько шагов, совсем скоро навсегда порвется. И сердце мое кричало от боли и отчаяния.
Я шла к нему. Почему я не сделала этого раньше? Я не была доведена до предела, я не думала, что почти весь мой мир занимал этот дикий зверь и наша с ним дочь. Что будет, если Димитрий меня прогонит? Я надеялась, что он именно так и поступит. Только по его воли когда-либо могла порваться наша порочная связь.
Между высоких сосен показалась его ярко-красная палатка, расположенная чуть в отдалении от других. Зачем он приезжал в лагерь? Что связывало Димитрия с Романом и куда он уезжает теперь? Меня волновали ответы на все эти вопросы, но много больше меня волновала его близость.
Руки тряслись и отказывались повиноваться. На ватных ногах я подошла к входу в его палатку и сглотнула. Солнце уже садилось за горизонт, но, не смотря на это, в лагере было еще очень светло, чтобы кто угодно мог увидеть меня. Я взволнованно огляделась. Ни души. Словно, само провидение желало, чтобы я зашла в его обитель. Ледяные пальцы сжали застежку молнии и потянули вверх.
Он был там. Димитрий лежал на спине с закрытыми глазами. На миг я засомневалась. Но лишь на миг. Я прошмыгнула внутрь и закрыла вход. И вот он передо мной. Мой. В эту секунду только мой. Я неуверенно подкралась ближе и села рядом с его рукой. Я слышала бешеный стук собственного сердца и его дыхание. Внезапно хищник открыл глаза, и его лютый взгляд впился в меня.
Зачем ты забрал меня тогда? Зачем изменил мою суть? Я принадлежу тебе и только тебе решать, что со мной станет.
— Зачем ты пришла, Элена?
Я открыла рот, но пересохшие губы не смогли прошептать ни слова.
— Зачем ты пришла ко мне, девочка…
Я никогда не слышала, чтобы его голос звучал так обреченно, словно Димитрий был затравленным зверем, словно, не от него, а от меня зависело его будущее.
— Я хочу тебя.
Я не поняла, когда оказалась на спине, а он на мне. Его волосы касались моего лица, и мы очутились где-то в другой, своей вселенной, где не было расовой пропасти, разделявшей нас, и я и он казались единым нерушимым миром.
— Элена, — его лоб прижался к моему, черные как сама бездна глаза буравили мои. — Элена…
— Поцелуй меня.
Он сомкнул веки, словно, ведя внутреннюю борьбу с самим собой, и медленно-медленно приблизил свои губы к моим, а потом жадно впился в мою плоть.
Внутреннее чутье кричало:
— Это был ты!
— Я.
Он целовал меня грубо и неистово, а я просто сходила с ума. Это Димитрий целовал меня тогда! Это он проник в мою палатку, он касался меня в лагере!
Я отстранилась и в изумлении уставилась на него.
— Почему?
Он опустил свой обреченный взгляд на мою грубую льняную рубаху. Его пальцы начали расстёгивать крупные белые пуговицы, и я вся трепетала.
— Зачем ты пришла ко мне, Элена! — это было обвинение, яростное, обличительное.
Я почувствовала, что снова краснею и смущенно выдавила:
— Я скучала по тебе.
— Ты скучала по этому.
Стоя на коленях, Димитрий скрестил за спиной руки и через голову стянул майку. Передо мной предстало его невероятно-притягательное рельефное тело. Я задержала дыхание и едва слышно пролепетала:
— Да.
Он стал еще угрюмее.
— И по этому.
Хищник чреслами прижался к моим бедрам, давая мне возможность ощутить его пульсирующую эрекцию.
— О да.
Мои руки потянулись к нему, но он с силой завладел запястьями. Я так скучала по Димитрию и его божественному облику. Я видела, как глаза зверя сомкнулись, как мука и страдание исказили его лицо.
— Я тоже скучал.
Мне это послышалось! Он не мог произнести тех слов!
— Но я скучал не по этому, — ладонь Димитрия чувственно сжала мою грудь, и я застонала.
Его рука погладила мой оголенный живот и двинулась ниже, но внезапно остановилась.
— Не это мне было нужно.
Томление ослабило меня, я не решалась поднять глаза. Конечно, думала я, Димитрий не хотел меня, у него была другая, совершенная, божественная.
Он поднял мой подбородок, вынуждая заглянуть в его глаза.
— Я ненавижу себя, Элена, за то, что сделал с тобой. Бог свидетель, как я скучал по той девочке, которую забрал из деревни вегов, и не надеялся увидеть ее снова!
Я дышала быстро и неглубоко. Я заставляла себя дышать.
— Роман сказал, что ты здесь, и я приехал за тобой, — прошептал Димитрий так тихо и горько, что я поняла, он даже не осознавал того, что говорил.
Я почувствовала леденящий озноб. Хищник, действительно, вернулся за мной!
— Тебя остановила Ария?
Он покачал головой, и его спутанные волосы разметались в разные стороны. Я лежала и любовалась Димитрием, ежесекундно изгоняя из головы мысли о его отъезде. Сейчас он только мой.
— Я люблю нашу малышку так же сильно, как и ее маму.
Нет! Он не мог этого сказать! Он не мог об этом думать! Я выдохнула единственное слово:
— Лисса?!
Он равнодушно пожал плечами.
— Просто знакомая. Она давно жаловалась на ненавистную ей жизнь хищников, и я забрал ее с собой. А потом, когда увидел тебя, попросил изобразить мою девушку.
Его пальцы касались моего лица так жадно, так, будто Димитрий пытался на ощупь запечатлеть в памяти каждый изгиб, каждую мою черту и линию.
— Почему? Что тебе не понравилось во мне? — сквозь подступившие слезы измученно спрашивала его я. — Почему ты не забрал меня отсюда?
