Сказки Королевства (СИ) - Добрынина Елена

— Тебе заплатили, чтобы ты не пел, — напомнила Мэб.

— А это уже детали, — подмигнул ей Альм и ссыпал монеты в карман своей укороченной куртки.

Так, подначивая друг друга, они и ехали. И по мере того, как приближалась к ним темная пульсирующая воронка, Туман вокруг становился все менее дружелюбным. Он наскакивал внезапно, зло. Требовал крови, угрожал, запугивал. Если раньше он напоминал опасного, но любопытного пса, то сейчас пес этот рычал, огрызался… не потому, что они ему не нравились… а потому что ему было… больно? Да, пожалуй. Мэб скармливала ему кровь понемногу и пыталась говорить с ним тихо, успокаивающе, как с больным ребенком. Получалось плоховато. В довершение всех неприятностей, корридены через некоторое время встали и наотрез отказались продолжать путь. Как не уговаривали их путники, что только не сулили, как не угрожали, все оказалось бесполезно. Пришлось бросать повозку и дальше идти на своих двоих.

Они продвигались медленно. Магии и крови теперь нужно было намного больше, усталость нарастала, снова начали путаться мысли. То Мэб представлялось, что она блуждает во сне, и сейчас, вот сейчас уже, проснется. То казалось, что она на задании, и из их десятки осталось всего двое, считая и ее тоже… Тогда она дергалась, а Туман, насмехаясь, кружил вокруг и хохотал, и рыдал одновременно.

— Тише-тише… все будет хорошо… а-а-а, — она, не переставая, говорила с Туманом, не слишком понимая, зачем это делает. Временами ей казалось, что она уже давно сошла с ума, и теперь блуждает вовсе не в этой странной дымке, а в закоулках собственного сознания. Тогда она крепче вцеплялась в руку Альма, и ощущение того, что она не одна, что отвечает не только за себя, возвращало ей уверенность. А потом она вспоминала, ради чего пришла сюда, и с новыми силами шагала вперед.

Чем ближе они подходили к воронке, тем яснее становилось, что воронкой это сложно скрученное нечто можно назвать весьма условно. Спеленутое туманом, словно толстым ватным одеялом, пространство изнутри было вывернуто наизнанку, выглядело набрякшим, разбухшим и сильно воспаленным. Оно пульсировало, и каждая такая пульсация отдавалась в груди и голове Мэб новой волной скручивающей ледяной тоски. Если бы это место умело говорить, то оно кричало бы от запредельной непрекращающейся, сводящей с ума боли, будто эльн, которого съедают заживо. Может быть поэтому Туман и выбрал Аодхана — целителя, достаточно талантливого, чтобы облегчать боль телесную и душевную и слишком любопытного, чтобы остаться в стороне от подобных тайн. И если он все-таки здесь, то должен быть там, в самом центре этого безумия. Целители любят тыкать туда, где больней всего. От этой мысли Мэб судорожно, криво улыбнулась.

Еще несколько сотен шагов — и ощущения боли и страха нахлынули волной холодного северного моря, чуть не сбив с ног. Мэб шла вперед, еле сдерживаясь, чтобы не закричать в голос. Альм чувствовал себя не лучше. Старался вида не подавать, но побледнел как полотно и в руку десятницы так сильно впился пальцами, что синяки ей были обеспечены. Когда идти стало совсем невмочь (Альма к тому времени уже пришлось тащить на себе), Мэб села на землю, отдышалась, достала из сумки острый перочинный нож, и, прикусив губу, полоснула лезвием по ладони. Подождала пока в горсти соберется достаточно крови и отчаянно выплеснула ее на землю перед собой. Туман заурчал, расступился, и на несколько секунд на самом пределе видимости она заметила до боли знакомый силуэт в плаще из перьев.

Откуда только силы взялись? Не отрывая взгляда от очертаний темной фигуры, Мэб взвалила на плечи мальчишку и, разбивая ногами снова сгущающиеся белые клубы, бросилась вперед.

«Давай, Мэб, шевелись, ты можешь. Левой, правой, снова левой, вот так», — и никаких прочих мыслей… Только так… шаг, еще шаг… не считать, не загадывать… просто идти… Она и шла, пока не рухнула на колени в одном шаге от Иллойэ.

— Тут… мы… — выдохнула Мэб,

Женщина-птица обернулась устало. И глаза ее на миг потеплели.

— Дочь Воина, ты все-таки пришла… И детеныш… что с ним? — Она вытащила из складок своего удивительного плаща кожаный бурдюк — Нате-ка вот, подкрепитесь немного.

Мэб сделала пару глотков горького прохладного отвара и по капле, осторожно, влила остальное в рот Альму. Тот почти сразу захлопал глазами и, тяжело облокотившись, осмотрелся вокруг. Иллойэ смахнула со лба спутанные налипшие пряди. Выглядела она изможденной, словно из нее все соки выжали. Двигалась медленно. На руках ее Мэб заметила порезы и ссадины. Дочь Хранителя занималась странным делом — раскладывала по земле белые прозрачные мешки, заполненные чем-то белым (молоком корриденов, вспомнила девушка) и посматривала вверх.

— Это для Ойхо, — пояснила она не дожидаясь вопроса, — он наверху, забрасывает их прямо к переходу. Оно успокаивает боль. Чтобы твой мальчик дольше… продержался. Он там, — она махнула рукой к самому центру страшной воронки — иди… попрощайся.

Иллойе протянула ей один мешок, чирикнув по краю оболочки ногтем:

— Лей по каплям на землю, быстрее выйдет.

Мэб сжала кулаки покрепче, схватила мешок и, как героиня страшной детской сказки, пошла в самую гущу Тумана, разливая перед собой молоко. Белесая пелена расступалась, а капли, упавшие на твердую землю застывали гладким полупрозрачным камнем. Несколько раз у нее над головой проносилась большая крылатая тень, помогая лучше ориентироваться в пространстве.

Целителя она увидела не сразу. Сначала на фоне страшной пульсирующей черной пропасти еле разглядела огромную колышущуюся массу, а заметив, не поверила своим глазам — огромный, высотой с многоэтажный дом, туманник, лениво перебирал щупальцами. Его гигантская туша сжималась-разжималась, временами по ней проходили судороги и искрили магические заряды. А внизу, совсем близко от порождения Тумана, стоял Аодхан. И Мэб даже рот ладонью зажала, чтобы не всхлипнуть ненароком, настолько маленькой и беспомощной казалась его фигурка на фоне беснующегося перехода.

Верхнюю одежду южанин скинул, рукава рубашки закатал выше локтей. Предплечья его от запястий были крепко обмотаны бинтами, и — Мэб помянула всех духов бездны — на белом фоне расплывались, просачиваясь, красные пятна. На туманника целитель смотрел не отрываясь, тем особым просветленным взглядом, с которым уговаривал, успокаивал самых сложных больных. А еще он говорил с Тварью, только слов Мэб не могла разобрать. Зачарованная этим зрелищем, она подошла ближе и срывающимся голосом окликнула:

— Аодхан!

Он услышал. Дернулся, как от удара хлыста, и медленно обернулся, опустив глаза, а когда, наконец, взглянул на нее, Мэб показалось, что ее шарахнули разрядом, столько всего было намешано в этом взгляде — боль … отчаяние даже, смирение и пронзительная звенящая нежность.

— Уходите, Мэбхн, здесь небезопасно, — произнес целитель. И Туманник, словно подтверждая эту мысль, завозился яростно.

— Нет, — Мэб решительно шагнула вперед. — Вы уже пытались решить за меня, как мне жить, не вышло.

— Не вышло, — согласился южанин, снова направляя свое внимание на Тварь. — Ну-ну, еще немного… вот так… и девушка почувствовала рядом отголоски магии.

— Зачем это все? Зачем? — ощущение непоправимого накрыло с головой..

— Чтобы все продолжалось, Мэбхн… Короли придут… закроют переход с той стороны… но надо успокоить Туман, он не подпускает к себе никого… кроме тех, кого выбрал сам.

— Но вот, сейчас же все получается, — она растеряно указала рукой на затихшую тварь.

Аодхан улыбнулся слабо и тряхнул головой:

— Это только обезболивающее, Мэбхн. И то ненадолго… А лекарство… Уходите… у меня нет уверенности, что я пройду через это… достойно. — теперь в его взгляде читалась просьба, почти мольба. Мэб, затолкав подальше все, что хотела сказать, кивнула и сделала пару неверных шагов назад.

Целитель между тем посмотрел наверх, где кружил огромной тенью И-Драйг-Гох, кивнул чему-то и продолжил все так же ласково разговаривать с туманником. Тварь притихла, закачалась на месте. Тихо, плавно двигаясь, южанин подходил к туманнику все ближе, а тот, завороженный, вялый, никак на это не реагировал. Аодхан ловко проскользнул под одним из его замерших щупалец туда, где бился в конвульсиях переход, опустился на колени на белую, мерцающую от молока корриденов землю и неловкими движениями принялся разматывать бинты. По рукам его зазмеились кровавые ручейки, собираясь в подставленные ладони. Целитель выдохнул и одним резким движением впечатал руки в землю, разливая по ней страшную багровую лужу. Пространство содрогнулось яростно, туманник вскинулся, закрутился и, мгновенно определив причину беспокойства, выкинул в направлении назойливого эльна смертоносное щупальце. Тот и не пытаясь отстраниться, отрешенно смотрел, как несется навстречу его смерть. Дернулся, когда острый край щупальца пробил грудь, когда побежала по направлению к туманнику его собственная жизнь и сила… и до самого конца, пока серые как ртуть глаза не застыли неподвижно, глядя вечным взглядом в такое же серое небо, шептал что-то успокаивающее своему убийце.