В смысле, Белоснежка?! (СИ) - Разумовская Анастасия

И тут этот ужасно короткий танец закончился. Бертран учтиво поклонился, я кивнула, благодаря за танец.

– Да, – ответила коротко, так как в наступившей тишине нас могли услышать не те уши.

Но Бертран вдруг сам шагнул ко мне, наклонился и тихо прошептал:

– Верь мне. Пожалуйста. И не ревнуй.

А затем ещё раз поклонился, бросил на меня многозначительный взгляд и, встряхнув головой, быстро отошёл. К Авроре. Сердце стиснула боль. Ей он тоже говорит «верь мне» и «не ревнуй»? Это у него метод что ли такой?

Часы ударили полночь. Я огляделась, нашла Белоснежку.

– Думаю, тебе пора спать.

– А тебе? – мрачно буркнула девочка.

– И мне. Давай уйдём вместе?

Я остановила музыку.

– Мои любезные друзья, – сказала громко и радостно, – нам с принцессой пора ложиться почивать, но танцы пусть продолжатся до утра.

Да, так просто. Без пафоса. И мы вышли. За нами вновь зазвучала музыка.

Я проводила Белоснежку, а затем направилась в свои покои, предвкушая неприятности. «Я не могу доверять Румпелю, – думала сумрачно. – Волку нужна марионетка, и он безжалостно свернёт ей голову, едва та осмелится сделать что-либо вопреки его воле. Белоснежка, даже если мы с ней подружимся, ребёнок. Я могу верить Рапунцель, но… Мари ничем не сможет мне помочь. Илиана может, но не станет, у неё свои цели. Фея Карабос… может быть, но вряд ли она будет готова рискнуть ради меня жизнью. У меня только Бертран. Если не верить ему, то – кому?».

И вдруг разом ощутила, как же я устала от этого чужого мира.

Подошла к покоям. Взялась за дверную ручку, прислонилась лбом к прохладной деревянной створке. Хочу домой. Просто домой. К Анечке.

Открыла, вошла, и чёрный вихрь смёл меня, впечатал в стену, захлопнув дверь.

– Что ты себе позволяешь, женщина? – прошипел Румпель, прижимая меня к стене. – Ты сошла с ума?

– Н-нет, – тоненько пропищала я, застыв от ужаса.

– Идём, – он рванул меня за руку, и я упала прямо на него.

Попыталась встать, но он уже нёсся вперёд, волоча меня за собой. И мне пришлось бежать, чтобы не свалиться с ног.

– Румпель! Ты меня убьёшь! – завопила, когда он устремился вниз по ступенькам.

На свою беду он остановился, и я с размаху вмазалась в него. Спасибо, хоть придержал.

– Пока нет, – ответил совершенно серьёзно. – Но ты к этому близка.

Я задыхалась:

– Корсет! – и увидела непонимание в его взгляде. Но голоса что-либо объяснять не было, я глотала воздух, рёбра болели от тесноты корсета. – … не пойду… никуда…

– Пойдёшь, девочка. Ещё как пойдёшь. Будешь смотреть, куда скажут, и слушать. Очень внимательно слушать.

Он сжимал моё запястье пальцами, словно стальными наручниками.

– Я не могу бежать! – наконец удалось выговорить мне. – Ты когда-нибудь пробовал бегать в корсете? Туго затянутом корсете?

– Смеёшься?

– Нет.

Капитан сузил глаза, как будто те и так не были достаточно узкими.

– Мне наплевать, что ты можешь, а что нет, Майя. Следуй за мной.

Отпустил меня и зашагал дальше. Я побежала за ним, подхватив юбки. Будь прокляты его длинные ноги!

Мы пересекли сад, но прошли не к башне, а по какой-то узкой тропинке влево, обошли королевский замок и остановились перед угрюмым торцом. Румпель обернулся, подождал, пока я подбежала, и затем сказал привычно невозмутимым голосом:

– Королева не должна вести себя как продажная девка. Не должна обжиматься на глазах придворных с похотливым мужиком, не должна целоваться и смотреть на него бараньими глазами.

– Не смейте оскорблять меня! – прошипела я, стискивая кулаки.

Но, увы, он был прав. Я не получила королевского воспитания, но понимала: королева должна беречь репутацию. И всё же… Как он смеет!

– Майя, – он приподнял мой подбородок указательным пальцем, а большим провёл по моей нижней губе. Прищурился. – Ты не поняла, девочка, ты – никто. Калиф на час. И, если не будешь слушать меня, нас, то твоя жизнь окажется короче, чем у короля Робера. Ты же читала про него, верно?

– Читала…

Я отшатнулась, уклоняясь от его длинных пальцев.

– Ну и чудно. Надеюсь, тебя удивило, как быстро мы поменяли Белоснежку на тебя. Ты, в целом, умная женщина, должна была удивиться.

– Удивилась.

– Умница. Видела кукольные театры? – Я кивнула. – Пьеро, Коломбина, Арлекино… Только доверчивый народ смотрит и думает, что куклы движутся сами, и Арлекино может побить Пьеро. Но тот, на чью руку надета кукла, знает правду.

Он насмешливо взглянул на меня, а затем провёл рукой по моим волосам. Арселе соскользнул с волос ещё в комнате, и сейчас ветер раздувал мою короткую стрижку.

– Тебе идёт, – заметил Румпель. – Я не возражаю, чтобы ты спала с Бертраном, если желаешь с ним спать. Но делай это не у всех на виду.

– Да как ты…

– Перестань. На людях я всегда соблюдаю субординацию, но наедине я буду говорить тебе, что хочу и как хочу. И запомни, Майя, я не люблю ошибаться. Ты – кукла на моей руке, это тоже запомни. Как надел, так и сдёрну. И ты не только будешь танцевать то, что я тебе скажу танцевать, но ты ляжешь под кого я скажу. Запомнила?

– Нет, – прошептала я.

Губы едва двигались, став деревянными. Я попятилась. Герцог Ариндвальский схватил меня за плечи и рванул на себя. Он явно наслаждался моим страхом и беспомощностью. Чёрные глаза смеялись.

– Нет! Так не будет. Лучше я умру!

– Умрёшь, конечно. Пошли.

Я словно во сне двинулась за ним. Всё это было настолько страшно, что мозг цепенел.

Мы прошли в низкую чёрную дверь, литую из какого-то металла. Спустились по гладким ступенькам. Я поскользнулась и уцепилась за его камзол. Но Румпель даже руки не подал. Низкий тёмный коридор, чьи своды смыкались прямо над его наклонённой головой. Факелы. Часовые. Угрюмые. Вальяжные.

– Куда мы идём?

Голос мой дрожал и рвался, но Румпель не стал оглядываться. Он всё шёл и шёл, и я старалась от него не отставать. Подвал под замком. Разветвляющиеся коридоры. Запах человеческой нечистоты, плесени и… крови? Румпель распахнул очередную дверь. Острый запах пота, мочи, крови и чего-то не менее мерзкого. Я вошла, зажмурилась от яркого света, заморгала, открыла глаза. Огонь в странном очаге – клетке, подвешенной к сводам на цепи. Грузный полуобнажённый мужчина, стоящий ко мне спиной, блестящей от пота. И… Я не сразу поняла, что это. Видела много раз, но в кино и мельком. Поняла, когда мужчина вытащил щипцами какую-то раскалённую добела железку.

Дыба.

Мать твою! Это дыба! А на ней – узник. Я заорала и бросилась обратно, но Румпель перехватил, прижал меня спиной к груди и прошипел на ухо:

– Заткнись. И смотри. Внимательно смотри. Потому что вот это – твоё будущее.

…

Из подвала Румпель вынес меня на руках – мои ноги не держали. Но, когда мы оказались в саду, он всё же выпустил меня. Повернул к себе, удерживая за плечи, безжалостно заглянул в лицо.

– Вижу, что впечатление у тебя сильное. Даже сильнее, чем я предполагал. Вот и запомни его, Майя. Навсегда запомни. В этом веке нет вашего слащавого гуманизма. Фигового листика, прикрывающего реалии жизни. Здесь всё открыто, просто и откровенно. За это и люблю вот этот мир. Здесь люди подлинные в своей мерзости. Не те няшки, которые искреннее убеждены в собственной пушистости, но смотрят фильмы, в которых герои орут, когда чудовища разрывают их на куски. Нет. Они честно приходят на казнь и с наслаждением смотрят, не скрывая от себя внутренней потребности. И это правильно.

Я молчала, плохо понимая его слова. Словно одеревенела, в голове метались странные обрывки мыслей. Про оловянные пуговицы на его камзоле. Про потерявшееся колечко. И…

– Румпель, ты из нашего мира, – прошептала я. – Кто ты? Откуда ты сюда пришёл? И как?

Разум отчаянно пытался забыть увиденное, хватаясь за любые посторонние вопросы. Румпель усмехнулся. Мне показалось, что он понимает, что со мной происходит.

– Ты всё верно понимаешь, Майя. Я из Первомира. И я способен вернуть тебя обратно. В твой дом. К твоей дочери. И тебе всего лишь нужно заключить со мной сделку.