Мелисса Марр - Любимый грешник
Пораженная огромным количеством и разнообразием фейри, Эйслинн остановилась.
— Местные гадалки устраивают настоящие шоу, — заметил Кинан и придержал матерчатый вход в шатер, чтобы Эйслинн смогла заглянуть внутрь.
Там находились три женщины со слезящимися белыми глазами. За ними стоял целый ряд статуй, похожих на горгулий без крыльев. Они были до ужаса мускулистыми. И живыми! Их пристальные взгляды скользили по шатру, словно они искали того, кто мог бы ответить на их невысказанные вопросы.
Фейри отступили, и Кинан провел Эйслинн внутрь. Она подошла к одной из статуй. Фигура смотрела на нее широко открытыми, почти испуганными глазами, когда Эйслинн протянула к ней руку. Одна из женщин тут же оказалась рядом и схватила ее за запястье:
— Нет.
Все три женщины заговорили одновременно, обращаясь не к ней и не к Кинану, а так, будто говорили сами с собой — тихим, свистящим шепотом:
— Он наш. Справедливый обмен. Не тебе вмешиваться.
Женщина, державшая Эйслинн за руку, бросила на нее короткий взгляд белых глаз и спросила:
— Ну что, сестры? Что мы скажем?
Эйслинн отшатнулась, но хватка была крепкой.
— Значит, ты юная избранная, — сказала гадалка, глядя при этом на Кинана по-видимому слепыми глазами. — Новая возлюбленная.
За их спинами фейри придвинулись ближе, толкаясь и перешептываясь.
Старуха одарила Кинана обжигающим взглядом светящихся белых глаз и со значением произнесла:
— Она отличается от других, дорогой. Она особенная.
— Я это уже знаю, мать.
Кинан обнял Эйслинн за талию, будто имел на это право.
Нет у него такого права!
Эйслинн отступила так далеко, как только могла, учитывая, что ее до сих пор держали за руку.
Три старухи одновременно вздохнули.
— Жестокая она, да?
— Рассказать тебе, насколько она отличается от других? — Спросила Кинана та, что держала Эйслинн. — Какой особенной она станет?
Все фейри в шатре внезапно умолкли. Они наблюдали с интересом и нескрываемым любопытством, словно у них на глазах происходило стихийное бедствие.
— Нет, — запротестовала Эйслинн, освободилась от женщины и схватила Кинана за руку.
Он не сдвинулся с места.
— Такой особенной, как я мечтаю? — Спросил он слепых женщин громким голосом, чтобы все присутствовавшие фейри ясно слышали его.
— Такой, как она, ты никогда не встретишь.
Женщины закивали с ужасающей синхронностью, как будто у них на троих был один разум.
Ухмыляясь, Кинан бросил женщинам горстку незнакомых бронзовых монет. Все трое одновременно одинаковыми движениями рук поймали монеты прямо в воздухе.
Я должна убираться отсюда. Прямо сейчас.
Однако Эйслинн не могла просто взять и убежать. Если бы не ее способности, у нее не было бы причин так бурно реагировать: на вид женщины ничем не отличались от других работников ярмарки.
Не выставляй себя напоказ. Помни о правилах.
Она не могла себе позволить поддаться панике. Сердце Эйслинн бешено билось. Грудь сдавило так, словно ей нечем было дышать.
Держись. Сконцентрируйся . Ей нужно было убираться отсюда, подальше от них, назад к Сету. Ей вообще не стоило приходить сюда. Ей казалось, что она угодила в ловушку.
Эйслинн попятилась от женщин и потянула Кинана за руку:
— Давай чего-нибудь выпьем. Ну же, пойдем.
Он притянул ее ближе к себе и повел к выходу мимо толпы бормотавших фейри:
— Она избранная.
— Вы это слышали?
— Нужно передать сообщение.
— Бейра будет в ярости.
Вечер продолжался, и на ярмарку все прибывали и прибывали фейри, даже те, которых он не видел уже много лет. Это хорошо, даже несмотря на то что тут повсюду ведьмы-шпионки Бейры. Прибывали и представители других дворов фейри, некоторые — впервые за сотни лет . Они все знают.
— Кинан, — позвал один из охранников Донии и отвесил поклон.
Кинан покачал головой. Одной рукой он обнимал Эйслинн, не совсем изящно, но все же она была рядом. Эйслинн слабо мерцала в темноте. Солнечный свет уже наполнял ее изменяющееся тело. Иногда такое случалось: изменение происходило так быстро, что смертные девушки становились подозрительными. В том, что его королева должна меняться еще быстрее, был определенный смысл.
За спиной Эйслинн рябинник в обличии смертного перехватил охранника Донии.
— Что? — Спросила Эйслинн, глядя на Кинана широко раскрытыми глазами.
Ее губы были приоткрыты, словно она ждала поцелуя.
Слишком рано для этого. Но он все же придвинулся ближе, держа ее в своих руках так, будто они были на балу. И у нас обязательно будет бал, на котором я представлю ее всем придворным. Сразу же, как только она взойдет на трон.
Глядя поверх плеча Эйслинн туда, где рябинник остановил охранника Донии, Кинан вдруг сказал:
— Я не хочу, чтобы что-то испортило сегодняшний вечер. Даже если миру сегодня придет конец, я ничего не хочу об этом знать.
И это было правдой. Он держал в руках свою королеву. После столетий поисков он наконец нашел ее. Наверное, об этом и говорили гадалки. Кинан наклонился к Эйслинн и прошептал:
— Потанцуй со мной.
Она покачала головой, и он заметил в ее глазах что-то похожее на страх.
— Но здесь же негде, — запротестовала она. — Даже музыки нет.
Он закружил ее, жалея, что сейчас она не одета так, как ей полагается, что ее не обвивает волнами шелк, что не слышен шелест женских одежд.
— Ну конечно же, есть.
Никто не мешал им, никто не толкался. Наоборот: все собрались вокруг, расчищая им место, чтобы он смог впервые потанцевать с ней, со своей королевой. У самой реки он увидел своих Летних фейри — теперь наших фейри . Они становились невидимыми, сбрасывая «иллюзии» и присоединяясь к танцу. Скоро, когда Эйслинн будет рядом, он сможет защищать их, заботиться о них так, как и должен настоящий Король Лета.
— Ты действительно не слышишь музыки? — Спросил Кинан и повел ее в толпу фейри.
Эти не потрудились снять «иллюзии», но пустились в пляс вместе со всеми остальными. Их лоснящаяся кожа искрилась от слабого света, спрятанного сейчас под ее поверхностью, делая их похожими на давно потерянных братьев и сестер селчи.[15]
Несколько Летних девушек закружились в танце — стройные красавицы-чаровницы, с извивающимися, словно виноградные лозы, венами. Их юбки и волосы превращались в размытые пятна от быстрых движений.
Держа одну руку на спине Эйслинн и сжимая другой ее маленькую ладонь, Кинан провел ее сквозь танцующую толпу невидимых фейри. Наклонившись к ней, он проговорил нараспев:
