Вергилия Коулл - Мой враг, моя любимая
Никогда еще я не была так рада видеть этого лекхе. С облегчением выдохнула. Кошка успела здорово расцарапать меня, на спине чувствовалось невыносимое жжение.
Мила недовольно фыркнула на брата.
— Не смей приближаться к моему ребенку! — пригрозила она мне напоследок, а потом увела Никиту прочь.
Было слышно, как, удаляясь, Мила продолжает ругать плачущего сына и запугивать тем, что я хотела его убить. Кошка побежала за ними, победоносно подняв трубой хвост.
Лекс оглядел кухню, тоже задержался взглядом на ноже.
— Я не собиралась нападать на ребенка. За кого вы меня принимаете? — возмутилась я.
— Тише, охотница. Я верю. Чаю будешь? А бутерброды? — он спокойно взял нож со стола, убрал в подставку и поставил на огонь чайник. — Я вот точно буду.
Со вчерашнего дня у меня маковой росинки во рту не было, и я с благодарностью кивнула. Села на стул, наблюдая, как Лекс щедро, по-мужски, отрезает большие ломти хлеба, вынимает масло и сыр из холодильника. Орудовал он ловко, я даже залюбовалась.
— Почему ты так легко поверил мне? — я хотела добавить «в отличие от Милы», но сдержалась.
— Думаешь, не стоило? — намазывая кусок хлеба маслом, он обернулся через плечо, глянул лукаво.
Я пожала плечами.
— Мила права. Таким ножом не чистят картошку. Я специально выбрала самый большой.
Лекс отвернулся и продолжил занятие.
— Ты выпустила нас из клетки. Если бы не ты, у нас не было бы шансов выбраться. Ты не похожа на тех, кто убивает детей.
Он повернулся, выставил на стол чашки, бросил в каждую пакетик с чаем, налил кипятка и добавил:
— Кроме того, этот нож не из особого железа. Он безопасен.
— Даже для Никиты? — удивилась я.
— Мы же вроде решили, что на детей ты не нападаешь? — парировал Лекс, выставив еду.
Рука сама потянулась к бутербродам на тарелке. Я запихнула в рот большой кусок и прикрыла глаза от удовольствия, когда начала жевать. Лекс присел на соседний стул и наблюдал за мной с усмешкой.
— Голодная, значит? Ивар не покормил?
Я на миг перестала жевать, но голод пересилил все неприятные мысли.
— Не напоминай мне о нем, — пробубнила я с полным ртом. — Он сделал со мной кое-что ужасное. Я не хочу говорить что, но поверь, это так.
Лекс поднял брови, отпивая из чашки чай, но промолчал.
— Ты должен меня отпустить. Пока его нет. Вижу, что ты — единственный разумный человек здесь, — я мысленно посоветовала себе забыть, как он чуть не придушил меня в машине, — поэтому очень прошу, буквально умоляю: дай мне уйти. Ивар уехал, он сделал со мной все, что хотел, я больше ему не нужна. Мила меня ненавидит. Остальные — тоже. Я очень хочу домой!
Лекс отставил чашку, и я затаила дыхание в ожидании ответа.
— Нет, Кира, — спокойно и даже строго произнес он.
— Но почему нет?!
— Потому что ты принадлежишь Ивару. Только он может решить, что с тобой делать.
— Я никому не принадлежу! — в отчаянии я стукнула чашкой по столу. — Я принадлежу только себе! И своей семье! К которой я хочу вернуться!
Лекс сделал мне знак замолчать.
— Пойми, охотница. У Ивара нет обыкновения привозить сюда девушек и спать с ними. Особенно, если это — дочь его злейшего врага. Он всю свою жизнь держит под контролем, и вот так сорваться… — Лекс покачал головой. — Раз он так поступил, значит, ты важна для него. Ты — особенная. Поэтому тебя отсюда никто не выпустит.
Я вспыхнула. Значит, и этот в курсе ночных событий. Какой позор! С мучительным стоном я уронила лицо в ладони. Услышала, как Лекс поднимается со стула и обходит меня. Дернулась, когда почувствовала, что он прикасается к моей спине.
— Дай посмотрю, — миролюбивым тоном попросил Лекс. — Ивар сказал, что я должен заботиться о тебе.
Ивар сказал! Ивар сказал! А где сам Ивар?! Снял сливки и переложил заботу обо мне на других, как будто зверюшку на попечение соседям оставил!
Лекс, тем временем, успел задрать мою футболку до самых плеч и сочувственно поцокал языком.
— У тебя на позвоночнике две здоровые ссадины. И наверху несколько глубоких царапин от кошки. Тут фамильяра бы призвать… — он весело хмыкнул. — Или обработать йодом. Ты не против йода?
— Не против, — буркнула я.
Ну ладно, царапины от кошки, а ссадины-то откуда? И тут перед глазами всплыли картины прошлой ночи и то, с каким лицом Ивар вжимал меня в стену. В ушах зазвучали его глухие стоны, его шепот. Влажное скольжение между моих ног… его руки, удерживающие меня крепко и надежно, так, что я не боялась и забыла обо всем.
Я снова спрятала лицо в ладонях, с ужасом понимая, что внизу живота становится горячо и томно. Сумасшествие какое-то.
Лекс успел сходить за йодом и принялся бережно смазывать мои царапины, пока я придерживала футболку на плечах. Чем-то даже братьев напомнил. Они тоже вечно кудахтали над моими порезами. Сердце сжалось от тоски. Как там они? И отец? Когда я их увижу? И увижу ли вообще?
— Мила не тебя ненавидит, — вдруг сказал Лекс.
— Что? — удивилась я, отвлекаясь от раздумий.
— У нее нет к тебе личной вражды, говорю. Ты не думай. Ты просто напоминаешь ей…
Он замялся.
— О чем?
— Обо всем. О том, что есть охотники. О том, что есть внешний мир. Она давно уже не выходила за пределы поселения. Пыталась убедить себя, что больше ничего не существует. А ты ей напомнила, что это не так. Будь ты обычной девчонкой, вы бы, может, даже подружились. Но ты — охотница. И хоть я говорил ей, что ты не из местных, а из клана Хромого, который живет отсюда за тридевять земель, от этого не легче.
— А почему она ненавидит местных охотников?
— Видишь ли…
Лекс снова умолк. Он отошел, чтобы убрать баночку с йодом и выкинуть ватную палочку. Нехорошие подозрения начали шевелиться во мне. Может, с ней поступили так же, как Ивар — со мной? Какой-то охотник украл ее и держал у себя?
— А кто отец Никиты? — спросила я, когда Лекс вернулся и сел на свой стул, собираясь допить чай.
— Мы не знаем, кто его отец, — ответил он и встретился со мной взглядом.
Я поморгала в недоумении.
— То есть как? Мила не помнит, с кем у нее все было?
