Ласточка в Академии Штормового ветра (СИ) - Марлин Юлия

Я же совсем растерялась от чувственных прикосновений.

Очень приятно вновь оказаться в его умелых руках. Но еще больше меня снедали стыд и совесть, вбитые строгим воспитанием.

Я хотела злиться, и не могла.

Все внутри сладостно замирало, а глупое, неискушенное тело требовало еще. Еще его гибких пальцев, плавных движений, ласковых поглаживаний. У меня совсем не было опыта с мужчинами, если не считать нескольких поцелуев с бывшим женихом, должно быть, из-за этого близость Рэна будила в груди ни с чем несравнимую бурю эмоций.

Пугала, манила и растекалась по коже медовым огнём.

— Готово, — сообщил Мальер.

Я дернулась и выяснила, что все еще связана «силком».

Он отставил чашу:

— Сейчас отпущу.

Но прежде, чем дать свободу успел влить в рот сонное зелье.

Пришлось проглотить, ведь, как и тогда доктор попросту зажал мне нос, ни капельки не тревожась об оскорбленных девичьих чувствах. Я зашипела, впиваясь глазами в человека, которому очень многим обязана и которого все сильнее начинаю ненавидеть.

Руки так и чесались залепить ему пощечину. Я благородная леди! Со мной нельзя так обращаться.

Видно все эти мысли красноречиво проступили у меня на лице, потому что доктор грустно усмехнулся:

— Когда завтра утром проснёшься и захочешь меня придушить, вспомни, что все это я делаю ради тебя.

Рэн заботливо подоткнул края одеяла (вот же гад!), выпрямился, качаясь от усталости, и щелкнул пальцами.

Силки отпустили. Я попыталась вскочить, чтобы засыпать обвинениями его сомнительные методы, но сонное зелье спеленало тело теплотой.

— Добрых снов, Анжелина, — услышала над ухом хриплый баритон.

И крепко уснула.

* * *

На следующее утро ко мне вернулся аппетит.

А еще я ощущала вялое шевеление темной магии в крови. Полежав немного, решила, что поскольку доктор-демон поблизости, то не стоит лишний раз привлекать его внимание, и попросила Пламя «молчать».

Я больше на него не злилась. Правда.

В конце концов, он спас мне жизнь и уже за это одно я прониклась к господину Мальеру уважением. В лицо, конечно, не скажу, и вообще, чем быстрее отсюда сбегу, тем лучше, но в сердце буду благодарить.

… В лазарете было пусто.

Ряды коек, застеленные покрывалами, мерцали в золоте осеннего рассвета. По стенам ползли блеклые пятна. Я закуталась в одеяло и на цыпочках сбегала в уборную, где умылась, привела себя в порядок и кое-как расчесала спутанные локоны пальцами. Спросите, зачем? Ведь под иллюзией их не видно. Да. Но их видит доктор Мальер, как и всю меня — и в душе все жарче разгоралось бессознательное желание выглядеть перед ним хоть капельку красивей.

Пустой желудок требовал накормить.

Повинуясь приказу, отправилась к койке, но на полпути заметила дверь в личные покои доктора. Не удержавшись, вошла в гостиную. Мягкая мебель, обитая бархатом. На широких стрельчатых окнах — темные портьеры. На полах ковры, пуфики, кресла, журнальный столик. Со вкусом и изысканно. Спальня оказалась левее.

Некрасиво подглядывать за спящими. Как вежливая леди — я развернулась, чтобы уйти, но словно что-то толкнуло меня в спину. Повлекло на крепком поводке.

На носочках скользнула внутрь.

Первое, что бросилось в глаза — огромная кровать с роскошным балдахином золотистых тонов. По-мужски строгая, без всяких там рюш, оборок и кружева и в то же время очень дорогая.

Рэн лежал у самого края.

Глаза с пушистыми ресницами плотно закрыты. Лицо спокойно, дыхание ровное и глубокое. Снежные волосы разметаны по атласной подушке и чуть заметно искрят. По мощным предплечьям играют всполохи света. Руки, перевитые узловатыми мышцами, расслаблено лежат поверх покрывала.

Мужчина спал без одежды. Обнаженная, мускулистая грудь мерно вздымалась и опускалась. От пупка к паху тянулась полоска темных волос. А тот самый бугорок, на который я уставилась и не могла оторваться, скрывало тяжелое покрывало.

Духи! Совсем потеряла стыд, Анжелина?

Пробралась в чужую спальню и пялишься на едва знакомого мужчину. Что бы сказала матушка?

Я густо покраснела.

Нет, я, конечно, видела голых мужчин, но все они были либо высечены из мрамора, либо изображены на картинах именитых художников. Чтобы вот так «в живую» — никогда.

Да и где бы мне видеть?

Пока родители были живы, они тщательно берегли честь дочери для супруга. А когда я перебралась в таверну тетки Матильды, мужчины перестали воспринимать меня всерьёз. Никому не интересна грязная, безропотная служанка, подающая напитки. Разве, что сын барона иногда поглядывал. Но это только с целью лишить меня невинности, а потом благополучно забыть.

Облизнув сухие губы, сообразила, что продолжаю любоваться убийственно красивой внешностью полудемона.

Рэн притягивал взгляд, чаровал. И дело не только в его идеальном молодом теле. В нем была какая-то загадка. Пугающая и влекущая. Он тоже хранил свою тайну. Может, потому, с таким уважением отнесся к — моей.

Мужчина шевельнулся. Ресницы затрепетали.

Испугавшись разоблачения, я попятилась назад, как вдруг на всю спальню раздался стон. Томный такой, глубокий, с мягким горловым урчанием. Покрывало приподнялось, на свет выскользнула холеная женская ручка с острыми ноготками. Нащупала бицепс Рэна и обвилась вокруг мужского торса.

Дальше на мужское плечо пристроилась голова с гривой рыжих волос. Черты лица хищные, но красивые. Глаза закрыты, порочные губы изогнуты в улыбке.

Сильвия Золейман?

На женщине не было одежды. Глаза зацепились за обнаженную грудь, которой она бесстыдно жалась к мужскому боку. Потом изгиб спины и голые сливочные бедра.

Я отшатнулась.

Доктор не один! А я, идиотка, явилась и любуюсь им, будто мне что-то обещали.

Подумаешь, видел меня голой. Он, вон и ее каждую ночь видит голой. А заодно приятно проводит время.

Теперь ясно, из-за кого Мальер постоянно такой уставший. Думала, все дело в работе, а оказывается в одной распутной девице, что не даёт уснуть до рассвета.

Растерев лицо ладонями, я кинулась из спальни.

Меня не должна задевать личная жизнь доктора. Я ругала себя последними словами, трясла головой, сглатывала слёзы. Но даже после того, как уткнулась лицом в подушку и закусила наволочку зубами, грудь все равно распирала тянущая боль.

Так и давилась тихими всхлипами, пока меня не окликнули.

— Анжелина?

Рэн стоял около кровати и с интересом рассматривал мою оттопыренную пятую точку. Рухнув на кровать, я не позаботилась о том, как смотрюсь со стороны. Обтянутая брюками попка выглядела до бесстыдства притягательно. Я смутилась.

— У тебя глаза красные, — произнес мужчина вкрадчиво. — Ты плачешь?

Села и как истинная леди закуталась в одеяло.

— Просто слезятся.

— Почему?

Пожала плечами.

— Болит голова.

Рэн нахмурился. Он был в своей обычной одежде: дорогой шелковой сорочке, темных брюках. Волосы собрал в низкий хвост.

— Ты приходила ко мне утром?

Вопрос выбил из легких воздух. Чего-чего, а такого не ждала.

— Что?

— В мою спальню.

— Нет.

— Я тебя почувствовал.

— Вам показалось.

Янтарные глаза опасно сузились. С минуту буравили, вот только реакции не добились. А я… Я просто больше не могла на него смотреть, и все, чего хотела, чтобы меня скорее выписали из лазарета.

— Скинь одеяло и ложись, — велел властно спустя паузу.

Спорить не стала. Разделась и послушно вытянулась на простыне. Не хочу опять оказаться «привязанной» к кровати силком. Кроме того, чем раньше доктор обработает ожоги, тем быстрее оставит пациентку в покое.

Когда теплая мужская ладонь обрисовала изгибы ключиц и прошлась в ложбинке между грудей, я зажмурилась. И попыталась отключить все чувства. Было несложно. Перед глазами все еще стояло оголенное тело Золейман, жадно льнувшее к торсу Рэна.

До чего же противно!