Дж. Уорд - Зависть
Медленно опустив кресло, он наклонился ближе к зеркалу, рассматривая крошечные золотые звенья. Еще чуть-чуть, и он разорвет украшение.
— Пес, я отлучусь ненадолго.
Когда не последовало недовольного ответа, ударов лапой, чтобы привлечь внимание, не показались неряшливые уши на дальнем краю кровати, Джим обернулся.
— Пес? — просвистел Джим сквозь зубы. — Пес?
Может, маленький приятель оказался заперт в комнате Эдди и Эда. Подойдя к двери, Джим начал открывать его усилием мысли…
Не судьба.
Пса тоже нет.
Он остался один.
На какое-то мгновение, ему захотелось почесать голову в духе «что-за-чертовщина-здесь-только-что-произошла?!». Но потом он закрыл смежную дверь на замок. Принимая все во внимание, это разделение было неминуемо. Они с Эдрианом сошлись в рукопашном в первые сорок восемь часов официальной работы вместе, и эта ситуация «масло/вода» продолжала кипеть на медленном огне. И да, Эдди был крутым, но у Джима возникло подозрение, что он сам мог обскакать парня, когда дело касалось магии… поэтому он не мог сказать, что чувствовал угрозу.
Так было понятней. Проще.
К тому же, когда он подчинялся Ублюдку Матиасу в спецподразделении, то всегда работал один, так что это дело привычное.
Он привык к этому.
Партнеры, в профессиональной или личной жизни, приносили слишком много проблем типам вроде него.
Глава 16
— Прошу прощения?
В Раю, на лужайке около Небесного Бастиона, Найджел взглянул через стол, накрытый льняной скатертью, и кивнул на тарелку «Ройал Далтон»[81].
— Передай булочку, пожалуйста.
— Ты не это сказал. — Колин опустился на свой элегантный стул, его черные брови нависли над глазами, полными негодования.
Два их компаньона по ужину… ну, три, если считать ирландского волкодава… остановились посреди глотка… или фырканья, в случае с Таквином. Тем не менее, Берти передал треклятую тарелку, его прекрасное лицо было полно сострадания, как и его движения.
Достаточно сказать, что каким бы чудесным ни было тесто на английском фарфоре, чай испорчен.
— Найджел, какого черта ты сделал?
— Прошу не обращаться ко мне в таком тоне, Колин.
— А ты можешь послать этикет к чертям. Что значит, ты встречался с Создателем?
Найджел разломил свежую булочку со смородиной и вдохнул поднявшийся сладковатый пар. Действительно, они не нуждались в еде, но лишать самих себя удовольствия, которое приносила эта формальность, было абсурдно.
Байрон приподнял свои розовые очки чуть выше на нос.
— Я уверен, у него были на то причины, разве не так?
В отличие от Колина, упертого быка, другие два архангела просто подождут, пока Найджел сам решит обо всем рассказать. Берти, с его мягким сердцем, и Байрон, со своим неиссякаемым оптимизмом, были более деликатными существами, чем он, способными в изобилии продемонстрировать силу сдержанности и терпения.
Колин же, скорее всего, задаст вопрос еще раз. И потом он начнет выстукивать по крышке стола.
Поэтому, естественно, Найджел уделил пристальное внимание ножу для масла.
И, естественно, он чувствовал тепло с противоположного конца стола, будто пламя, возвышающееся над древесиной.
— Найджел. Что произошло?
Он ответил только после того, как тщательно прожевал первый кусочек:
— По-моему, мы уже обсуждали склонности другой стороны к… как бы выразиться… изобретательной корректировке реальности…
— Она обманщица и лживая шлюха, — выплюнул Колин.
— Зачем же так грубо. — Найджел отложил булочку, потеряв всякий аппетит. — И позволь снова напомнить, что и мы нарушили правила. Наши руки тоже запачканы, мой верный друг, и…
— Это всего лишь пятнышко по сравнению с тем, что выкидывает она…
— Ты должен прекратить перебивать. Прямо сейчас.
Они смотрели друг на друга в непрерывной, незыблемой тишине… и Найджел понял, что сегодня ночью будет спать один… и совсем не возражал против этого.
— Мы закончили спорить? — снизошел Найджел.
Колин открыл было рот, но тут же захлопнул его.
— Хорошо. А теперь, как я и говорил, Создателю известно о нарушениях… с обеих сторон. — Найджел проверил температуру чая «Ерл Грей», убедившись, что она идеальна, как он и ожидал. — Но я признал наши прегрешения и тот факт, что едва ли честно требовать от Девины того, что мы сами не готовы уважать.
— Ее натура не изменилась, — тихо произнес Берти. — Она не может противостоять своей сущности. Конечно же, Творец знал это с самого начала.
— Я придерживаюсь того же мнения. — Найджел отпил еще чая. — Ничего удивительного. Более того, у меня создалось впечатление… — Найджел осторожно выбирал слова, будто ему вообще не следовало говорить о Создателе всего сущего. — Я почти уверен, что это было ожидаемо. Ее нарушения. Наша попытка обеспечить Джиму поддержку в виде Эдриана с Эдвардом. Все это.
— И каков ответ на твой вопрос? — рявкнул Колин.
— Неизвестен на данный момент. Но Творец сообщил новости самого неприятного рода. Когда я уходил, меня проинформировали, что Джим, Эдвард и Эдриан не сошлись во мнении.
— О, они не должны сражаться, — прошептал Берти.
— Когда это произошло? — потребовал Колин.
Найджел поставил фарфоровую чашку прямо на блюдце.
— Только что, очевидно.
Колин в очередной раз насупил брови, задумавшись над чем-то. Нехороший знак.
— Что случилось?
— Создатель не сказал, и я не смел спрашивать. — И как же он хотел предать ту же сдержанность сердцу архангела. — Но ясно, что Джим остался сам по себе.
Катастрофический поворот событий. Спаситель силен, но не имеет опыта ведения этой древней войны. Он словно сидящий фазан[82], ждущий пресловутого выстрела демона.
— Но я верю, что Творец примет меры, — заключил Найджел.
— Против нас? — спросил Колин.
— Поживем — увидим.
Ему нечего было пообещать коллегам, он не мог вселить в них веру силой разговора. Представляя что-то Творцу для обдумывания, ты теряешь над этим всякий контроль, и нельзя предугадать, как упадут выстроенные в ряд кости домино.
— Я отправляюсь вниз, — объявил Колин. — Херон не может быть один.
Ну почему нельзя просто придерживаться правил, подумал Найджел. Хотя бы раз.
Подняв чашку и оттопырив мизинец, он вновь осознал, что если от чего-то и зависит, так это от темперамента Колина. Да, он был самым разумным среди них, но вспыльчивым по своей натуре, контроль над разумом — всего лишь пелена, которая скрывала его истинный склад и давалась ему с трудом.
