Дарья Кузнецова - Модус вивенди
— Увлекся, — явно не испытывая никакого раскаяния, сообщил Ветров, внимательно наблюдая за мной. Я раздосадованно поморщилась и попыталась подняться, но мужчина в этот раз не пустил, удерживая за бедра. — Хочешь, я тебе еще чем-нибудь помогу?
— То есть? — удивленно переспросила я.
— Мне понравилось, как ты благодаришь, — сообщил он с веселой ухмылкой.
На этот раз пощечины не вышло. Ротмистр легко перехватил мою руку за запястье, поймал вторую и перекатился по кровати, оказавшись сверху.
В этот момент, с заведенными за голову руками, прижатая к постели телом Одержимого, я взглянула на ситуацию под другим углом, и мне стало жутко. Внезапно осознала, что нахожусь бесконечно далеко от дома, без малейшей возможности позвать на помощь, во власти не вполне адекватного, но очень сильного мужчины. До сих пор он хоть и вел себя не лучшим образом, но демонстрировал определенное благородство. А что, если терпение скоро кончится?
— Не надо драться, это неприлично для достойной барышни. Или недостойно для приличной? — с крайне ехидным видом проговорил он мне в губы, щекоча дыханием, а потом невозмутимо поднялся сам и протянул мне руку, помогая выбраться из начавшей засасывать кровати. — Пойдем, ты, кажется, рвалась работать, — невозмутимо проговорил он, направляясь к выходу, когда я утвердилась на своих ногах. И мне стало очень стыдно за свои необоснованные подозрения в его адрес.
Пока мы собирались и совершали уже знакомый ритуал с вызовом сопровождающего и полетом над лесом лишайников, я думала совсем не о работе. Мысли занимал гвардии ротмистр Ветров, странности его поведения и мое к нему отношение.
Я уже не сомневалась, что эти его ершистость, хамство и стремление задирать окружающих представляли собой колючки пресловутого кактуса. С тем только отличием, что кактусы обычно никого первые не трогают и сами ни на кого не бросаются, что отличает их от Одержимого в лучшую сторону.
Это стремление защититься и распугать всех вокруг даже тогда, когда никакой угрозы нет и окружающие настроены мирно, было нехорошим признаком. Подробностей биографии мужчины я не знала, но уже здорово сомневалась, что все это — последствие обиды на родителей, которых он никогда в глаза не видел. Скорее, походило на результат достаточно регулярных ударов судьбы, и, вероятно, ударов весьма разнообразных. Просто потому, что, если человек часто бьется головой, он надевает каску, а вот такой скафандр полной защиты от всего и сразу — результат изощренной изобретательности фортуны.
Как вести себя с ним в этой связи и как реагировать на его поведение, я просто не представляла. Что ему от меня надо и чего он пытается добиться? То смотрит с презрением, то искренне заботится, то лезет целоваться, то огрызается по поводу и без. В ответ на прямые вопросы он наверняка будет язвить и насмехаться, а как еще разобраться в этом клубке противоречий без привлечения третьих лиц, я не знала.
Вернее, идеи были, но я не была уверена в главном: а надо ли мне во всем этом разбираться? Зачем? Потому что мне понравилось, как он танцует, целуется и выглядит без одежды? Очень глупо, и это даже не вспоминая о приличиях. Пока он молчит, кажется весьма интересным и достойным мужчиной. Но стоит ему открыть рот, и я понимаю, что моя симпатия к этому человеку может измеряться только световыми годами — на расстоянии он кажется привлекательней.
В общем, чем больше я об этом думала, тем яснее понимала: для душевного спокойствия мне лучше держаться подальше от Ветрова. Проблема заключалась в том, что это явно шло вразрез с его собственным мнением и видением ситуации. И опять же было непонятно, что именно ему нужно. В том, что это исключительно азарт, я уже сомневалась. Может быть, любопытство, чувство необычности и новизны?
Ни к каким выводам я по дороге не пришла, но зато сумела, со всех сторон рассмотрев и обдумав эту проблему, отложить ее в сторону с пометкой «не хватает данных, продолжать наблюдение» и подойти к разговору с варом в спокойном и сосредоточенном состоянии.
— Я радоваться ты жить, — поприветствовал нас плащ в знакомой или похожей на знакомую мне комнате для бесед. Доставлял нас к месту назначения кто-то другой, он открыл перед нами дверь и удалился. Наверное, этому было не по чину работать курьером. Мне показалось, я узнала голос; это был тот самый немолодой мужчина, разогнавший местную революцию. — Вы уметь пугать горячая смерть?
— Мы уметь пугать не только горячая смерть, но и многие другие, — спокойно ответила я.
— Вы учить мы? — прагматично уточнил он.
— Учить, но для этого вы помогать.
— Как?
— Отвечать вопросы и дать место ставить механизмы.
— Механизмы? — насторожился он. Я пустилась в объяснения, и через несколько минут мне, кажется, удалось успокоить собеседника сообщениями о том, что механизмы эти безвредны, места много не занимают, и вообще их можно (и даже, насколько я знаю, желательно) размещать на необитаемых планетах.
Когда этот самый важный и принципиальный вопрос был так легко и ненавязчиво согласован, собеседник согласился отвечать на остальные. Их было множество, но начать я решила с самого главного противоречия.
— Почему раньше вы говорить «не тема разговор», а теперь нет? Из-за горячая смерть?
— Дети, — отозвался он.
— Что — дети? — растерянно переспросила я.
— Дети плохо понимать слова, плохо знать смысл, поэтому дети иметь тема не разговор, — доходчиво пояснил собеседник, и я пару секунд переваривала эту информацию. В конце концов я пришла к выводу, что в понятие «дети» мы вкладываем разный смысл, и принялась уточнять. Угадала, но лишь отчасти.
В своем развитии отдельные вары достигали некоторой ступени, выводящей их на качественно иной уровень существования, который в пересчете на наши представления можно было бы назвать «сверхчеловеческим». Объяснить подробно, как это происходит и как выглядит, собеседник не смог, но не потому, что не пытался, а исключительно из-за скудости разговорного языка, лишенного ряда ключевых понятий. Насколько я сумела разобраться, этот «уровень» был связан с развитием того самого участка мозга, отвечающего за гравитонные взаимодействия.
Главное, эти «сверхвары» жили еще более замкнуто и обособленно, а всех прочих в совокупности называли «детьми» независимо от их физиологического возраста. Опять же, насколько я смогла понять, жили они не просто так, а выполняли важную функцию стабилизации гравитационных полей. Наверное, чтобы «детишки» не разнесли планеты на куски своими постоянными заигрываниями с одним из фундаментальных взаимодействий.
