Холли Блэк - Белая кошка
Вполне возможно, тоже старается ради денег. Глава преступного клана — тут замешаны огромные деньжищи.
— Боишься, не получится? — интересуется Баррон. О чем это мы? Ах да. — Подумай, самое трудное — попасть внутрь. А так ты ворвешься сюда, зажимая рот рукой, запрешься в кабинке и во всеуслышание распрощаешься с ужином. Захаров первый посмеется. Тут-то мы его и прижмем.
— Неплохая идея, — кивает Филип.
— Я не знаю, как это делается, сколько понадобится времени.
— А если так, — не сдается Баррон, — иди на кухню, пусть тебя вывернет в какую-нибудь миску. Перельем все это в бутылку и спрячем за бачком в первой кабинке. Если обнаружат — придется импровизировать. А так — сейчас отмучаешься, потом не придется ни о чем волноваться.
— Мерзость какая.
— Иди и делай, — командует Антон.
— Нет уж. Я сумею изобразить пьяного, причем убедительно.
Вообще-то в эту среду я ничего не собираюсь изображать. Хотя что мне, спрашивается, делать? Утром подумаю хорошенько, сейчас остается только наблюдать.
— Делай как велено, иначе пожалеешь, — не унимается Филипов дружок.
Поворачиваю голову так, чтобы ему хорошо было видно шею.
— У меня нет шрамов, я не принадлежу к твоей семье, и ты мне не босс.
— Лучше бы тебе подчиниться. — Антон с силой хватает меня за воротник.
— Довольно, — вмешивается Филип. — Ты — живо на кухню, найди миску и сунь палец в глотку. Не надо щепетильничать. Антон, не трогай брата, мы и так на него давим.
Антон отворачивается и ударяет кулаком по дверце кабинки, Баррон ухмыляется во весь рот.
Чем больше мы ругаемся, тем проще ему нас контролировать.
Ищу кухню впотьмах. Там пахнет корицей и паприкой.
Нащупываю выключатель. Лампы дневного света отражаются в исцарапанных медных кастрюлях. Можно сбежать через заднюю дверь, но какой смысл? Пускай лучше ничего не подозревают. Иначе будут гоняться за мной по улицам, обыщут, найдут зашитые в ногу камни. Придется остаться и блевать в чертову миску. Достаю из большущего холодильника пакет с молоком. Желудку будет полегче.
Снимаю перчатки — подкладка вся промокла от пота. В тусклом свете руки кажутся слишком бледными.
Меня настигло кармическое воздаяние за то, что вчера поил деда перекисью водорода? Кладу палец в рот, противно-то как! Кожа на вкус соленая.
— Эй!
Поворачиваюсь. Незнакомый парень в длинном плаще нацелил на меня пистолет.
Пакет выскальзывает из рук и падает, молоко проливается на пол.
— Что ты здесь делаешь?
— Ой, — думай, думай быстрее, — у друга был ключ. Он здесь работает.
— С кем ты говоришь? — На свет выходит еще один мужчина, бритоголовый, в широком вырезе футболки красуется ожерелье из шрамов. — Это еще кто?
— Парни. — Я поднимаю руки, лихорадочно придумываю историю, вхожу в роль. Беспризорный малолетний мастер, только-только с автобуса, ищет работу и место, где переночевать, кто-то рассказал ему про ресторан и про Захаровых. — Я воровал еду. Простите. Могу посуду помыть или еще что вместо оплаты.
В противоположном конце кухни открывается дверь, и входят Антон с Филипом.
— Какого черта? — интересуется бритоголовый.
— Уберите от него руки, — приказывает Филип.
Парень в плаще направляет пистолет на брата.
Не думая, вытягиваю руку, чтобы сбить прицел. Оружие почему-то теплое на ощупь. А потом во мне срабатывает еще один инстинкт, и я изменяю пистолет.
Я словно смотрю сквозь металл, вижу все вплоть до самых крошечных частиц. Он жидкий, переливается во все новые и новые формы, нужно лишь выбрать одну.
Поднимаю глаза, получилось так, как я представил: вокруг пальцев громилы обвилась змея, изумрудно-зеленая, словно перо жар-птицы с того барельефа.
Он вскрикивает и в панике трясет рукой.
Змея извивается, сжимает и разжимает кольца; задыхаясь, открывает пасть и через мгновение выплевывает пулю, которая со звоном катится по стальному столу.
Раздаются два выстрела.
Со мной, с моим телом что-то происходит.
Грудь болезненно сжимается, выворачивается плечо. Может, меня подстрелили? Но нет, смотрю вниз, на свои пальцы — они превратились в узловатые древесные корни. Делаю шаг назад, ноги подгибаются — одна из них покрыта мехом, другая согнута не в ту сторону. Моргаю и в следующую секунду уже смотрю десятком разных глаз, каким-то образом вижу даже потрескавшийся кафельный пол позади себя. Там лежат два человека, кровь смешалась с молоком, ко мне ползет пистолет, в его пасти трепещет красный раздвоенный язык.
Это галлюцинации. Я умираю. Горло сдавило от ужаса, но закричать не получается.
— Какого черта они тут делали? — вопит Антон. — Мы не планировали убивать своих. Этого не должно было случиться!
Руки становятся ветками дерева, ручками дивана, мотками веревки.
Помогите! Кто-нибудь. Пожалуйста, помогите!
— Это все его вина! — Антон продолжает кричать, тыкая в меня пальцем.
Надо встать, но ноги превратились в рыбий хвост, глаза съехали вбок, вместо слов с губ срывается неразборчивое бульканье, да это и не губы вовсе.
— Надо избавиться от трупов, — доносится голос Баррона.
Потом другие звуки — ломаются кости, что-то падает с влажным тихим шлепком. Пытаюсь повернуть голову, разглядеть, что происходит, но не могу понять, как это сделать.
— Пусть заткнется, — выкрикивает Антон.
Я что-то говорил? Сам себя не слышу.
Меня хватают чьи-то руки, поднимают, тащат через весь ресторан. На потолке нарисован обнаженный старик верхом на гнедой лошади, он спускается с холма, высоко подняв саблю, волосы развеваются на ветру. Забавное зрелище. Мой смех похож на свист чайника.
— Отдача, — шепчет Филип. — Скоро все придет в норму.
Брат кладет меня в багажник Антонова «мерседеса» и захлопывает крышку. Воняет машинным маслом и чем-то еще, но я настолько не в себе, что почти ничего не замечаю. Заработал двигатель. Ворочаюсь в темноте, тело больше мне не принадлежит.
Прихожу в себя уже на шоссе. Сквозь щель то и дело светят фары попутных машин. На каждом ухабе голова ударяется об автомобильную шину, подо мной все трясется. Переворачиваюсь на бок и натыкаюсь на полиэтилен, набитый чем-то мягким и теплым.
Положить на него голову? Нащупываю что-то мокрое, липкое. Так вот что это!
Пластиковые мешки для мусора.
Меня тошнит, стараюсь отползти как можно дальше, изо всех сил прижимаюсь к задней стенке. В спину врезается металлическая рама, шею приходится подпирать рукой, но я сижу неподвижно до тех пор, пока машина не останавливается.
