Экспедиция в преисподнюю (СИ) - Серебрянская Виктория
Я долго не могла понять, почему и меня, ни арлинту даже не пытаются сожрать. Пока не ощутила невероятно сильный, практически неконтролируемый позыв заняться любовью с первым же, кто попадется навстречу. И вот этот позыв побороть я не смогла. Впрочем, как и арлинта. Мы с ней, наверное, были со всеми, кто выжил. В угаре, который одурманил мой мозг, я едва ли замечала своих партнеров. Меня гнал вперед древний как мир инстинкт продолжения рода…
Когда все закончилось, я едва справилась с собой и обуревающим меня стыдом. Но я сумела выстоять. В то время как арлинта… Несчастная оказалась слабее меня и нашла способ прекратить свое существование. Позднее я поняла почему, и поняла, что никакая это не слабость…
После овладевшего мной сумасшествия я очень сильно изменилась. Мутации шли во мне полным ходом. Именно тогда я впервые предположила, что если не поддаваться навеиваемым желаниям, то собственный иммунитет тормозит перестройку организма, подавляет все чужеродное, что появилось внутри. Правда, к тому моменту, как я убедилась в правомерности подозрений, лично для меня было уже поздно: тело изменилось до неузнаваемости, превратившись в один огромный живот, в котором я и вынашивала потомство того, что прилетело к нам издалека. Да. За дурость всегда нужно платить. Иногда тройную цену. Теперь у меня было что-то вроде коллективного сознания, несмотря на то что собственный разум, может быть, в урезанном виде, я все же сумела сохранить. В отличие от своих коллег, превратившихся в червеобразных существ с очень ограниченным набором функций: есть, вернее, жрать. И размножаться…»
Глава 11
Я опять читала до тех пор, пока буквы не начали расплываться перед глазами. Только после этого отключила дневник и ушла в душ. И уже там, стоя под прохладными струями, хоть немного смывающими усталость, я сообразила, что целый день ничего не ела. И что ко мне никто не после Альданы не приходил. Второе испугало намного больше, чем первое. Пульс просто загрохотал в висках. И я осознала еще одну странную вещь: приборы больше не пищали, реагируя на мой всплеск эмоциональности. Ответ у меня был только один: Руорк подкорректировал настройки. Но зачем? Вот на этот вопрос у меня ответа не было, я терялась в догадках. Завершив мытье, заказала себе питательный коктейль. А выпив его, без сил рухнула на свое спальное место. Ломать голову над странностями происходящего энергии не осталось.
На следующий день, к моему удивлению, ко мне никто не пришел. Вообще. Хотя я ждала хотя бы Руорка с самого утра, едва продрала глаза. День тянулся бесконечно долго. В мою тюрьму извне не проникало ни единого звука. И мне оставалось лишь догадываться о происходящем. Почему ни Руорк, ни Альдана ко мне не пришли? Что там такого в моих анализах, что они не решились мне об этом сообщить? Сильно пугало то, что я хорошо знала, насколько легко уничтожить обитателя вот такого куба: пустил газ в вентиляцию или изменил настройки окружающей среды на неблагоприятные, и прощай.
К вечеру снедавшая меня тревога оказалась настолько сильна, что я не могла уже думать ни о чем другом, кроме результатов собственных исследований. Дневник, найденный на «Медее» был забыт. Я пила воду и глушила отравляющий организм адреналин изнуряющими физическими упражнениями. Спать легла только потому, что хотела хоть как-то забыться. Но даже во сне меня мучили какие-то неясные, но страшные сновидения. Словно предупреждали, что это только начало…
Изоляция — страшная вещь. По неясной мне причине я оказалась забыта всеми на целых четыре дня. Это если не ошиблась в подсчетах. Аккумулятор смарткомма уже требовал подзарядки, а у меня не было такой возможности, зарядное устройство осталось в моей каюте. Ведь отправляясь в рейд на погибшую космическую станцию, я и предположить не могла, чем эта вылазка для меня закончится. А потому старалась дергать смарткомм как можно меньше, чтобы сэкономить заряд.
Постепенно мной овладевала если не депрессия, то подавленность точно. Я начала опасаться пить и есть, потому что опасалась, что Руорк что-то подсыплет мне. Особенно в еду. Мы изучали в академии устройство подобных исследовательских кубов. И я знала, что вода в куб подается из общей системы. Только проходит дополнительную систему фильтрации. А вот еда готовится отдельно. И добавить в нее лекарственное или другое вещество — раз плюнуть. Но как бы я ни остерегалась, обеспечить себе полную безопасность все равно не смогла.
Вечером четвертого дня, когда я в очередной раз изнуряла себя физическими упражнениями, чтобы уснуть, в какой-то момент у меня закружилась голова. Если честно, подумала, что это из-за добровольной голодовки и повышенной физической активности. Я присела на кровать, переждать неприятные мгновения. Но у меня потемнело в глазах. То, что я отключилась, я поняла, только когда очнулась.
— Пришла в себя? — услышала я ровный голос Руорка, когда открыла глаза.
Рывком села и поморщилась: голова снова закружилась. И медик это заметил:
— Не будешь нормально питаться, привяжу к кушетке и посажу на внутривенное питание, — недружелюбно пообещал мне он. — Ты что это придумала? Голодом решила себя заморить?
Я поморщилась:
— Совсем идиот? А зачем бы я в таком случае пила воду?
Арлинт вынырнул из окружавшей куб темноты и приблизился вплотную к стеклянной стене, наградил меня испытывающим взглядом:
— Не голодовка? А что тогда это было? Протест? Желание привлечь внимание?
Теперь я вообще скривилась. И нехотя призналась:
— Опасаюсь есть, чтобы ты меня не накачал какой-то гадостью через еду.
У Руорка вытянулось лицо.
— Ну ты и!.. — с досадой выдохнул он через некоторое время. — Если мне будет нужно, я распылю вместе с кислородом необходимое вещество. Заморачиваться с вычислением оптимальной дозы и совместимости с продуктами не стану. Поняла? — Я нехотя кивнула. И арлинт проворчал в ответ: — Гляди мне!..
Видимо, после этого медик счел беседу завершенной и начал поворачиваться с явным намерением уйти. И тогда я буквально подскочила на месте:
— Подожди!
Руорк остановился и оглянулся с нескрываемым подозрением:
— Что такое?
— Что с моими анализами? И почему я изолирована от всех?
От волнения я сама не заметила, как соскочила с кушетки, подбежала к разделяющему нас стеклу и приникла к нему всем телом, положив на стеклянную поверхность ладони.
Медик ответил не сразу. Некоторое время молчал, словно решал, что мне можно говорить, а что нельзя. Или подбирал правильные, по его мнению, слова и выражения. И мне не нравилось ни то. Ни другое. Появилась уверенность, что мне сейчас либо соврут, либо не скажут всей правды. Что почти равнозначно.
— Изменения есть, — нехотя отозвался Руорк спустя какое-то время. — Но мы и так это знали. А большего с диагностического оборудования на крейсере не выжать. Так что… Я послал запрос в Департамент здравоохранения на выделение лаборатории. Таким образом, по прибытии смогу обследовать тебя в полном объеме и тогда дам ответ на твой вопрос.
У меня подкосились ноги, и похолодели ладони. Так вот что задумал арлинт! На что же он надеется? На поощрение? Повышение по службе? Для меня попадание в правительственные лаборатории могло означать лишь одно: как личность я перестану существовать. Превращусь в исследуемый объект. И буду существовать в стеклянном кубе до тех пор, пока заведующий лабораторией будет считать, что это целесообразно. Потом же меня просто… утилизируют…
Я промолчала, не смогла даже звука выдавить в ответ. И арлинт, вероятно, решил, что меня удовлетворили его слова, что я больше не имею к нему вопросов. Повернулся и нырнул в темноту. Шагов его я по-прежнему не слышала. И это было очень, очень плохо…
В том, что куб просто нашпигован следящей аппаратурой, я была абсолютно уверена. И запретила себе проявление слабости у всех на виду. Кое-как собравшись с силой и духом, доковыляла до ванной. Закрыла за собой дверь и только после этого сползла по ней на пол.
