Жаклин Кэри - Стрела Кушиэля. Редкий дар
— Я так и думал. У нас есть такой алтарь, поскольку многие наши гости служат Кушиэлю. Хочешь посмотреть?
— Да, пожалуйста.
Он позвал слуг с факелами и повел меня по длинному коридору, а затем по винтовой лестнице, спускающейся во мрак. Разглядеть что-либо было сложно. Я не сводила глаз со спины проводника, уверенно шагающего передо мной. При свете факелов тонкая белая ткань его рубашки местами казалась прозрачной, и я видела оставленные плетью рубцы, ласково обвивающие торс.
— Вот. — Дидье распахнул дверь у подножия лестницы. Там оказалась комната с каменными стенами, освещенная и согреваемая еще одним камином. Сполохи облизывали бронзовую статую Кушиэля. Спутник Элуа стоял на постаменте позади алтаря и жертвенной чаши — красивое суровое лицо, в руках бич и розга. Я надолго замерла, разглядывая его. — Знаешь, почему Кушиэль отрекся от небес и присоединился к Элуа?
— Нет, — покачала я головой.
— Он был одним из палачей Бога, избранный наказывать души грешников, чтобы те раскаялись к концу света. — Дидье Васко растекался бесплотным голосом за моей спиной. — Так гласят иешуитские легенды. Единственный среди всех ангелов, Кушиэль считал телесное наказание проявлением любви, и вверенные ему грешники тоже приходили к этому пониманию и проникались любовью к своему палачу. Он дарил им боль как бальзам на язвы греха, и они умоляли его о наказании, обретая в муках не раскаяние, а любовь, превосходящую божественную. Единственный Бог был этим недоволен, поскольку прежде всего Он желал поклонения и повиновения. И Кушиэль разглядел искру путеводного огня, за которым готов был последовать, в Благословенном Элуа, заповедовавшем нам всем: «Любите по воле своей».
Я судорожно выдохнула. Никто мне этого не рассказывал, не делился со мной историей, предназначенной мне по праву рождения. Я задалась вопросом, какой была бы моя жизнь, если бы меня воспитали и обучили в Доме Валерианы, и повернулась к Дидье.
— Значит, вот о чем эта заповедь?
Он на секунду заколебался, прежде чем ответить:
— Не совсем. — Он произнес это ровным тоном, словно нехотя признавая правду. — Но именно так я получаю удовольствие. Именно в этом служение, для которого я родился и которому учился. Говорят, Кушиэль помечает Стрелой истинных жертв. Возможно, и тебе удастся отыскать свое призвание.
Тут я догадалась, что Дидье мне завидует.
— А как обучают такому служению? — спросила я, желая сменить тему.
— Идем. — Он поманил факелоносцев и провел меня в дверь в дальнем конце комнаты, продолжая говорить, пока мы шагали по широкому вымощенному камнем коридору. — По традиции обучение начинается с урока о пряных конфетах, знаешь о таком? Нет? Мы проводим его с детьми, которым исполнилось шесть. Им объясняют, что удовольствие от вкуса конфеты происходит из легкой боли, вызванной остротой специи. Тех, кто это усваивает, мы оставляем у себя, туары же остальных продаем. После первого испытания дело за малым, главное — регулярность и закалка. Воспитанникам и ученикам Дома Валерианы никогда не позволяется испытывать наслаждение без боли, равно как и боль без наслаждения. — Он остановился перед новой дверью и с любопытством посмотрел на меня. — Тебя такому не учили?
Я покачала головой. Дидье пожал плечами.
— Полагаю, это дело Делоне. — Он распахнул дверь. — Здесь одна из комнат для удовольствий. Мы стремимся создать должное окружение для всевозможных особых желаний наших гостей.
Слуги засуетились, зажигая жаровню и свечи в канделябрах. Я огляделась, и меня вновь пробрала дрожь. В центре помещения на каменных плитах лежали богатые ковры. Стены ничто не украшало, но там и без картин или гобеленов имелось на что посмотреть: на одной в камне крепились кольца с цепями для запястий и щиколоток, а к другой было прибито большое деревянное колесо с зажимами, чтобы удерживать распятого человека в неподвижности.
— У нас взаимовыгодное соглашение с Домом Мандрагоры, — продолжил Дидье Васко, следя, как я разглядываю массивные приспособления. — Иногда к нам приходят гости, получающие удовольствие исключительно от наблюдения, в таком случае мы заключаем контракт с флагеллантом и его помощником на сеанс истязания одного из наших служителей. И, конечно же, порой и Дом Мандрагоры навещают посетители, которым требуется увидеть унижение, чтобы возбудиться, для чего прибегают к нашей помощи.
Его слова далеким эхом звучали в моих ушах. Я прошла к центру комнаты, слегка коснулась подбитого ватой гимнастического коня и вопросительно посмотрела на Дидье.
— Вот так. — Улыбаясь моему невежеству, он ловко уложил меня на снаряд, прижав щекой к кожаной обивке. — Здесь, конечно же, стегают. У некоторых гостей особый пунктик по поводу ягодиц. Гимнастический конь — отличная штука для потакания их слабости.
Я выпрямилась и, залившись румянцем, отрезала:
— Я пришла не затем, чтобы у вас обучаться!
Дидье вздернул брови и поднял руки.
— Пусть твоим гостям достанется удовольствие сломать тебя, — пробормотал он. — Я нисколько не заинтересован этим заниматься. Мне заплатили, чтобы ты не предстала перед ними в полном невежестве. Иди сюда. — Он поманил меня к шкафу и начал указывать на разложенные там предметы. — Мы, разумеется, предоставляем всевозможные подручные средства: ошейники, повязки на глаза, кляпы, ремни — на любой вкус. Кольца, вагинальные шарики, страпоны, щипцы…
— Меня растили в Доме Кактуса, — напомнила я, гадая, неужели он действительно счел, будто я совершенно неопытная и никогда не видела ни кольца на член, ни искусственного фаллоса.
— …щипцы, — повторил Дидье, словно я и не перебивала. Он поднял одни щипцы на пружинах и разжал их, снова вздергивая брови. — Вот такими часто сжимают соски или половые губы. Пользуются ли похожими в Доме Кактуса?
— Нет. — Я потянула за ручку другого ящика, но тот оказался заперт. Дидье взял ключик с цепи, висевшей у него на поясе, и отпер замок. На красной бархатной подложке поблескивали выложенные в ряд бритвенно-острые стальные лезвия с тонкими фигурными рукоятками, похожие на хирургические скальпели, только красивые.
— Флешетты, — пояснил Дидье. — Мы требуем рекомендации и поручительства перед тем, как допустить их использование. — Он непроизвольно вздрогнул и изменившимся голосом признался: — Ненавижу эти железки.
Я представила, как незнакомая рука прижимает острый край к моей коже и медленно ведет лезвие вниз, а за блестящим металлом следует красная струйка. Яркая, лаковая, горячая струйка. Я вынырнула из грез и обнаружила, что Дидье изучает меня взглядом.
