Елена Ковалевская - Записки средневековой домохозяйки
Я сделала вид, что не слышу их разговора. Неспешно пройдя пару десятков шагов, взошла по самодельному крыльцу, сколоченному из грубо отесанных досок, и уже взялась за ручку двери, как вновь обернулась назад, к спорящим старику и женщине.
Мне так не хотелось с первого дня наживать здесь врагов, и поэтому я с мягкой улыбкой спросила еще раз:
— Может, мы пройдем в дом?
— О, миледи! — старик заторопился ко мне. — Вы еще спрашиваете! Безусловно! Это же ваш дом, ваша усадьба!
Он догнал меня на самом пороге и, открыв дверь, первой пропустил внутрь. Напоследок я бросила взгляд на женщину, которая, сжав губы и нахмурив брови, с враждебностью смотрела мне вслед.
Переступив порог дома, я ощутила спертый воздух помещения, где кухня и спальня были объединены в одно. Когда глаза привыкли к царившему полумраку, я начала осматриваться. Комнатушка оказалось весьма тесной и холодной, и, похоже, чтобы хоть как-то сохранить в ней тепло ее редко проветривали. По правую руку от входа находился огромный камин, практически во всю стену, однако огонь в нем едва теплился в уголке. Внутри него висели какие-то цепи, и крюки. Неподалеку от него я увидела самодельную двухъярусную кровать, застеленную лоскутными одеялами, в нише, что образовывали кровать и камин за занавеской, видимо, находились полки или шкаф. У противоположной от камина стены, между двумя дверями, ныне заколоченными досками, стоял комод. И если корпус его был в хорошем состоянии, то ножки оказались сделанными наспех, из четырех чурбачков, подставленных под него. Рядом стояли колченогий стул и два табурета. А посреди комнаты находился массивный стол, прямо вмонтированный в каменный пол или возведенный прямо на нем. Приглядевшись повнимательнее, я догадалась, что это ни что иное, как чугунная кухонная плита, которую накрыли деревянной столешницей.
И тогда я поняла, что эти люди жили на бывшей усадебной кухне, и огромный камин когда-то, когда усадьба находилась в поре своего величия, так же являлся лишь частью кухни и разжигался для приготовления блюд.
Пока я рассматривала их жилье, старик несмотря на свою немощность, подтащил единственный стул к камину.
— Прошу, — указал он на него.
Мне было неудобно, что я заставила старого человека суетиться, однако, понимая, что он делает это от чистого сердца, присела на стул и протянула озябшие руки к огню.
Наступила неловкая пауза.
На улице мои спутники разгружали вещи и припасы из саней. Парнишки бегали вокруг них и радостно голосили. Мальчик, перестав прятаться за бабушку, которая после моего появления в комнате, замерла у стола и теперь выжидающе смотрела на меня, подбежал к окну и, прижав нос к стеклу, пытался разглядеть, что же делают сорванцы Порриманов.
Раздавались уверенные команды Меган, слышалось ворчание Шарля…
Неожиданно дверь распахнулась и в комнату решительно зашла Дейдра. Увидев меня сидящую у камина, она резко остановилась, словно запнулась о невидимое препятствие и тоже замерла неподвижно, как и бабушка. Однако в отличие от выжидательного взгляда пожилой женщины, ее взор горел злым огнем.
Дальше молчать было просто невыносимо, и я попыталась разрядить атмосферу.
— Мистер Гивел, — обратилась я к старику. Похоже, именно он был главой всего этого семейства. — Не могли бы вы мне рассказать, как ваши дела? Как вы живете здесь? Мне крайне любопытно, можно даже сказать важно, знать, как идут дела в усадьбе.
Но не успел он и рта раскрыть, как Дейдра не выдержала и уже в голос, едва не срываясь в слезы, выпалила:
— К чему, ваши учтивые вопросы?! Вы… вы все равно скоро уедете к мужу. И снова… будете купаться в роскоши, когда мы… Вы знаете, что он виноват? Что по его вине Генри сейчас?!.. Ах если бы не эти кони!.. — и закрыв лицо руками, расплакалась.
— Дейдра!.. — раздался хриплый мужской голос из-за занавески, за которой я думала, были скрыты шкаф или полки. — Придержи язык… — тут мужчина закашлялся. — Отодвинь, я хочу посмотреть.
Женщина, быстро смахнув слезы, бросилась в угол и отдернула занавесь. Мне неудобно было смотреть искоса, я встала и… Хорошо, что рядом был стул, я смогла опереться о спинку.
Передо мной на кровати, лежал изможденный мужчина. Было похоже, что он лежал давно, никак не меньше полугода. Лицо его было сильно повреждено, нос свернут на бок, а щека обожжена так, что теперь кожа была сплошным рубцом. Левая рука, что лежала поверх одеяла тоже оказалась обожженной культей. На пальцы, стянутые и спекшиеся в трехпалую конечность, нельзя было смотреть без содрогания. Вдобавок она явно была переломана и неправильно срослась.
— Я хочу увидеть миледи, — прохрипел он и попытался приподняться, чтобы сесть.
Дейдра, стала помогать ему. В этот момент я увидела, что у него обожжена не только щека, но и глаз затянут пленкой бельма.
Женщина тянула его на себя, но ее сил явно было недостаточно. И тогда я, взяв стул, подошла к его кровати, и села рядом с ним.
— Как это с вами произошло? — осторожно спросила я. — От чего?
Мужчина улыбнулся, и обожженная половина лица перекосилась.
— У вашего супруга в прошлом году поздней осенью загорелась конюшня. Разве вы не знали?
Я отрицательно покачала головой.
— Я являюсь маркизой Мейнмор не более трех недель. Какие события происходили до этого, увы, я не знаю.
— Тогда знайте. Когда я выводил лошадей, на меня упала балка. Я обгорел… — тут мужчина закашлялся. — Одного скакуна все же не удалось спасти, он погиб в огне. Маркиз Мейнмор, сказал, что это я во всем виноват, и выгнал меня полуживого на улицу. Мы с моей женой — Дейдрой и с Мартином, вернулись к родителям… Вернее — это Дейдра привезла меня чуть живого…
— У маркиза нет сострадания, — прошептала та, но ее муж лишь сказал:
— Дейдра… — и женщина замолчала. А он, как ни в чем не бывало, обратился ко мне: — Миледи, я утолил ваше любопытство?
Покраснев, я неуверенно кивнула.
— Тогда миледи, — продолжил он, — могу ли я просить, рассказать нам, вас что привело так далеко от столицы и супруга. Как я понял с ваших слов, медовый месяц еще не закончился. Что же вы здесь делаете? И что собираетесь делать?
— Что собираюсь, — протянула я с кривой улыбкой, — Жить я здесь собираюсь.
После моих слов в комнате повисла оглушительная тишина. А я, словно не замечая, продолжила:
— Видите ли, не вас одних, выбросили. Теперь маркиз ссылает сюда всех ненужных. Всех, кто, так или иначе, ему неугоден. Так что я приехала в усадьбу жить. Вернее выживать, и надеюсь успешно.
Жители усадьбы потрясенные, молча переваривали услышанное. Я тоже не спешила более ничего комментировать.
