Rein Oberst - Чужой для всех. Книга 3.
Капитан Новосельцев приземлился удачно, на краю небольшой поляны. -Хорошо, что ель не зацепил, могли быть проблемы, -проскользнула мысль. Быстро сбавился от парашюта. Прислушался. Где-то суматошно кричала сойка: -Крэ— крэ. Крэ— крэ. — Подавали сигнал. Ответил. Притаился за елью, повторил сигнал. Тело напряглось, палец оставался на курке. Опять крикнула сойка: -Крэ— крэ, — но ближе.
— Свои, — радостно забилось сердце. — Все идет по плану.
Почти бесшумно сдвинулась заснеженная еловая ветка и перед комбатом, словно призрак, выросла могучая фигура человека с автоматом. Из-под зимнего маскхалата просматривался край американской десантной униформы.
— Товарищ капитан, это вы? — обрадовался встрече с комбатом начальник разведки Николай Симаков. — Нас здесь до взвода собралось. Остальные подтягиваются.-Плечистый, рослый пограничник говорил возбужденно. Серо-зеленые глаза озорно сияли: — Искали вас. Вы последний прыгали, когда оружие сбросили. Что делать, приказывайте?
— Углубиться в лес. Всем собираться по ротам. Разбить лагерь. Батальонного комиссара Ногаец, не видели?
— Нет, товарищ капитан. Не видели.
— Разыщите. Радиста ко мне. Выполняйте.
— Есть.
Для лагеря подобрали поляну в лесной глуши. Площадка небольшая, но скрытая вековыми елями, лесным молодняком, непролазными кустарниками малины. С северо-восточной, городской стороны, лагерь защищало незамёрзшее, труднопроходимое болото.Без шума к лагерю не подберешься.
Обустраивались быстро: натягивались палатки, выставлялась охрана, проверялось оружие и боеприпасы. Младшие и старшие офицеры, чудом вызволенные из Бухенвальда, слажено, не чураясь солдатской работы, выполняли установленные и оговоренные накануне обязанности. Американская форма десантников 101 воздушно-десантной дивизии с белоголовым орланом на шевроне не смущала русских офицеров, но особо не радовала, показалась практичной, но холодной. В наших ватниках зимой воевать проще и теплее.
— Давай, давай, не ленись, — подгонял бойцов старшина Кравчук в форме сержанта американских ВДВ, поглаживая влажные, с редкой сединой, усы. — Перекуры по команде. Курить в кулак, в пол затяжки. Костров не жечь. Завтрак сухим пайком, через час. — Бесхитростные команды Кравчука слышались в разных уголках лагеря.
— Товарищ старшина, а естественные надобности где справлять?
— Естественные, говоришь? — Кравчук взглянул недовольно на молодого десантника, годившегося в сыновья. — Ты, Смехов, и еще..., — тяжелая, крестьянская пятерня крутанулась в воздухе и замерла указательным пальцем в направлении куривших бойцов, закончивших устанавливать штабную палатку. — Вы трое! Идете в помощь минометчикам искать их ящики. Там гальюн себе найдете и курилку. — Ехидная усмешка затаилась в чапаевских усах. — Все, не стоять. Вперед.
Штабную палатку установили на пригорке под огромной, разлапистой елью. Из ящиков от боеприпасов соорудили стол, табуретки. На столе керосиновый фонарь. В углу место для радиста. У входа выставлены два автоматчика...
— Вот и штаб готов, — потер руки удовлетворенно Новосельцев, зайдя в палатку. За ним, ссутулившись, показался долговязый начальник штаба майор Коноплев. Лицо синее. Взгляд колкий, настороженный. — Присаживайтесь, Сергей Никитич. Потолок прорвете головой, — пошутил добродушно комбат, вошедшему офицеру. — Сейчас кофе налью. Гляжу, вы совсем продрогли.
— Кофе...? — брови майора сошлись на переносице. — Предпочел бы сто граммов наркомовских. А кофе...? Кофе — это для бальзаковских дамочек и недобитых троцкистов.
Николай не ответил на реплику Коноплева, достал термос из сумки, металлические стаканчики из набора. Разлил кофе. Нежный кофейный аромат распространился по палатке. -Это немец, подполковник Ольбрихт, настоял. Вручил перед отлетом. Берите.
— Спасибо, — буркнул худощавый начштаба. Ему было холодно в американской форме. Короткая, подобранная не по росту, она подчеркивала худобу и нескладность фигуры, плохо согревала. Но собственный вид и состояние не смущали Коноплева. Присев на ящик, выставив худые колени, он сделал глоток кофе. Пальцы мелко подрагивали. Увидев, что комбат смотрит на руки, выпил залпом остаток, раздраженно произнес: -На открытом руднике обморозился. Пальцы и лицо постоянно мерзнут.
— Понимаю, — согласился Николай. — Еще кофе?
Коноплев пропустил вопрос. Нервничая, взглянул на часы, заметил с горечью: — Фрицы пошли в наступление...Понимаешь, фрицы пошли в наступление.... И мы им в помощь... Тьфу! — сплюнул с досадой. -Правильно ли мы поступаем, командир? Может..., послать их...
— Что? — Новосельцев дернулся, вскочил с ящика. Взгляд осуждающий, жесткий. Навис над майором, готов схватить за грудки. Угрожающе прохрипел: — Опять за свое, Никитич? В Бухенвальд захотелось? К оберфюреру СС Герману Пистеру? Там было лучше...? А может на Соловки потянуло...? Поздно уже думать, Сергей, об этом. Мне дали понять, что отряд и его задачи утверждены Москвой. Это временная смычка с врагом. И больше демагогии не разводи. Ясно?
— Ясно, то ясно, — не соглашался Коноплев. — Значит ударим по американскому империализму со всей пролетарской ненавистью. Так получается? Они нам ленд-лиз, второй фронт, а мы их под дых!
— Если надо, то и под дых! — выкрикнул Николай, сверкнув зло на вход палатки. Кто-то пытался войти. — Подождите, не входить! Позову! — вновь уставился на майора. По реакции комбата было видно, что затронутая Коноплевым тема волновала его, даже в большей степени, чем начальника штаба. Но он принял для себя решение: руководить операцией, и не хотел мусолить вопрос. — Ты у комиссара спроси: — Куда бить? — добавил комбат с надломом в голосе. — Ногаец настоящий комиссар, в разряд замполитов не успел перейти. В плену с 42, из 'Ржевского котла'. Как выжил в плену — не понятно. Обычно немцы сразу их расстреливали. Хлебнул лиха не меньше нашего. Не хотел с нами идти, оставлять подпольный центр. Как ни как, комиссаром ударной бригады назначен. Еле уговорил. Он уж точно знает, кого и куда надо бить. Что молчишь? А может на партийной ячейке вопрос поднять? А, Никитич? Где ваш партбилет, товарищ Коноплев? Под какой березкой закопан? Или в Сальских степях в норку суслика успели запрятать? Вас же в том районе немцы подобрали контуженным? Найдете после войны? Ведь спросят у вас. За все придется ответить.
Заскрежетали зубы, сдирая эмаль. Перекатываются желваки нервно. Пальцы синеют, сжимая кромку ящика. Колени так выперлись, что трещит ткань десантных брюк. Вот -вот начштаба бросится на комбата.
— Э-эх! — рыкнул Коноплев, не выдержал стального взгляда командира, отвернулся первым. Он понял, что спорить с комбатом бесполезно. Видно, так надо. Вчера били немцев, сегодня американцев. Завтра...
