Маргарита Глазова - Седьмой этаж, годы 1-3
Дэн угрюмо молчал. Новость его огорошила, и он, казалось, попросту не знает, как к этому отнестись.
У Ильи нервы натянулись до предела, и ситуация вдруг показалась ему совершенно тупиковой. Утешало лишь то, что Дэн хотя бы не набросился на него с кулаками и не запустил в него сходу заклятьем.
Несколько минут прошли в напряжённом молчании. Наконец Дэн произнёс спокойным бесцветным голосом:
— Слушай, я тебя очень прошу, если ты мне друг, найди себе другую девчонку.
— Дэн, я тебе друг, всегда им был и буду, но не требуй от меня невозможного. Мне никто другой не нужен. Пойми… я не сказал бы тебе, не будь это серьёзно, — заявил Илья, глядя Дэну в лицо.
Дэн помолчал с минуту.
— Значит, это она из-за тебя меня бросила? — его взгляд потемнел.
— Из-за меня…? — Илья опешил. — Да нет… Не может быть… Конечно, нет! Ну, сам подумай, если бы из-за меня, мы с ней были бы вместе… Я понятия не имею, есть ли у меня вообще шансы, — растерянно пробормотал он.
Дэн смотрел на него скептически.
— У тебя нет шансов? Когда это у тебя что-нибудь не получалось? — горечь в словах.
— Только не с девушками… Слушай, давай начистоту. Я вовсе не вчера понял, что она мне… что я… Но она ведь была с тобой, и я должен был сдерживать свои чувства. Сейчас она свободна, и я не могу так просто уступить её кому-то, даже не попытавшись… Я себе этого никогда не прощу. Ты бы как поступил? — последние слова Ильи отдавали отчаяньем.
Дэн сохранял угрюмое молчание.
— Слушай, наверное, ты имеешь право злиться на меня, но я тоже вправе бороться за неё, раз вы расстались. И если она захочет быть со мной, то это будет её выбор, на который она тоже имеет право. Это вовсе не значит, что я не друг тебе… Да скажи же уже хоть что-нибудь! — вдруг выкрикнул Илья, не выдержавший напряжения и выведенный из терпения молчанием Дэна. Пожалуй, он сейчас уже и в глаз получил бы охотно.
— А ты что, благословения моего ждёшь, что ли? — со злой иронией поинтересовался Дэн.
Илью вдруг тоже зло взяло.
— Обойдусь без твоего благословения. Я просто ставлю тебя в известность о своих намерениях. Я люблю её! Понял?! — резко выдал он. — Единственный человек, который может запретить мне быть с ней рядом — это она сама, больше никто! И я намерен сделать всё, что в моих силах, чтоб она была со мной! Можешь думать обо мне, что хочешь!
— Угу, дерзай, — желчно изрёк Дэн и, прихватив свою чашку, направился на кухню.
Илья обессилено плюхнулся на диван. Вот и поговорили. Жуть. Хотя, этого следовало ожидать. Вот чего он добился этим разговором? С Дэном отношения испорчены, а личное счастье представляется сейчас совершенно несбыточным. Тоска и неуверенность в себе сжимают сердце, как тиски. Что он может сделать, чтоб добиться от Женьки взаимности? Поговорить с ней? Что нового он может ей сказать? Она давным-давно знает, что он любит её, но не похоже, чтоб это так уж много для неё значило. Если б это имело для неё значение, она, наверное, дала бы ему как-то понять, что он ей нужен. И на что он, собственно, рассчитывает? Она всегда видела в нём только друга, она сама тогда ему сказала, что хочет, чтоб всё осталось по-прежнему. Так с чего же он возомнил, будто могло что-то измениться только потому, что он сказал ей о своих чувствах…?
Ну, нет! Он сейчас, вероятнее всего, потерял из-за этого лучшего друга. Теперь он просто обязан сделать всё возможное и невозможное. Ещё не все слова сказаны, да и действий с его стороны ещё не было никаких. Вот когда она сама прямо скажет ему, что всё напрасно, тогда и наступит пора нюни распускать. А Дэн… Может, остынет и сможет понять?
* * *Чашка жалобно звякнула, когда Дэн с досады небрежно бросил её в раковину. Он поморщился от этого звона. Голова и так раскалывается.
Злость в нём кипела, шипела и пузырилась. К злости примешивалось противное чувство жалости к самому себе. Ну почему он такой неудачник, вечный лузер? Не везёт ему в жизни. Родителям нет до него дела, все их интересы вечно вертятся вокруг его младшей сестры, а он всегда в пролёте. Родили себе эту мелкую и забили на него. Никому он не нужен. Вот и Женька его бросила. Ну, вот почему у него с Женькой так вышло? Он ведь её любил. Может, не всегда вёл себя правильно, но старался ведь. А теперь ещё и лучший друг свинью ему подсунул.
Илюха просто гад из гадов! На свете полно девчонок, выбирай любую. Так нет же, ему понадобилась именно Женька! Он, оказывается, молча по ней вздыхал и дожидался своего часа! Гад, ну какой же он гад!!
Злость и ревность захлёстывали его так, что казалось, он вот-вот захлебнётся. Или разревётся. Он со всего маху впечатал кулак в стену. И ещё раз, и ещё, пока острая физическая боль в разбитых костяшках не перекрыла боль душевную. Полегчало. Тяжело дыша, он осел на табурет. Сидел так какое-то время.
Угловым зрением он вдруг уловил какой-то промельк у дальней стены. Дэн машинально резко обернулся. Фу-ты, это же его отражение в зеркальной дверце кухонного шкафа. Ну и видок у него. Он сейчас сильно смахивает на буйного клиента психушки — лицо какое-то остервенелое, волосы всклокочены.
Он поднялся, направился к раковине и приоткрыл кран. Какое-то время просто глазел на струйку воды, утекающую в дыру, потом открыл кран сильнее и стал умываться, разбрызгивая воду и фыркая. Как был, с мокрым лицом, опять плюхнулся на табурет. Вода стекала в раковину, мелодично журча. Этот звук и раздражал, и завораживал одновременно. Дэн чувствовал себя совершенно опустошённым. Ещё хотелось злиться, но злость словно исчерпала свой лимит. Только усталость и тошнотворное чувство одиночества.
Сначала его бросила девушка, которую он любил, теперь его предал лучший друг, который был ему дорог. И никого у него теперь нету. Никогошеньки… Прям, хоть плач…
Он ещё раз повторил про себя:
— Илюха — гад и предатель!
Что-то его не устраивало в этой формулировке. Чего-то не хватало, чтоб быть уверенным в этом утверждении. Не подкреплённое злостью, оно почему-то вызывало сомнения.
Он поёрзал на табурете. Вода всё текла, монотонно журча, а сердце, словно завороженное, подчинялось этому звуку и билось всё ровнее. И мысли, трезвые, здравые мысли возвращались в голову.
Он вдруг отчётливо ощутил, что жутко устал от всей этой ситуации. Устал болеть своей любовью, которой всё равно придётся умереть, устал обижаться на Женьку и болезненно реагировать на всё, что с ней связано. Когда он сказал, ей, что прощает её, ему стало намного легче. Нет, конечно, всё было не так просто. Обида временами ещё поднималась в нём, заставляя его страдать. Но он уже знал, что из этого состояния есть выход. Знал, что простить кого-то и отпустить — это значит самому получить свободу от изнуряющих переживаний и от боли.
