Жажда крови (ЛП) - Диан Кэтрин

— Давай притормозим на секунду. Ты говоришь, что не помнишь. Нам нужно поговорить об этом. Ты не уверен, был ли ты пьян? Почему ты не уверен? Маркус?

Он снова закрыл лицо руками.

— Кажется, я схожу с ума. Некоторые вещи кажутся такими ясными — например, тот спор с Рисом? — но другие кажутся такими туманными. Что он пытается сказать?

— Маркус, просто притормози на секунду…

Маркус подпрыгнул, словно его укусили, и полез в карман за телефоном. Он уставился на экран вибрирующего устройства.

— О Боже. Это он, — его лицо побледнело. — Мне нужно идти.

— Маркус, подожди…

— Простите. Мне нужно идти.

С этими словами Маркус вскочил с дивана и спешно покинул комнату.

В другое время Мира побежала бы за ним. Она бы сделала всё, что в её силах, чтобы убедить его не отвечать на звонок, пока они не обсудят эту очень страшную проблему — потерю памяти. Если у него были проблемы с наркотиками или алкоголем, то с ними нужно разобраться, прежде чем беспокоиться о чём-либо ещё.

Но сейчас не «другое время». Дело происходило сегодня вечером, и Мира была слишком поглощена своими заботами, чтобы влезать в дела Маркуса.

Она со вздохом откинулась на спинку кресла. Какова бы ни была причина неуверенности Маркуса в своей памяти, его расстройство говорило об опасности потери контроля. Если кто-либо совершает импульсивные, инстинктивные поступки — то, чего он не сделал бы в более ясную минуту — то у него неизбежно остаются сомнения и сожаления.

Как и Маркус, Мира слишком остро ощущала всю правду этого утверждения.

Она потеряла контроль. Она поддалась своим низменным инстинктам — тому, чего поклялась никогда, никогда не делать.

Только не снова.

Но она это сделала, с Киром.

Мира знала — конечно, она знала, — что в том, что случилось с Киром, не было его вины.

Она прекрасно понимала, что он позаботился о ней, и не только в том плане, что восстановил её и дал больше крови, чем следовало бы.

Он также позаботился о ней, не инициировав секс. Он мог бы это сделать, имея на то полное право. Ради всего святого, она же приставала к нему. Она хотела, чтобы он был инициатором. И он был так же возбуждён, как и она. У него были те же потребности и инстинкты. Но трахнул ли он её, когда она сама призывала к этому? Нет. Кормился ли он от неё в ответ? Нет.

Что он сделал?

Он уложил её в постель. Он позаботился о ней.

Она совершенно искренне сказала, что хотела бы, чтобы он не позволял ей питаться от него. Она знала, что это было нечестно с её стороны. Она знала, что предложение его вены было щедрым поступком. Тот факт, что он ничего не попросил взамен, лишь доказывал это.

Не ожидая никакой компенсации, он предложил ей себя в пользование… и, Боже, она действительно использовала его.

Её ужаснуло воспоминание о том, с какой жадной самозабвенностью она питалась, о наслаждении, которое получала от его тела.

Он утверждал, что знает свои пределы, но что, если Мира ему навредила?

На самом деле, так она и сделала.

Она не только подстрелила его — о чём она знала, даже если он и не упоминал об этом — но и питалась от него, очень сильно, когда после его операции прошло меньше суток.

По щекам Миры потекли слёзы. Как она могла настолько потерять контроль над собой, что совершила такой эгоистичный, безрассудный поступок?

Она не понимала, что в нём сделало её такой.

Но это неправильно.

Она продолжала пытаться обвинить Кира. Она делала это с тех пор, как проснулась в его постели и увидела его кровь, запачкавшую простыни. Она знала, что неправильно было набрасываться на него так.

Она знала, что обидела его этим. Она видела это по его лицу, слышала в его тоне. О, она знала, что он разозлился. Несмотря на это, он продолжал поступать благородно, заботясь о безрассудной, глупой женщине, которой она и оказалась.

Она бы предпочла, чтобы Кир воспользовался ситуацией, трахнул её, когда она его явно поощряла. Она не могла поверить в его сдержанность после такого поддразнивания. Боже, он был таким твёрдым. При воспоминании об этом бёдра Миры сжались, и её лоно ныло даже сейчас.

Если бы он потерял контроль над собой, как сделала это она сама, они были бы в расчёте. Она, возможно, могла бы сказать себе, что такое случалось.

Но он не потерял контроль.

Это сделала только она.

И прямо сейчас? Мира отчасти ненавидела его за это.

Несправедливо, но так оно и было.

Оставался только один выход. Она должна покончить с этим, отказаться от любых отношений с Киром. Потому что, очевидно, она не могла доверять себе рядом с ним.

Резко поднявшись со стула, Мира направилась к своей двери и, пройдя по коридору к кабинету Джодари, быстро постучала, прежде чем успела передумать.

— Входите, — послышался баритон Джодари.

Когда Мира открыла дверь, Джодари оторвался от своего компьютера. Он был ей как второй отец. В некотором смысле. Вроде как. Его аккуратные каштановые волосы, тёмные глаза и строгий костюм были знакомы ей больше десяти лет. В глубине души она знала, что он был хорошим мужчиной.

Мира хотела рассказать ему, что происходит. ВОА было его детищем, и она чувствовала, что он заслуживает знать.

Но она не хотела предавать доверие Кира. Этого она просто не могла сделать.

Её отказ участвовать в этой ужасной, двуличной игре был ещё одной причиной, по которой она оказалась здесь прямо сейчас.

Джодари внимательно посмотрел на неё.

— Мира. Как всё прошло с Рисом? И когда Кир приходил к тебе позже? Как обстоят дела?

— Прости, я не могу это обсуждать, — его брови поползли вниз, но она продолжила: — Я только скажу, что не думаю, будто Кир и Тишь делают что-либо, чтобы подорвать миссию ВОА. И… Я здесь для того, чтобы подать в отставку с этой должности.

Джодари изучал её, опираясь локтем о стол и подперев кулаком подбородок. Единственными звуками, доносившимися из вентиляционного отверстия над головой, были шум горячего воздуха и автоматическое выключение электрического чайника, когда вода закипела.

— Понятно, — сказал он. — Так с кем из них ты переспала?

Мира выпучила глаза. Как, чёрт возьми, он мог это узнать? Он был не в себе, немного, но не совсем же рехнулся. Она ухватилась за это «не совсем же».

— Я ни с кем из них не спала! Не то, чтобы это тебя касалось.

— Мм, — он попробовал ещё раз. — С кем из них ты чуть не переспала?

— Я не… послушай, Джодари, я пришла сюда только для того, чтобы сообщить тебе, что это не сработает. Я не могу работать с Киром и…

— Ааааа. Должен сказать, я этого не ожидал. Возможно, Лука. Рис… да. Кир же похож на Форт-Нокс.

Мира покраснела.

— Ты ведёшь себя совершенно неуместно.

Джодари отмахнулся от этих слов.

— Почему бы тебе не пойти домой и немного не отдохнуть? Проветрись чуть-чуть. Мы поговорим об этом позже.

— Нет, мне нужно, чтобы ты…

Обычно приветливое выражение лица Джодари исчезло, и он сурово посмотрел на неё.

— Это было не предложение. Это был приказ. Иди к чёрту домой, Мира.

— Но…

— Домой, Мира. Мы поговорим, когда ты успокоишься.

— Не будь таким снисходительным.

— Мне позволено быть снисходительным к той, кто на 300 лет моложе меня. Спокойной ночи, дитятко.

Не заботясь о том, что это было по-детски и вроде как доказывало его правоту, Мира на выходе хлопнула дверью.

* * *

Клэр снова была в своей камере.

Она была тут уже давно, но время здесь тянулось странно. Отчасти потому, что всегда было темно. Отчасти потому, что она всегда чувствовала себя странно.

Это потому, что она была больна.

Она не могла перестать потеть, хотя внизу было холодно.

Она обрадовалась возможности оказаться в своей камере, несмотря на то, что камера была слишком открытой, а решётки не создавали визуального барьера. По крайней мере, тут никто не мог прикоснуться к ней. В большой спальне было гораздо страшнее, когда мужчина, который не был человеком, фотографировал.