У смерти твой голос - Лин Ка Ти

– Пристегните ремень безопасности, – ответил Чон Мин со своим коронным умением испортить момент.

Глава 10

Человек в маске

Когда мы въехали в город, Чон Мин сказал:

– Я подброшу вас домой.

– Ни за что. Вы сами сказали, безопаснее всего мне рядом с вами!

– Такого я не говорил. Я сказал: «Безопаснее будет вернуться в город».

– Нет, я хочу быть с тобой! – Я вцепилась в его локоть. Сейчас невыносимо было называть его «инспектор». – Пожалуйста! Я не поеду никуда.

Чон Мин съехал на ближайшую обочину и, как обычно, неаккуратно припарковался. А потом развернулся ко мне всем телом и коснулся моей щеки. Провел по ней большим пальцем, словно стирал невидимые слезы.

– Юн Хи-а, – сказал он, и от этого домашнего обращения у меня заныло в груди. – Ты хочешь выжить завтра вечером?

Я неуверенно кивнула: было чувство, что вопрос с подвохом.

– Тогда доверься мне, – сказал он, отчаянно, почти раздраженно глядя на меня. – Прошу. Ни о чем не спрашивай и жди, я тебе позвоню. Обещай, что не будешь ничего предпринимать до моего звонка.

Он смотрел на меня тяжелым, пронзительным взглядом, и ощущение подвоха росло. У меня появилось ужасное чувство, что Чон Мин, стоит оставить его, отправится куда-нибудь вроде ресторана «Гаксан» и погибнет там, пытаясь меня спасти.

– Нет, – тихо сказала я. – Хочу с тобой.

Чон Мин взвыл и схватил меня за щеки. Это не напоминало нежные сцены из сериалов, скорее он месил мое лицо, как тесто.

– Юн Хи-а! – Он встряхнул меня, не выпуская мои щеки. – Я же прошу тебя! Езжай домой и будь там, пока я не позвоню.

– Дай мне свой номер, чтобы я сама могла тебе позвонить, если что.

– Нет. Жди звонка. Дома с тобой ничего не случится.

– Ты уже думал, что со мной ничего не случится в отеле!

– Это другое.

Он не дал мне возразить – качнулся навстречу и так мокро, горячо поцеловал, что на несколько секунд я забыла обо всем. Мимо неслись машины, мы были на какой-то унылой улочке, которой я не узнавала. Снаружи никто бы не догадался, как разбивается мое сердце в этой старой машине. Прикосновение Чон Мина на моих щеках стало нежнее, поцелуй из голодного превратился в тягучий и мягкий, и все же я отстранилась первой. Не знаю, почему в наших поцелуях всегда так получалось: я хотела их больше всех и я же была той, кто их заканчивал. Когда мы целовались в темной подсобке бара, я вспомнила о надвигающемся убийстве. Когда целовались у окна отеля, лицо Чон Мина показалось мне таким искаженным, почти страдающим, что я не могла не сболтнуть глупость. А сейчас…

– Ты только возвращайся, – выдавила я. – Обещаю не выходить до твоего звонка, если ты обещаешь, что не позволишь никому тебя… тебе… – Я обняла его изо всех сил и прижала к себе, вплела пальцы в его волосы, стараясь не думать о том, что в сказках всего по три. Будет ли у нас четвертый поцелуй? – Я люблю тебя.

– Клянусь, ничего со мной не случится, – еле слышно сказал Чон Мин, и я безнадежно уткнулась губами в его висок.

– Клянусь, что буду ждать тебя дома. Буду ждать сколько угодно.

Он отстранился, удерживая меня за талию. Еще раз коснулся губами моих губ и несколько секунд просто смотрел на меня. Так, будто тоже любит меня. Получается, он тоже в меня влюблен? От этой мысли счастье чуть не разорвало меня изнутри.

На этот раз он припарковался прямо перед нашим домом, не скрываясь. Достал из машины все мои пакеты и вручил мне. Мы молча постояли рядом. День был прохладный и пасмурный, как будто на дворе уже август, хотя лето началось совсем недавно, и это показалось мне плохим знаком.

– До встречи, – притворно бодрым голосом сказала я.

Чон Мин молча вернулся за руль и уехал. Мне едва удалось романтично постоять, глядя ему вслед.

В саду папа возился с розами. Он так много их высадил – сколько же он потратил на такие роскошные кусты? И как бы ни ныло мое сердце, я замерла, очарованная их красотой. Розовые, белые, желтые – за пару дней, что мы не виделись, отец засадил ими добрую половину лужайки.

– Пап, ты не устал? – тихо спросила я, стоя со своими бесконечными пакетами посреди сада.

Он поднял голову и улыбнулся мне. Я чувствовала себя такой взрослой, словно с нашей последней встречи росла и росла, как та сказочная девочка, которой достался волшебный напиток с надписью «Выпей меня».

– Я рад, что ты дома, – сказал он, и на душе у меня немного полегчало.

– Как мама? – буднично спросила я.

Раньше я никогда бы не поверила, что могу пропасть на два дня, а когда вернусь, мне скажут только: «Я рад, что ты дома». Это и значит быть взрослой? В последние несколько дней я чувствовала с отцом связь, какой не было раньше: если так и дальше пойдет, я даже про Чон Мина ему расскажу.

– Мама грустит, – сказал папа, разрыхляя крохотными, как игрушка, граблями землю вокруг розового куста. – Она любит тебя.

Я подождала деталей, но он больше ничего не сказал.

– Хочешь, я тебе помогу? – спросила я.

Папа с улыбкой покачал головой:

– Нет, мне нравится возиться с землей. Чем планируешь сегодня заняться? – Об этом я в своей тоске вообще не думала, и он предложил сам: – Можем заказать кучу еды и весь день вместе смотреть телевизор.

Так мы и поступили.

Я весь день не выпускала из рук телефон. Он молчал.

Мама вернулась с работы к вечеру, застав нас с папой за просмотром дорамы про врачей. Я никогда не была фанаткой разрезания людей в кадре, но тут увлеклась – что угодно, лишь бы не думать о том, почему Чон Мин все не звонит. Увидев меня, моя непрошибаемо-идеальная мама охнула, бросилась ко мне и обняла, упав на диван рядом со мной и папой.

– Юн, ты дома, – зашептала она, поглаживая мою спину.

Она никогда не была такой нежной, и это было странное ощущение, словно за последние дни во Вселенной сдвинулись какие-то тектонические плиты. Мир вокруг меня принимал странные формы. В саду росли розы, мама прижимала меня к себе, отец понимал, как никогда. Я побывала в кафе, баре, лавочке доброй удачи, отеле и полицейском участке. У меня появился любимый мужчина. Блеклый безопасный мир, в котором я восемь лет рассчитывала прогноз бацзы на каждое действие, трещал по швам, и если он стал таким под угрозой смерти, то оно того стоило.

Я обняла маму в ответ и расплакалась. Она ни разу не обнимала меня вот так – горячо, по-настоящему, – с тех пор, как произнесла свое пророчество.

– Мне кажется, вам надо поговорить, – тихо сказал папа, не отрываясь от хирургов, которые спорили на экране.

– Нет. – Мама помотала головой. – Нет! Потом. Давайте смотреть. Я так устала! Сплошной расчет финансовых потоков, и хоть бы один глубокий анализ жизненного пути! Нет, сегодня только деньги были у людей на уме.

Я принесла ей еды с кухни, и мы втроем ели прямо на диване. Мы с папой пересказали маме, что происходило в сериале. Телефон не звонил.

Тревога догнала меня к ночи. Я с трудом задремала, но быстро проснулась – показалось, что в комнате кто-то есть. У меня вырвался вскрик, прежде чем я успела хоть что-то сообразить, но оказалось, меня напугала тень клена из нашего сада.

Собственный вскрик меня обрадовал: я поняла, что, напади кто-нибудь сейчас, я бы дралась. Вырывалась, билась, царапалась. Любовь разморозила мое заледеневшее от многолетнего страха сердце – любовь Чон Мина, любовь отца, любовь матери.

Остаток ночи я ворочалась, вздрагивала, не находя себе места. Звук телефона был включен на максимальную громкость, я бы не пропустила звонок, но все равно прислушивалась даже во сне. Этот же обостренный слух заставил меня окончательно проснуться, когда поздним утром встала мама. Я слушала, как она собирается в салон, но не пошла к ней – боялась как-нибудь выдать себя. «Мама, сегодня вечером между девятью и полуночью я могу умереть, не поминай лихом свою единственную дочь, хорошего дня!» Я зябко завернулась в одеяло и лежала очень тихо, пока мамины шаги в доме не стихли. На улице зашуршал гравий под колесами ее машины, и снова наступила тишина.