Марина Суржевская - Для кого цветет лори
— Что вчера произошло? Где Ошар? Вы его убили? Убили, как всех тех людей?
Она обхватила себя руками.
— Хочешь знать? — Лавьер не двигался, но она знала, что его расслабленность — лишь видимость. — Иди сюда, Оникс. Соври, как скучала по мне. Сделай мне приятно. И тогда я расскажу тебе все. Даже то, чего нельзя рассказывать. — Он улыбался, только глаза оставались злыми. — Давай, раяна, это несложно. Несколько слов, ласковая улыбка. Поцелуй. Такая малость, ведь правда? Иди ко мне.
Оникс нахмурилась. Чего он добивается? Какую игру ведет?
Лавьер поднялся, сделал к ней шаг. Злой, взъерошенный и возбужденный. Напряженные мышцы под смуглой кожей, слишком мягкие движения. Она снова попятилась. Он пугал ее… силой, яростью, страстью. Пугал и притягивал.
— Можешь не говорить, — она вздернула подбородок. — Я не настолько глупа, чтобы не понять. Ты… все спланировал. Ты все спланировал! Я видела Баристана, который убивал для тебя. И других сумеречных… Небесные! — она сглотнула от вновь возникшей перед глазами картины. — Как давно ты готовишь это? Власть стоит всех этих смертей? Стоит, Ран?
Она не заметила его движения, но он оказался рядом так быстро. Сжал, не позволяя вырваться.
— Тише, Оникс…
— Стоит? Там были женщины! — она кричала, бестолково дергаясь, надеясь вырваться из его объятий, из рук, что стали клеткой. — Зачем их было убивать? Просто женщины! И девушки, совсем молоденькие! А те, кто выжил? Что ты будешь делать с ними? Насиловать, как поступил со мной? Пока не надоест? Да, аид? Ты чудовище! Ты просто чудовище…
Оникс уже кричала, Лавьер молчал. Его лицо застыло, превратившись в ничего не выражающую маску, губы сжались. Он потянулся к ней, желая то ли обнять, то ли стереть влагу с ее щек, и Оникс ударила. Так, как учил Рысый — сжать руку в кулак, большой палец сверху, перенести вес тела, вкладывая в силу удара… И вогнать кулак в мужской живот…
Но рука словно врезалась в камень, а Лавьер даже не моргнул. Зато саму Оникс скрутил в одно мгновение, развернул, прижал животом к подлокотнику кресла, вздергивая ей руки за спиной, заставляя прогнуться.
— Мой тебе совет, не бей кулаком, — голосом хриплый, и от этих горячих низких звуков у Оникс бегут мурашки по хребту, и прерывается дыхание. Что он сделал с ней? Она реагирует даже на его голос, словно собака, привыкшая к командам! — Ты лишь поранишь руки, — продолжил Лавьер, вжимая бедра в ее ягодицы. — Бей палкой, ножом, кочергой или бутылью с вином, и лучше сразу по голове. Иначе я вряд ли отключусь. Запомнила?
— Так и сделаю, — просипела Оникс, извиваясь под ним, пытаясь освободиться.
— Знаешь, того, что было на ритуале, мне ужасно мало. — Она ощутила, как упирается ей между ног каменный член.
— Не смей! Я не хочу! Ненавижу тебя, Ран! Ненавижу!
— Вот как? — от толкнулся в нее, входя, и от этого проникновения дыхание прервалось у обоих. Удовольствие — горячее, словно кипяток, отравляющее, словно яд, необходимое, как воздух, лишало разума, мыслей, воли. И Оникс приходилось кусать губы, чтобы не поддаться ему навстречу. Он вышел и снова толкнулся в нее, резко, болезненно, восхитительно. Перехватил ее волосы на затылке, потянул, прижался щекой к ее виску. — Я ради тебя душу вывернул, Оникс, а ты ненавидишь? Сука.
И это спокойное, какое-то глухое ругательство, оскорбление, которого Лавьер никогда не позволял, обожгло нутро кислотой, вывернуло наизнанку, что-то меняя в ней. Ран выдохнул и отпустил ее руки, задвигался, вбиваясь в женское тело со злостью, с какой-то дикой и глухой обреченностью, с болезненной страстью. Внутри него все болело, грызло изнутри, хотя он думал, что болеть уже нечему, все вымерло, и осталась лишь засыпанная пеплом пустыня. Но нет. Что-то еще было живо, и это живое корчилось в агонии от слов, от действий, от их взаимной и больной нелюбви.
Он отпустил ее руки, уже не держал за волосы, он уперся ладонью в спинку кресла и раз за разом долбился в ее тело, изогнутое, восхитительное, такое желанное, что хотелось убить. Входил все глубже, ощущая, как сжимаются ее мышцы, как прерывается дыхание, как пахнет проклятый цветок — раскрытый полностью, невыносимо прекрасный.
И ему было больно.
И восхитительно…
Еще, еще, еще, вбиться так, чтобы сломался хребет, чтобы вышибло все мысли, чтобы не болело. Резче, сильнее, языком по ее спине, по шее, по коже, дурея от вкуса настолько, что хочется укусить, почувствовать полнее, присвоить ее целиком…
Оникс застонала, выгнулась, откидывая голову, и Ран почувствовал, как сжались ее внутренние мышцы, выдаивая его семя, доводя до умопомрачительного оргазма, столь яркого, что перед глазами — темные круги, в горле песок, а в теле наслаждение, на грани боли.
Дыхание возвращалось с трудом, сердца колотились в унисон и успокаивались тоже. И они замерли, прислушиваясь к этому совместному стуку в соединенных телах.
— Отпусти меня, — прошептала Оникс.
Лавьер очень медленно отстранился. Отошел. Раяна развернулась, заглянула ему в лицо. После пережитой вспышки удовольствия ее шатало.
И оба знали, что ее «отпусти» было о другом.
Он подхватил с пола свои штаны и ушел в купальню. Вернулся через несколько минут, которые Оникс провела, глядя на закрытую дверь.
— Ты теперь законная супруга Светлейшего повелителя, Оникс, — бросил Ран, одеваясь и не глядя на девушку. — Ваш союз освещен в храме и вступил в силу.
— Этот брак незаконен! Я расскажу, что Ошар не прикасался ко мне, — голос тоже хриплый. И хочется закричать… О чем он говорит? Свадьба, Ошар… Она хотела спросить совсем другое. Но… не спросит.
— Правда, расскажешь? — Он повернул к ней голову. — Хорошо подумай, раяна, прежде чем бросаться словами. Кстати, ты недолго была бы женой Светлейшего. Уже к следующей весне с тобой случился бы несчастный случай или внезапная смертельная болезнь. Или падение с крыши. — Ножны звякнули, когда Ран пристегнул их. Узкие кинжалы легли в петли на руках. — Или ты поверила, что вы с Ошаром будете жить долго и счастливо? Напрасно, Оникс.
— А что подготовил мне ты, Ран? — тихо спросила раяна. — Думаю, что в твоем плане по завоеванию империи мне тоже отведена не слишком длительная роль. Так что ты приготовил для меня? — она усмехнулась.
Лавьер, уже полностью одетый и при оружии, подошел, провел пальцем по ее щеке.
— Пусть это будет неожиданностью, раяна, — насмешливо протянул он. — Зачем портить сюрприз? — Его палец обрисовал ей губы, спустился ниже, туда, где лихорадочно билась жилка. Отодвинулся, нахмурившись. И разжал кулак, показывая девушке кольцо из антонита. Оникс отпрянула.
