Марина Эльденберт - Заклятые любовники
Приблизительно представляя себе его ответ на такую просьбу, я решила зайти с другой стороны.
– Почему решили использовать меня, а не эту вашу… как ее? Леди Уитмор?
Винсент подозрительно прищурился.
– А она-то здесь при чем?
– У вас же с ней роман, – как можно более невинно заметила я. Правильно, пусть думает, что меня интересуют его любовные похождения. А они меня не волнуют, вот ничуточки! – Зато меня вы терпеть не можете.
– Я не раз спрашивал себя о том же: почему вы?
Винсент задумчиво всматривался в мое лицо.
– И к какому выводу вы пришли?
– Ни один из вариантов мне не нравится.
Его взгляд скользнул вдоль моих ног, ленивая улыбка заставила сердце забиться сильнее.
– Никогда бы не подумал, что вы жалуете бульварное чтиво.
Я и забыла про роман, который мы лишь чудом не столкнули на пол.
– Миллес Даскер – не бульварное чтиво. Она пишет про сильных женщин, которые не постеснялись бросить вызов обществу.
– О да. «Сладкая горечь свободы». – Винсент повертел книгу в руках и открыл на первой попавшейся странице. – «Я замолчала. Должна ли я прогнать этого напыщенного, самоуверенного гордеца? Или стоит прислушаться к тому, о чем кричит мое сердце?»
Он приподнял брови.
– И о чем кричало ее сердце?
– О том, что она его любит, – буркнула я и выхватила книгу из его рук.
– Что случилось дальше? Она его прогнала?
– Сама ушла.
– Истинно женское поведение.
Я хотела было возмутиться, но передумала: отложила книгу и уютно устроилась у него на плече.
– Винсент, научите меня боевой магии.
Я боялась, что он разозлится или посмеется, но вместо этого герцог просто пригладил мои волосы.
– Это невозможно. Я учился этому долгие годы, магия теперь часть меня.
Можно подумать, я не знаю. Мужчины учатся с раннего детства, а потом еще и в университеты поступают. У женщин магия слабее – так исторически сложилось, сейчас им никто не позволяет ее развивать, даже если есть зачатки выше среднего. Умеешь красоту наводить – и хватит с тебя. Но если недруг де Мортена соберется еще что-нибудь учудить, как-то не хочется оказаться полностью беззащитной.
Винсент погладил меня по щеке, приподнял подбородок:
– Могу обеспечить вам бабочку.
– Боевую?
– Боевую, – вздохнул он. – Как вы.
– Хорошо.
Я зевнула, прикрыв рукой рот, закрыла глаза. Всего на несколько минут, чтобы под ровный стук его сердца быстро провалиться в сон.
5
Утром я проснулась одна. Завернутая в одеяло, как джем в блинчик, вторая половина кровати даже не была примята. Завтрак прошел в недружелюбном молчании, герцогиня бросала на меня снисходительные взгляды, явно предназначенные для того, чтобы пробудить во мне осознание своей никчемности. Оно отказывалось просыпаться, поэтому меня вежливо перестали замечать. Тереза смотрела так, словно на моем месте сидела огромная волосатая гусеница, которая вознамерилась сожрать весь урожай. Ей меня тоже смутить не удалось: ем я мало, а не случись у нас с ее братом общая неприятность, ноги моей не было бы в Мортенхэйме. Похоже, одна Лавиния не считала, что я здесь лишняя, но перед лицом таких серьезных солидных особ мы остались в хрупком меньшинстве.
Не считая короткой прогулки с Арком, всю первую половину дня я провела в спальне с книгой, а после обеда меня ждал сюрприз. Винсент решил, что прощаться – это лишнее, и ушел, точнее уехал, по-вэлейски. Поджав губы, ее светлость сообщила мне, что он попросил сестру составить мне компанию и показать замок.
– Надеюсь, вы понимаете, что на некоторые темы с юными леди разговаривать недопустимо, – голос ее звучал кисло, словно она решила поправить нездоровый цвет лица ежедневным приемом чистого лимонного сока.
«Будь моя воля, дочь не посмела бы с вами заговорить. А вы сами никогда больше не переступили бы порог этого дома», – этого герцогиня не сказала, но продолжение трепетало на красивых тонких губах, как крылья бабочки, угодившей в пасть огненного зева – плотоядного цветка, пожирающего насекомых.
– Разумеется.
– Не поймите меня неправильно, леди Луиза. Ваш образ жизни далек… от того, чему я хотела бы научить дочь.
Будь на месте мамаши Винсента кто-нибудь другой, я бы объяснила, что актриса не равняется падшая женщина, и что ее дочери не повредит ослабить удавку правил светского общества на шее. Но увы. Я ограничилась тем, что мысленно надела ей на голову кадку с цветком, досчитала до десяти и повторила с улыбкой:
– Разумеется.
– Очень мило с вашей стороны. Есть кое-что еще. Ваша собака. Надеюсь, она не станет бегать по всему замку?
– Это он, ваша светлость. Не беспокойтесь, Арк хорошо воспитан.
– Замечательно. Я не потерплю разгуливающего по коридорам пса размером с жеребенка.
Можно подумать, окажись на его месте островная болонка, что-то бы существенно изменилось. Да у нее же аллергия на все живое! Включая людей.
– Мой пес знает свое место. – Я сложила руки на груди. – Я тоже.
Удовольствие от ее вытянувшегося лица было недолгим: двери отворились и в гостиную впорхнула Лавиния. Заметила меня, в глазах мелькнуло удивление, но она умело спрятала его, привычно потупив взор.
– Матушка, вы хотели меня видеть?
– Да, милая. Ваш брат будет счастлив, если вы покажете леди Луизе Мортенхэйм.
Девушка просияла.
– С удовольствием! – под строгим взглядом герцогини она втянула голову в плечи. – Простите. Я хотела сказать, миледи, буду рада вас сопровождать.
– Взаимно, леди Лавиния. – Я улыбнулась, пропуская ее вперед.
В спину мне вонзилась раскаленная спица пристального взгляда, но я даже не подумала обернуться. Общение с ее светлостью напомнило о распластанной под тяжелой плитой ханжества мораль, от которой сводило зубы. В свое время именно от этого я бежала без оглядки, но как видно, от судьбы не убежишь.
– Начнем отсюда? – звонкий голос заставил меня воспрять духом. По крайней мере, ближайшие часы я проведу рядом с девушкой, которая не стесняется говорить то, что думает.
Мортехэйм оказался еще более громадным и запутанным, чем я себе представляла, но Лавиния, или как она попросила себя называть, Лави, выросла в нем и знала как свои пять пальцев. Помимо столовой и большой гостиной я запомнила, где находятся оранжерея, музыкальный салон и портретная галерея. Ну как запомнила – из калейдоскопа дверей, коридоров и переходов в памяти более-менее выделялись только эти комнаты.
– А это бальная зала! – Лавиния толкнула большие двустворчатые двери, и мы оказались в огромной зале с высокими потолками, тремя хрустальными люстрами и начищенным до блеска паркетом. Сквозь широкие окна лился солнечный свет. – Вы когда-нибудь бывали на балах в Мортенхэйме?
