Елена Грушковская - Человек из пустыни
— Спасибо вам, Элихио… Я рад, что к милорду прикасались ваши руки, а не чьи-то чужие. Можно вас обнять?
— Если вам угодно, — чуть улыбнулся доктор Диердлинг.
Он обнял Джима совсем чуть-чуть — вежливо и сдержанно, а также почтительно приложился губами к его запястью. Только сейчас Джим вдруг заметил, что при улыбке на его левой щеке появлялась ямочка.
— Спасибо, — повторил Джим чуть слышно, когда дверь лифта закрывалась.
Когда они приехали домой, там уже было полно народу. Сразу, с порога Джима обняли лорд Райвенн и Альмагир, Арделлидис с Джеммо и Ианном, заплаканные Дейкин и Дарган. В доме было ещё человек десять, которых Джим раньше не видел: это были преподаватели из академии и несколько студентов-старшекурсников. Все они подходили к Джиму с соболезнованиями и хотели знать, когда похороны. На Джима снова накатило ледяное оцепенение, сковавшее его горло, и он не смог выговорить ни слова, поэтому за него отвечал Серино:
— Тело мы получим только завтра. О точном времени похорон мы сообщим дополнительно.
Он держался стойко, сохраняя присутствие духа лучше всех. Даже лорд Райвенн вытирал слёзы, а у Арделлидиса они и вовсе катились градом. Коллеги лорда Дитмара и студенты уехали, осталась только семья, и вся она собралась вместе за печальной чашкой чая, который подал Эннкетин в чёрных перчатках. Джим неподвижно сидел, не притрагиваясь к своей чашке, будто и его тело тоже было обескровлено, выпотрошено и заморожено.
— Дитя моё, мы все останемся с тобой до похорон, — сказал ему лорд Райвенн. — Что касается нас с Альмагиром, то мы готовы быть с тобой и после них — так долго, как ты позволишь. Мы всё-таки твои родители.
— Я тоже хочу остаться с Джимом, — заявил Арделлидис. — Хоть я ему не родитель, но я тоже его люблю.
— Спасибо вам всем, — глухо проговорил Джим.
Ему было страшно заходить в их с лордом Дитмаром спальню: ноги застревали на пороге, а к горлу подступал удушающий ком истерики. На его плечи мягко легли руки лорда Райвенна, за руку его взял Арделлидис, а дверь открыл Альмагир.
— Пойдём, милый, — сказал лорд Райвенн. — Тебе надо переодеться. Твой костюм уже доставили.
На аккуратно застеленной кровати лежал траурный костюм — ещё в чехле, на полу возле кровати стояли высокие чёрные лакированные сапоги, в отдельной прозрачной хрустящей упаковке были чёрные перчатки. Чернота этих вещей казалась такой глубокой и жуткой, что сравниться могла, пожалуй, только с Бездной.
— Давай, дорогой, мы тебе поможем, — сказал Арделлидис.
Он сам подтянул и застегнул на Джиме чёрные брюки, повязал ему галстук и застегнул жакет. Голенища сапог обтянули ноги Джима до самых колен.
— Ну, вот, — проговорил Арделлидис, окидывая Джима взглядом. — А знаешь, не так уж ужасно. На тебе всё это лучше смотрится, чем на мне. Я вызвал Гейна на два часа дня. Он сделает тебе такую сногсшибательную, супермодную стрижку, что ты вообще больше не захочешь носить длинные волосы. Посмотри на меня… Помнишь, как я не хотел стричься? А теперь мне даже понравилось. Мне кажется, что мне так даже больше идёт. Вот увидишь, тебе тоже пойдёт!
Солнце по-летнему светило в безоблачном, высоком синем небе, сад был охвачен благоухающим огнём цветения: весна не считалась ни с чьими утратами и продолжала кипеть, какой бы скорбью ни был наполнен мир. Она жила по своим законам, и в траур её нельзя было облачить: она всегда носила свадебный наряд. Джим стоял на балконе и вдыхал ароматный весенний воздух, и солнце грело его обтянутые чёрной тканью плечи. Что-то он позабыл, а может, кого-то. Ледяное оцепенение распространялось даже на его мысли и память, сделав их неповоротливыми, как айсберги. Что же он забыл? Или кого? Джим шагал по чёрным и белым плиткам балкона, как одинокая чёрная пешка на шахматной доске, а чёрного ферзя рядом с ним уже не было. Подняв взгляд к окнам кабинета лорда Дитмара, он подумал: больше там не будет гореть по вечерам уютный свет.
Что же он забыл? Это не давало ему покоя всё больше, и он заметался по балкону. Дети, сказал лорд Дитмар. Они нуждаются в тебе. И Джим вспомнил: Лейлор! Вот кого он забыл. Сердце Джима сжалось, и он бросился в комнату младшего сына.
Подходя к двери, он услышал там голос Арделлидиса, а потом увидел и его самого: он сидел в кресле, а на коленях у него был заплаканный Лейлор. Целуя его в мокрую щёчку, Арделлидис гладил его волосы.
— Да, милорд Дитмар был хороший… У нас всех тоже сердце разрывается. Как бы хотелось, чтобы он жил вечно! Вот только так не бывает, моя детка. Все люди умирают…
— Я хочу к нему, — всхлипнул Лейлор.
— Да что ты, детка! — нахмурился Арделлидис. — Не смей так говорить! Рано тебе об этом думать. Вот сначала вырасти, влюбись, создай семью, воспитай детей и понянчи внуков — потом, может быть, и думай об этом. Но не раньше! — Арделлидис прижал Лейлора к себе и крепко поцеловал. — Какой же ты славный, детка… Просто чудо. А подрастёшь — вообще равных тебе не будет. Пойдёшь со мной к Кристаллу, а? Лет через семь. Меня многие зовут туда, только я всем отказываю. То старики попадаются, то идиоты, то аферисты. А вот тебя, мой милый, я бы согласился подождать… — Арделлидис слегка качнул Лейлора на своём колене, прижал к себе крепче, подмигнул. — Как ты на это смотришь, детка? Не такой уж я буду тогда и старый. Ещё в самом расцвете! В общем, ты подумай над моим предложением, мой сладкий. Я для тебя буду очень выгодной партией!
И Арделлидис крепко чмокнул Лейлора в щёку. Джим вошёл в комнату.
— Арделлидис, ты это всерьёз?
Тот вздохнул.
— Ангел мой, я просто пытаюсь его отвлечь… Я шёл мимо комнаты и услышал, как кто-то плачет — прямо навзрыд. Бедный ребёнок убивается тут совсем один, и все про него забыли.
Лейлор, соскользнув с колена Арделлидиса, прижался к Джиму.
— Папуля… Почему милорд Дитмар умер? — всхлипнул он.
— У него остановилось сердце, моя радость, — проговорил Джим.
Он сгрёб Лейлора в охапку и прижал к себе, и они сидели так очень долго. Лейлор, прильнув к его груди тёплым комочком, облегчал невыносимую саднящую боль, которая грызла сердце Джима, и она наконец нашла себе выход — через глаза, слезами. Пусть всего на несколько минут, но всё же Джиму стало чуть легче.
В два часа приехал Гейн. Джим распорядился проводить его в ванную и убрать там с пола коврики и дорожки, а Арделлидиса попросил побыть с Лейлором. Накидка, шурша, покрыла его плечи, и по ней заструился волнистый золотисто-каштановый водопад его волос.
![Жюль Верн - Миссис Брэникен [Миссис Бреникен]](/uploads/posts/books/28259/28259.jpg)
![Жюль Верн - Миссис Брэникен [Миссис Бреникен]](/uploads/posts/books/28288/28288.jpg)
