Цена мести (СИ) - Кир Анна

– Ты что, плачешь? Блядь. Ника, не реви. Я сейчас буду. Скажи адрес.

Она мажет влагу по лицу, всхлипывает.

– Н-не надо, – звучит слишком жалко.

– Не спорь. Мы что-нибудь обязательно придумаем. Ты сможешь с ним объясниться, я устрою встречу.

Губы дрожат, её потряхивает, как при ознобе в лихорадку. Она не уверена, чего желает в самом деле. Чтобы её оставили в покое или успокоили, сжав в крепких объятиях. Лучше бы это были руки Дена.

Боже. Везде он: в голове, теле, сознании. Его так много, что даже жутко.

– Хорошо?

Она со сдавленным стоном утирает сопливый шелушащийся нос, прочищает горло и отвечает:

– Хорошо.

Никольский заезжает спустя тридцать минут, выглядит таким взмыленным, будто бросил все дела и примчался. Ей неловко от того, что он так торопился. Он видит её потрёпанный вид, ведь даже слой косметики не помог скрыть следы бессонной ночи, тон не справился с синяками.

Перед выходом она оторопела от отражения в зеркале, та девица с потухшим взором не могла быть ею, но она была. Следы от поцелуев из фиолетовых стали жёлто-коричневыми, ей захотелось замазать и их. Удержалась, отдав предпочтение водолазке с высоким горлом вместо футболки.

– Прости, – извиняется не пойми за что Макс в самом конце маршрута. Они останавливаются у высотки в двадцать этажей.

Она качает головой.

– Тебе не за что просить прощения, – кому бы не помешало, так это его брату. Чего толку лгать, простила бы, всё простила: и грубость, и новые шрамы. Они зудят, сокрытые под мышцами, сухожилиями, костями. Они в её душе.

– Я никогда бы не подумал, что он может так поступить, – голову опускает, волосы падают на зелёные глаза.

Ника кладёт ладонь ему на плечо, надеясь приободрить, хотя здесь именно ей больше всего нужна поддержка.

– Это не твоя вина, – повторяет она то же, что и себе раз за разом в безуспешных попытках перестать оправдывать действия Дена.

Макс вздыхает, с шумом выпуская изо рта воздух. Они поднимаются на двенадцатый в его квартиру. Вполне добротная студия, такая стоит целое состояние из-за местоположения.

– Чай, кофе, вино? – предлагает он, подходя к балкону.

– Я похожа на того, кто нуждается в утреннике? – беззлобно язвит она, забираясь на диван с ногами.

Он хохочет тихо, наконец, теряя озабоченный вид, плечи расправляет, вытягиваясь в росте. Становится похожим на самого себя. Такого Максима она знает, таким он ей понравился.

– Тогда это для вас, – улыбаясь, говорит он, протягивая откупоренную бутылку. – Как правильно, кстати, мадам или мадмуазель?

Теперь смешно уже ей, ведь именно по его части – разбираться в подобных вещах. Задумывается, потому что, кто знает, кто она ныне. Кольцо не покидало пальца, а в паспорте нет штампа о разводе. Юридически, получается, до сих пор мадам.

– Давай просто по имени, ладно? – хмыкает, делает большой глоток прямо из горла под улюлюканье Никольского.

– Как скажешь, – он похож на вечно неунывающего ребёнка в данный момент. Её радует, что выбралась из маминой хрущёвки, иначе так бы и продолжала жалеть себя, ощущая, как разваливается на части.

Алкоголь даёт в голову моментально, притупляя саднящее чувство в груди. Он растекается по организму анестезией, не латая, лишь закрепляя на свежих ранах бинты, которые позже обязательно слетят, ведь запаять дыру в сердце попросту невозможно.

Глава 16.2 Ника

Вино вяжет на языке, Ника глотает, не обращая внимания на то, как капля стекает по подбородку на светлую ткань одежды. Макс замечания не делает, стоит напротив, опершись о стол, болтает свой креплёный напиток в бокале. Кубики льда то и дело ударяются о стекло, издавая соответствующий звук.

Градус – прекрасный дижестив к разбитому сердцу. Лепит заплатку на ссадину, которую, правда, всё равно придётся потом отодрать, ведь утопить горе на дне бутылки – не её сокровенное желание. Но сегодня, только сегодня она позволит себе быть слабой, чтобы завтра разлепить глаза и сделать хоть что-то.

– Ты пойдёшь на праздник со мной, – она давится, едва не сплёвывая вино на обивку. – Что? Отличная идея. Он не станет выдворять тебя при гостях. Прекрасная возможность поговорить.

С одной стороны, он прав, разумно. Но есть ли толк навязывать общество тому, кто тебя видеть не желает?

– С чего ты взял, что он захочет вести диалог? – утирает губы тыльной стороной ладони, смотрит на Макса грустными глазами.

– Ты будешь с ним мириться или нет? Если нет, я не стану рисковать. Мне за такую самодеятельность точно от него прилетит, – ворчит он, отпивая треть содержимого бокала.

Она понятия не имеет, стоит ли пытаться, можно ли там что-нибудь починить. Вдруг они изначально были поломанным механизмом с заводским браком. Однако не попытаться нельзя, ей нужно знать, что сделала всё возможное со своей стороны.

– Буду.

Он приближается, щипает её пальцами за покрасневший от раздражения нос, из-за чего Ника взвизгивает.

– Идиот! – кричит она, отталкивая его ладонь.

– Во-от, теперь ты больше походишь на живого человека. Я не собираюсь болтать с трупом, – усмехается, присаживаясь рядом.

– Тфоя инифиафива, – гнусавит она, потирая кончик.

Он жмёт плечами, подтверждая её правоту.

– Не смог бросить даму в беде, – улыбается широко, заражая неуместным весельем. Возможно, к лучшему. Ей не помешает немного взбодриться, а то самой от себя тошно. – Так что, есть наряд?

Был, однако вряд ли Ден его забрал, в конце концов, в этом более нет нужды. К чему ему женское платье?

– Мы заказывали, должны управиться к сегодняшнему вечеру. Думаю, оно так и останется на складе.

Он прикасается краем своего бокала к её: «звяк».

– На тебе оно будет смотреться куда лучше. Я попрошу ребят. Останешься сегодня у меня, начало в четыре. Проснёмся пораньше, отвезу тебя к знакомой, она поможет с приготовлениями.

Брови Ники ползут на лоб. Одно дело – приехать в гости и совсем другое – ночевать. Может, он забыл, но обычно так делать не принято.

– Я поеду домой, – отказывается от гостеприимства она, делая глоток. – Не хочу тревожить, к тому же кровать у тебя одна.

– Посплю на диване, – фыркает он, жестикулируя. – Ника, тебе нельзя оставаться наедине с собой, расклеишься. Мы же друзья. Друзья должны помогать друг другу. Ну? – он улыбается, как умеет: широко, искренне. В уголках глаз виднеются мелкие морщинки.

И она сдаётся, не находя аргумента «против». Порой ей кажется, что он ненастоящий. Слишком добрый, внимательный, заботливый. Таких людей ей раньше встречать не доводилось.

– Ладно. Но на диване лягу я.

Они разговаривают ни о чём практически до двенадцати ночи. Макс откупоривает пачку, она смотрит на сигарету в его пальцах, ловя себя на мысли о его брате, когда тот втягивает дым, в затем выпускает наружу, отравляя воздух вокруг себя, отравляя их обоих.

– Дай мне, – просит едва слышно, протягивая ладонь.

Он смиряет её странным взглядом, но делится, поджигает. Ника затягивается и тут же кашляет, чуть не выплёвывая лёгкие. Он смеётся громко, закрывая ладонью часть лица.

– Как вы употребляете эту дрянь? – отплёвываясь от послевкусия, рычит она, туша несчастную сигарету о пепельницу. – Невозможно же. На вкус как дерьмо.

– Поверь, влияет на организм тоже дерьмово, – соглашается через смех он. – Никого из курильщиков это не останавливает.

– Почему? – хмурится она, поглядывая на седые кольца, поднимающиеся к потолку.

Он вмиг становится серьёзнее, подбирается, смешинки исчезают с радужки, как не было. Нике перемена не по душе.

– А почему ты выбрала его? Почему Ден? – спрашивает, в голосе она слышит не присущую ему ноту. Ей кажется, что для него важен ответ. – Вокруг много хороших парней. По-настоящему хороших. Ты же боялась его. Когда всё изменилось?

Если бы она знала, когда. Задавалась этим вопросом не единожды, но так и не нашла отправную точку.