Владимир Витвицкий - Книга сновидений
— Угу, — кивнул в знак согласия умничающий интеллигент. — Но это тень с большой буквы — когда Ангел погиб, сгорев во взгляде Бога, Тень его успела упасть на Землю, и теперь живет, если можно так выразиться, на обширных и, главное, пустынных территориях Ледника и Приледниковья. Видела, какие у нее глаза?
— Я заметила, как во время разговора в глазах незнакомца мелькали сероватые тени.
— Вот это и есть собственно Тень, все остальное — кончерто, придумки. Ну что, пора?
— С Богом, Иммуммалли.
Услышав такое пожелание, и внутренне усмехнувшись — но не без надежды, отважный, а временами безрассудный в поиске истины интеллигент оттолкнулся от берега коротким веслом. Выпрыгнув из вагона, он, в отличие от Хейлики, знал, что делать дальше и, убедившись в том, что цел и почти невредим, побежал вдоль не так чтоб очень быстро двигающегося состава. Последний вагон был багажным.
— Лодка! — выкрикнул он заметившему его охраннику. — Квитанция жэ/дэ 7186444! Двести сверху!
— Сб. 7763, номер 9987784741! — с готовностью прокричал в ответ понятливый охранник, тут же ослабляя крепления брезента.
— Переводи, Хейлика! Сначала семьдесят, затем сто тридцать!
Девушка, прежде не раз убеждавшаяся в хорошем знании Иммуммалли приледниковых правил, быстро набрала номер и перевела указанному адресату семьдесят полновесных тугриков.
— Держи! — крикнул с вагона охранник и сбросил багаж.
— Переводи! — снова выкрикнул Иммуммалли, узнав чехол, но на всякий случай быстро проверил прикрепленный к нему номерной ярлык.
— Нормально! — громко сообщил о своем хорошем расположении духа охранник, получив второй перевод. — Удачи, отморозки!
— А тебе — счастливого пути.
В лязге движения охраннику не было слышно внутривагонных выстрелов, а может, он уже знал о них, но не придал им особого значения — ведь он стражник багажного отделения и поэтому на пассажиров ему наплевать.
А, оттолкнувшись, Иммуммалли повел надувную лодку по подледной протоке, которую, если верить охотничьим байкам, прогрызла гигантская земляная мышь. Но повел ли он ее вниз по течению, или вверх? Непонятно, потому как течения в Приледниковье, а тем более под Ледником известны своей разнонаправленностью и непредсказуемостью. И свет, проникающий сквозь толщу льда и сквозь его разломы и размывы, он тоже разнонаправлен и рисует на разломах и размывах ужасные картины. Возможно, из-за этих, постоянно изменяющихся картин и придумали отважные первопроходцы, или как их называют в Приледниковье — отморозки, пугающий образ саблезубого гиганта. Два таких отморозка, а именно — Хейлика и Иммуммалли, двигаются сейчас по одной из таких проток. Протока эта, одна из многих, время от времени выходит на поверхность, и тогда темная вода ее красиво струится, зажатая снегом белых берегов. Еще нет мороза, а значит и льда.
— Скажите, Иммуммалли, неужели эти широкие протоки, эти тоннели вырыло животное? Пускай гигантское, пускай саблезубое? Я в это не верю.
— Вот увидишь и сразу поверишь, — успокоил ее Иммуммалли, правя движение легкой лодки коротким веслом.
— Я читала, что древние люди, люди Доледниковья, называли эти тоннели словом "метрополис"? — поддаваясь любопытству, но следя за движением темной воды и лодки по ней, крепко сжимая свое весло, все же переспросила Хейлика. — Что вы скажете на это?
— Что я скажу… ты же археолог, тебе виднее. Однако я не могу себе представить, чтобы люди, даже если это тупари Доледниковья, могли добровольно уйти под землю. Неужели они и в самом деле думали, что так можно спастись от Ледника? Что можно спрятаться от его красоты и силы? Подумай сама, это просто глупо.
— Возможно, вы правы. Но… кто-то же тогда разбирает завалы, и запруды?
— Я простой и необразованный, да к тому же еще беглый шаман, Хейлика, а не ирригатор. Но думаю, что стекающая с Ледника вода вполне справляется с такой несложной задачей, — объяснил течение темной воды и своих несложных мыслей местный интеллектуал. — Нам нужно найти Задумчивого Шурика и, возможно он, сложив воедино все наши предположения, подскажет нам наши же действия.
— На ближайшее будущее?
— Да, ход судьбы, которой мы не во всем, но подчиняемся.
Лодка, скользя по холодной воде и покачиваясь на ее темных, с разных глубин выныривающих на поверхность струях, проплывая над поглощенными этой водой котлованами и затопленными ею тоннелями, двигаясь под предположением теней от склонившихся над протокой деревьев, с уже облетевшими листьями, с ветками, присыпанными неуверенным в себе осенним снегом, эта лодка, в одиноком движении своем сама кажущаяся одним из последних листьев, пожухшим, но зеленоватым, она, тем не менее, является и центром жизни в этом замерзающем по неумолимым законам природы мире. Замерзающим величественно и неотвратимо, но, слава богу или метеопрогнозу, пока еще не ветреном и не слишком снежном. Движение, даже скольжение по темной воде среди снежных пространств, пустынных на многие мили вокруг, просто так, без каких либо действий — это само по себе если не подвиг, то точно величие, созерцание и понимание взаимосвязи изменчивости и постоянства, не снившееся ни одному южному йогу. А все потому, что это Ледник, и подступающая с каждым убывающим днем и с каждой удлиняющейся ночью темнота, и идущий за ней холод.
— А что это за Задумчивый Шурик? — находясь в центре пустынного пространства, во власти поздней осени и подчиняясь течению темной воды, но чувствуя защиту и поддержку спутника и по обстоятельствам великого кормчего, задала вопрос сегодня не очень многословная Хейлика Бактер.
— Задумчивый Шурик? — не оборачиваясь, переспросил Иммуммалли. — Как бы тебе объяснить… В общем, если кратко и по правде — его придумал Сказочник, вот только что, буквально в это воскресенье, наутро после одной приятной попойки. Но это если по правде и если кратко. Однако ты прекрасно знаешь, что настоящие герои всегда идут в обход.
— Вы, Иммуммалли, по-моему, всегда идете напролом.
— Я ненормален, — согласился с замечанием кормчий.
— Но все-таки, — не сдалась Хейлика, не удовлетворенная таким объяснением, — кто он такой?
— Скорее — что это такое? — поправил ее лодочник. — Насколько я понимаю, образ этот еще не прописан, не ясен, хотя и отчетливо виден Сказочнику из его окна. Парадокс, Хейлика — хоть и в отдалении, но он хорошо видит Задумчивого Шурика, видит, как тот сидит неподвижно, не вставая с пропитанного дождем кресла, уже который день, посреди куч привезенного самосвалами хлама, и молча листает книгу, слегка склонившись на левый бок. Он его видит, без особых проблем он смотрит на него по десять раз в день или даже в час, видит, как белеют страницы книги на ветру, но не может его четко описать. А вот нас он не видит вообще, но мы с тобой при этом бодро движемся к пока неизвестной, все время ускользающей цели, и даже ищем этого самого Задумчивого Шурика. Парадокс!
