Карен Монинг - Прикосновение теней
Дэррок хотел «поговорить» со мной. Но я знаю, в чем тут было дело. Он испытывал меня. Показывал мне фотографии Алины. Заставил меня смотреть с ним альбомы и слушать его рассказы, пока мне не начало казаться, что я вот-вот сойду с ума.
Я закрыла глаза, но лицо сестры было выжжено на тыльной стороне моих век. А рядом с ней стояли мама и папа. Я сказала, что мне все равно, что случится с ними в этой реальности, поскольку я создам новую, но на самом деле это было не так. Я просто блокировала эти чувства.
Я не стану спрашивать Дэррока, что произошло с моими родителями после моего ухода в Холл Всех Дней, а сам он об этом не расскажет.
Если он скажет, что они мертвы, я не знаю, что я сделаю.
Наверное, это еще одно испытание. И я его пройду.
«Умница, девочка, — слышу я голос папы. — Выше нос, ты справишься. Я верю в тебя, малыш. Си-бум-ба!» Он улыбается. Папа в свое время не хотел, чтобы я вошла в состав группы поддержки, но все равно водил меня на кастинги, а когда я прошла первый тур, попросил одного из своих клиентов из «Petite Patisserie» испечь мне особый торт в форме двух маленьких розово-пурпурных помпонов.
Я сгибаюсь пополам, как от удара в живот. Мои губы изгибаются от всхлипа, который получается беззвучным, потому что в последний момент я проглатываю его.
Дэррок и Принцы сейчас снаружи. Я не могу показать, как мне тяжело. Я не осмелюсь издать ни звука, который они могли бы услышать.
Папа всегда меня поддерживал, всегда говорил мудрые слова, которые я редко слушала и никогда не понимала. А надо было бы понять. Надо было сосредоточиться на том, кто я внутри, а не на том, кем я кажусь. Поздно спохватилась.
Слезы текут по моему лицу. Я отворачиваюсь от зеркала. Колени предают меня, и я падаю на пол. Сворачиваюсь в клубок, беззвучно сотрясаясь.
Я сдерживалась, сколько могла. Но горе врезается в меня, я тону в нем. Алина. Бэрронс. Мама и папа тоже? Я не могу этого вынести. Я не могу держать все в себе.
Я впиваюсь зубами в кулак, чтобы не закричать.
Никто не должен услышать мой плач. Иначе Дэррок поймет, что я не та, кем притворяюсь. А я должна быть той, чтобы исправить свой мир.
Я сидела с Дэрроком на диване, смотрела на фотографии своей сестры. И каждая напоминала мне о том, что, когда мы были маленькими, на всех фото, где мы были вместе, Алина обнимала меня. Она защищала меня, присматривала за мной.
Она была счастлива на фотографиях Дэррока. Танцевала. Разговаривала с друзьями. Гуляла. Он забрал из ее квартиры столько фотоальбомов. И ничего нам не оставил. Словно те жалкие несколько месяцев, которые он провел с Алиной, давали ему больше прав на ее вещи, чем мне, которая любила ее всю жизнь!
Под его внимательным взглядом я не могла погладить пальцами ее лицо — это выдало бы мою слабость. Пришлось уделять все внимание ему. Он не сводил с меня мерцающих медных глаз, впитывая мельчайшие детали моей реакции.
Я знала, что недооценить этот древний острый ум за холодными металлическими глазами — значит совершить непростительную (и последнюю) ошибку.
Спустя время, показавшееся мне годами пыток, Дэррок наконец начал проявлять признаки усталости — зевать, даже тереть глаза.
Я забыла, что у него человеческое тело, у которого есть предел выносливости.
Те, кто поедает мясо Невидимых, не могут обходиться без сна. Это как кофеин или наркотик — накручивает силы, но если ты падаешь, то надолго. Наверное, именно поэтому Дэррок не проводит в одном и том же месте больше одной ночи. Во сне он уязвим. Представляю, как это его раздражает — оказаться в человеческом теле, которому необходим сон, после жизни Фейри, которым не нужно ничего и никогда.
Я решила убить Дэррока во сне. После того как заполучу все необходимое. Я разбужу его и, пока он будет по-человечески сонным, улыбнусь и всажу копье ему в сердце. И скажу: «Это тебе за Алину и Иерихона».
Мне все труднее сдерживать всхлипы.
Они начинают прорываться мягким стоном. Я потерялась в боли, фрагменты воспоминаний врезаются в меня: стоя у калитки, Алина машет рукой на прощанье перед отлетом в Дублин; мама и папа привязаны к стульям, с кляпами во рту, ждут спасения, которое никогда не придет; Иерихон Бэрронс, мертвый, на земле...
Каждый мускул моего тела сводит спазмом, и я не могу дышать. В груди горячо и тесно, на нее давит огромный груз.
Я пытаюсь сдержать плач. Если я открою рот, чтобы вдохнуть, из него вырвутся рыдания. Я втянута в безнадежную битву. Всхлипывать и дышать? Или не всхлипывать и задохнуться?
Предметы расплываются у меня перед глазами. Если я потеряю сознание от нехватки кислорода, из моей груди все-таки вырвется громкий звук.
А если Дэррок подслушивает под дверью?
Я пытаюсь отыскать воспоминание, которое прогонит боль.
Восстановившись после состояния при-йа, я с ужасом поняла, что все события с Принцами и потом, в аббатстве, для меня размыты, зато я в мельчайших подробностях помню все, что делала с Бэрронсом в его постели.
Теперь я благодарна за это.
Я могу использовать эти воспоминания, чтобы не кричать.
«Ты оставишь меня, девочка-радуга».
Нет, это не то!
Я отматываю пленку назад.
Вот. Первый раз, когда Бэрронс пришел ко мне, коснулся меня, вошел в меня. Я отдаюсь памяти, пытаясь восстановить все детали.
Через некоторое время я могу убрать кулак. Напряжение отпускает меня.
Я греюсь воспоминаниями, а мое тело дрожит на холодном, мраморном полу ванной.
Алина холодна. Тело Бэрронса остыло.
Мне тоже надо остыть.
* * *
Когда мне удается уснуть, холод проникает и в мои сны. Я пробираюсь по рваным ущельям в скалах из черного льда. Я знаю это место. Тропинки знакомы мне настолько, словно я уже сотни раз проходила здесь. В ледяных скалах высечены пещеры, из них за мной наблюдают существа.
Впереди я замечаю силуэт прекрасной грустной женщины, босиком скользящей по снегу. Она что-то кричит мне. Но каждый раз порыв ледяного ветра уносит ее слова прочь.
— Ты должна... — слышу я, и вихрь развеивает остатки предложения. — Я не могу...
Поторопись! — предупреждает она, оборачиваясь.
Я бегу за ней в своих снах, пытаюсь услышать, что она говорит. Протягиваю руку, чтобы поймать ее.
Но она спотыкается на краю бездны, теряет равновесие и исчезает.
Я смотрю, застыв от ужаса.
Эта потеря невыносима, словно умерла я сама.
Я резко просыпаюсь, вскакиваю с пола, хватаю воздух ртом.
И словно в продолжение сна, мое тело дергается и начинает двигаться, будто запрограммированный автомат.
