Ткань наших душ (ЛП) - Моронова К. М.
Беру его за руку и веду обратно в нашу комнату.
Он ничего не говорит, но его рука крепко сжимает мою, и я думаю, что этого достаточно.
XXII
Лиам
Ни один мужчина не имеет права чувствовать себя таким невесомым, как я в этот момент.
Уинн крепко сжимает мою руку, пока мы спешим обратно в нашу комнату, едва завернувшись в полотенца. Я чувствую себя преступником из-за того, как она ведет себя; это возбуждает.
Как только мы заходим в комнату, она закрывает дверь и запирает ее на ключ.
Улыбка, расплывающаяся на моих губах, заставляет порез на челюсти болеть.
— Ты же знаешь, что там постоянно трахаются. Ты видела подобное несколько раз только на этой неделе.
Я смеюсь, открывая ящик и доставая оттуда пару боксеров. Она хватает одну из своих ночных рубашек, но у меня другой план.
На дне моего ящика лежит большая черная футболка, в которой она выглядела бы идеально. Мои щеки загораются от мысли, что она ее наденет.
— Эй… тебе стоит примерить это.
Я бросаю ей футболку, и она едва успевает ее поймать. Ее карие глаза широко раскрыты и полны тепла, когда она разворачивает ее.
— Ты даешь мне футболку? — осторожно спрашивает она, глядя на меня так, будто это какой-то розыгрыш.
— Да. Я имею в виду, что она мне не подходит, понимаешь? Я вру, надеясь, что она не догадается о сентиментальных чувствах, которые кроются под этой футболкой.
Это был подарок от Нила, и я дорожу им. Даже если я больше никогда ее не увижу после нашего пребывания здесь. Но мое сердце подсказывает мне, что Уинн никуда не уедет в ближайшее время, по крайней мере туда, где нет меня.
Она натягивает футболку, и она спадает ей до середины бедра.
Ее щеки заливаются румянцем, Уинн застенчиво поднимает на меня глаза.
— Тебе нравится?
Я подхожу к ней и провожу рукой по ее мокрым розовым волосам через плечо.
— Отлично.
Она притворно хмурится, и Боже, ее улыбки достаточно, чтобы уничтожить меня.
— Как ты думаешь, они расскажут консультантам, что мы там делали?
Я думаю, это мило, что она такая невинная. Она думает, что им не насрать, что мы делаем, когда они не на работе? Или даже на работе, если уж на то пошло.
— Уинн, мы же соседи по комнате. Думаю, они знают, что люди делают за закрытой дверью. Честно говоря, я думаю, что они этого ожидают. Это часть лечения.
Она морщит нос, как будто не верит в происходящее.
— Что ж, давай залатаем твою челюсть. Она наконец перестала кровоточить, — говорит Уинн с легкой обидой в голосе.
Она злится на меня, и я ее не виню.
Ее пальцы мягкие и нежные, когда она наносит мазь на мой порез. Жжение медленно угасает, оставляя в глубине моего сознания непрерывный зуд, который хочет большего.
Она быстро работает над моей челюстью, а затем мы ложимся в мою кровать, и я обнимаю ее.
Перебираю пальцами ее волосы и покрываю поцелуями ее лоб.
— Remedium meum, — шепчу, касаясь губами ее кожи.
Ее волосы пахнут сиренью. Я прижимаю Уинн к своей обнаженной груди. Ее ноги теплые. Я не помню, когда в последний раз мое сердце было таким полным, а разум таким спокойным.
Она подвигается ближе и нежно целует меня в горло.
— Спи с мыслями обо мне.
Ее голос тихий и сонный.
Я обнимаю ее крепче.
— Только о тебе.
Субботы — мои любимые дни. Выспаться, погулять, бесцельно покататься. Кто знает, что приготовил день.
Но на сегодня у нас есть планы. Татуировка.
Мой телефон неустанно вибрирует, и я стону, когда переворачиваюсь, чтобы схватить его с тумбочки. Кто, блять, пишет мне так рано?
Мама: Твой брат приедет за тобой.
Будь с ним милым. Он любит тебя.
Господи Иисусе.
Я бросаю телефон на тумбочку и глубоко вдыхаю. Всё в порядке. Я не позволю этому разрушить мой день. Перри в последнее время слишком часто приезжает. Интересно, все ли в порядке дома…Ему не может быть хуже. Мама мне все равно ничего не скажет. Она всегда говорит одни и те же три вещи. Он приедет. Будь милым. Он тебя любит.
Может, она и сумасшедшая, но она моя мама. Это должно что-то значить, не так ли?
Я сажусь, потягиваюсь, вспоминая, что я не один в постели, и смотрю на Уинн. Она завернута в одеяло и все еще крепко спит. Мы легли поздно. Не стоит ее будить. У нас еще много времени до нашей встречи в Бейкерсвилле.
Моя обувь все еще мокрая, поэтому я надеваю тапочки, выданные в реабилитационном центре, натягиваю спортивные штаны и толстовку, прежде чем выйти из комнаты. Снова проверяю телефон: сейчас только семь утра, а я здесь никогда не был ранней пташкой. Кто-то встает в такое время?
Направляюсь в комнату Лэнстона. Он один из немногих, кому здесь не нужен сосед по комнате, возможно, потому, что он практически закончил свою программу лечения. Но я не хочу, чтобы он уезжал. Он мой единственный друг, кроме Уинн.
Свет под его дверью горит. Я хмурю брови и стучу несколько раз. Проходит несколько секунд, прежде чем дверь открывается, и он выглядывает. Он удивленно улыбается.
— Эй, друг, иди сюда, — шепчет он бодро, как будто уже полностью проснулся.
Я вхожу, аромат кофе поражает меня, как кирпичная стена. Сажусь за его маленький столик с одной ножкой и показываю на чашку с горьким, черным нектаром для души.
— Пожалуйста, и спасибо.
Лэнстон смеется и хлопает меня по спине. Он берет с кровати свою бейсболку, надевает ее задом наперед, пока хватает две чашки.
— Ты всегда так рано просыпаешься? Выглядишь дерьмово, — говорит он серьезнее, глядя на меня, в его глазах появляется беспокойство.
Я провожу рукой по лицу и качаю головой.
— Нет, по субботам я обычно мертв до полудня. — Дарю ему усталую улыбку. — Ты же знаешь.
Лэнстон хихикает и кивает.
— Да, именно поэтому мы назначили встречу на поздний вечер. Боже упаси, если кто-то разбудит тебя в субботу утром.
Он ставит обе чашки на стол, а сбоку — бутылочку сливок. Я беру чашку и пью черный кофе. Я ненавижу горький кофе, но он облегчает зуд в моей голове.
— Ладно, так ты скажешь мне, что случилось?
Он смотрит на меня своим знающим взглядом.
Часть меня действительно не хочет об этом говорить, но я бы не приперся сюда, если бы не имел такого намерения. И все же…я не могу заставить себя это сделать.
Ставлю кружку на стол.
— Как думаешь, у нас с Уинн все получится? После того, как мы выберемся отсюда?
Здесь все под контролем. Окружающая среда, наше расписание, еда. Реальный мир не такой. И это пугает меня до чертиков.
Глаза Лэнстона расширяются, и он тоже отставляет свою кружку.
— Как пара?
Странно говорить об этом с ним, с кем-либо, но если я чему-то и научился на консультациях, так это тому, что надо делиться с кем-то своими дерьмовыми мыслями.
— Ага.
— Я имею в виду… возможно. Вы двое такие разные. Она похожа на девчачью версию меня — грустная, безнадежная и хорошенькая. — Мрачно смотрю на него, а он невинно пожимает плечами. — Я просто указываю на очевидное. Ты всегда такой черствый и задумчивый. Ты спрашивал ее, что она думает?
Страх погружается глубоко в мою грудь. Нет. Я не могу справиться с отказом. Я скорее буду игнорировать вещи и избегать их, чем когда-нибудь буду иметь с ними дело открыто.
— Конечно, нет.
Лэнстон улыбается, делает большой глоток кофе и медленно выдыхает.
— Уинн особенная, Лиам. Я знаю, что она тебе нравится, но будь осторожен. Ее ум — ее злейший враг, а любовь может быть слишком сильной для такой тонкой ткани, как у нее.
Мои брови сводятся вместе.
— Для такой тонкой ткани, как у нее?
— Да, ее душа похожа на шифон, с множеством рваных дыр. Ткань наших душ тонкая и изношенная. Мы должны быть добрыми и любить неустанно. — Он откидывается на спинку стула и сплетает пальцы рук. Теплая улыбка расплывается по его лицу, и я знаю, что он тоже ее любит. — Ее ткань так красиво разорвана, что даже таких волков, как мы, тянет к ней.