Тайна последнего предсказания - Пелевина Оксана

– Спасибо судьбе, что она свела меня с тобой, Селеста. Так уж вышло, что у меня никогда не было ни одной близкой подруги. Если кто-то прознавал про мой дар, то либо стремился использовать меня, либо просто сторонился.

– Это ужасно, вечное одиночество убивает. Я знаю, о чём говорю. У меня тоже никогда не было настоящих подруг. В высшем свете тебе многие улыбаются в лицо, а отвернись – готовы всадить нож в спину.

Мадлен услышала тихий всхлип и почувствовала, как содрогнулись плечи Селесты. Расчувствовавшись, мадемуазель Моро не сумела сдержать своих слёз.

– Всё уже позади, – попыталась успокоить Селесту Мадлен, – лучше расскажи мне, в ту ночь на маскараде, когда я ушла, ты пообщалась с месье Триалем?

От упоминания имени гвардейца на щеках мадемуазель Моро заиграл румянец.

– Он сам нашёл меня и подарил розу, представляешь? – радостно заговорила девушка. – А после мы танцевали, пока он не вызвался проводить меня до Тюильри.

Говоря о Фабьене, Селеста выглядела по-настоящему счастливой, и сердце Мадлен радовалось за неё. «Месье Триаль выглядит холодной и неприступной крепостью, но что-то мне подсказывает, что рядом с Селестой он способен стать мягче, – подумала Мадлен и мысленно дополнила: – Всё-таки хорошо, что не он оказался убийцей Жозефины». Вспомнив о несчастной девушке, мадемуазель Бланкар осторожно спросила:

– Ты не знаешь, семейство Ранье всё ещё в Лувре?

– Нет, – покачала головой Селеста, – представляешь, гвардейцы обнаружили тело Жозефины в ночь маскарада. Говорят, она стала жертвой разбойников. Это ужасно… – загрустила Селеста, видимо из-за того, что вспомнила головорезов на лесном тракте. – Её тело передали семье, и они покинули дворец.

«Надеюсь, бедняжка обретёт покой», – подумала Мадлен, отметив, что Фабьен не рассказал Селесте всей правды.

– Кстати, раз ты уже на ногах, тебе следовало бы посетить Тюильри, – вспомнила мадемуазель Моро. – Екатерина велела привести тебя к ней, как только ты придёшь в себя. А зная, как быстро разлетаются слухи, могу предположить, что она уже в курсе того, что ты покинула комнату лекаря.

– У меня всё равно не было других планов, так что можем немедленно отправиться к ней, – ответила Мадлен.

Селеста благодарно улыбнулась.

Ей, как и любой фрейлине, хотелось поскорее выполнить приказ своей королевы. Поэтому, убедившись, что выглядит достойно аудиенции её высочества, Мадлен в сопровождении Селесты покинула свои покои.

Добравшись до центральной лестницы, девушки заметили, что сегодня в Лувре было необычайно шумно. На первом этаже толпился, казалось, весь двор.

– Что здесь происходит? – удивилась Мадлен.

Селеста, быстро переговорив с одной из дам, изумлённо вздохнула и резко развернулась к Мадлен.

– Это невозможно!

– Да что такое? Объясни!

– В Париж, более того, сюда, в Лувр, прибыл Генрих де Гиз!

– Не уверена, что знаю, о ком ты говоришь, – не разделяя всеобщего ликования, ответила Мадлен.

– Прости, я порой забываю, что ты далека от политической жизни страны, – произнесла Селеста, – но ты должна понимать, что сейчас происходит во Франции.

– Так поведай мне.

– Это непросто, сейчас страна переживает неспокойные время. Францию раздирают религиозные распри. Католики ведут войну с протестантами, гугенотами, как их чаще называют при дворе. Несколько десятилетий назад протестантов считали еретиками и даже жгли на кострах. Но когда к ним примкнули представители знати, например герцоги Наваррские, католикам пришлось с ними считаться. Двадцать четвёртого августа семьдесят второго года в Париже играли свадьбу Маргариты Валуа – дочери Екатерины Медичи и Генриха Наваррского, члена протестантской семьи. Этот союз должен был скрепить мир между гугенотами и католиками, но всё закончилось плачевно. Свадьба была лишь предлогом собрать в Париже влиятельных протестантов. Ночью после торжества началась резня. Католики жестоко расправились со многими гугенотами. После этого ни о каком мире речи больше не шло. Эта внутренняя война длится и до сих пор. Всё осложняется тем, что протестант Генрих Наваррский претендует на французский престол, ведь у Генриха Валуа нет законных наследников. Герцог де Гиз – ярый католик, который всей душой ненавидит гугенотов и готов перебить половину Франции, лишь бы очистить её от протестантов и не позволить Наваррскому занять трон.

– А что наш король? – поинтересовалась Мадлен.

– Генрих Третий колеблется. Вначале своего правления он преследовал протестантов. Сейчас же готов пойти им на уступки. Больше, чем протестантов, он боится герцога де Гиза, который мечтает свергнуть его с престола.

– Значит, получается так, что войну во Франции ведут между собой три Генриха: король Генрих Третий Валуа, протестант Генрих Наваррский и католик Генрих де Гиз?

– В целом, да. Но на самом деле всё гораздо сложнее. Де Гиза и созданную им Католическую лигу поддерживает сам папа Римский. В тёплых отношениях с Лигой состоит и Филипп Второй – король Испании. Внутри Франции сеется смута, многие аристократы, считающие себя истинным католиками, переходят на сторону де Гиза. Дом Валуа сейчас слаб как никогда.

– Поэтому Екатерина так переживает за жизнь сына?

– Думаю, да. Ходят слухи, что враги короны вот-вот попытаются затеять в стране бунт и силой отнять власть у нынешнего короля, – пояснила Селеста.

– Теперь я, кажется, многое понимаю. Но я всё ещё не услышала, что так удивило тебя?

– В Лувр для аудиенции с королём прибыл сам Генрих де Гиз!

– Главный враг короля?

– Да! Но самое главное – его пригласил не король Генрих, а кто-то из членов королевской семьи. Говорят, Генрих пребывает одновременно в ужасе и в гневе. Мы пришли как раз вовремя, гости только прибывают во дворец. На встрече будет присутствовать весь двор. Идём скорее, займём самые выгодные места в королевском зале. Такое событие нельзя пропустить! – схватив Мадлен за руку, Селеста потащила девушку в тронный зал.

Здесь уже стоял невероятный гул сотни голосов. Короля и королевы ещё не было видно, но их придворные уже заполонили большую часть зала. На королевском троне, не опасаясь косых взглядов гвардейцев, помахивая ногой, сидел Шико. Шут то и дело кидал на стекающихся в зал придворных насмешливые взгляды и отпускал в их адрес скабрезные шутки.

Не без труда двум фрейлинам удалось протиснуться вперёд, поближе к королевскому трону.

– Отсюда мы точно сумеем всех рассмотреть.

Мадлен заметила, как Селеста, подхватывая всеобщее ликование, с нетерпением поглядывает на дверь. «Мне до сих пор сложно поверить, что я нахожусь в самом центре политической жизни Франции. А сейчас ещё и стану свидетелем поистине исторической встречи!» – подумала фрейлина.

Спустя некоторое время двери распахнулись, и в сопровождении личной гвардии в зал вошли Генрих и Луиза. Завидев королевскую чету, Шико вскочил с трона и, сделав вид, что смахивает с сиденья пыль, встал рядом. Голоса придворных начали редеть и вскоре полностью затихли. Когда король с королевой заняли свои места на троне, двери вновь распахнулись. Стража ударила по каменному полу деревянными основаниями алебард, и в зал вошёл статный мужчина средних лет с заметным шрамом на лице. Его глаза, быстро обежав толпу, холодно уставились на короля. По толпе побежал тихий шёпот:

– Меченый… меченый…

– Это герцог де Гиз, – наклонившись к самому уху Мадлен, тихо шепнула Селеста.

Мадемуазель Бланкар взглянула на короля и поняла, что слова подруги были верны: в глазах Генриха горела ненависть к де Гизу. Но даже она не затмевала того страха и ужаса, который охватывал короля при каждом шаге герцога.

– Долг обязывает меня оказать достойный прием нашим гостям, однако… – начал было король.

– Не утруждайтесь, ваше величество, я знаю, что мой визит не доставляет вам радости, – перебил его герцог де Гиз, – не вы пригласили меня ко двору, а значит, можете отбросить никому не нужные формальности. Признаться, я думал, мы сможем говорить наедине, но, видимо, – герцог окинул признательным взглядом собравшуюся в зале знать, – ваше величество так доверяет своим придворным, что не видит необходимости в приватной беседе.