Камень, жнец и мандрагора (СИ) - Гэлбрэйт Серина
Ради злополучного камня?
Или не только?
— Не волнуйся, я воззвал к его осторожности и впредь он будет менее безрассуден, — заверил жнец. — А теперь расскажи, что приключилось с Азуром?
Родители и Азур вернулись через час. Мама и папа восторгом от проделок младшенького не пылали, па был непривычно мрачен, ма попеременно то краснела, то бледнела, смотря по тому, кто оказывался поблизости. При посторонних родительница заливалась мучительным румянцем и стыдливо отводила взгляд, однако стоило квартирной двери закрыться за её спиной, как болезненная краснота сменилась не менее нездоровой мраморной белизной, и мамуля отвесила сыну смачный подзатыльник. Дальше начались ожидаемые крики. Ничего нового я не услышала, хотя надеялась разузнать больше именно во время маминого громогласного монолога. Суть её речей сводилась к позору, навлечённому сыновним безрассудном и безответственностью на всю нашу семью вообще и мамину несчастную голову в частности. Ещё что-то было о друзьях Азура, впрочем, списывать произошедшее сугубо на их дурное влияние мама не могла, потому как все юные экспериментаторы были из рода Пепельного гранита и их родителей она знала. Разумеется, каждая семья была исключительно положительной и как у таких замечательных приличных горгулий могли вырасти такие ужасные, бестолковые дети, взять в толк она не могла. Помимо вызова родителей, в дом совета срочно пригласили ещё и старейшин нашего рода, что только усугубило мамино состояние публичного позора, и переложили на их плечи наказание за содеянное неразумными отпрысками. Нашим старейшинам явно было неохота занимать оставшиеся дни праздника придумыванием и приведением в исполнение трудовой повинности, так что они погрозили отрокам пальцем и пообещали наказать по всей строгости по прибытие в город Пепельного гранита. Как я поняла, молодёжь впечатлилась не сильно, они-то полагали, что эксперимент почти удался и только несвоевременное вмешательство стражей не позволило довести его до конца.
Немного послушав мамины крики через стену, Алессандро решил вмешаться. Зачем ему понадобилось влезать, лично я понятия не имела. По тому, как он расспрашивал Киану и меня, можно предположить, что явление фиолетовой тучки горгульям жнец и впрямь пропустил и, более того, он к делам Азура и компании непричастен. Тогда где он был всё это время? Чем таким был занят, что ничего не видел и не слышал? Почему Оливер, которому я сама по себе, в отрыве от жнеческой миссии, неинтересна, в первую очередь нашёл меня, а не следил за Алессандро? Похоже, возрождённый действительно не знал, где может находиться жнец, а меня разыскал просто потому, что это проще, вот она я, не прячусь, не убегаю, по изнанке не прыгаю.
Алессандро бесстрашно вклинился в мамин гневный монолог и начал что-то ей втолковывать. Мама отвечала куда громче, чем жнец говорил, и по её несколько визгливым, возмущённым фразам стало ясно, что она с аргументами Алессандро категорически не согласна. Спор продолжался ещё минут десять, затем мама притихла, то ли исчерпав возражения, то ли приняв-таки увещевания оппонента, а жнец увёл Азура в его комнату и обстоятельно побеседовал уже с ним. В отличие от моей мамули, голос Алессандро не повышал, но говорил твёрдо, чётко и убеждённо. Судя по его речи на диссидентском собрании, он мог, когда хотел, излагать мысли так, что заслушаешься поневоле.
Потом Алессандро переговорил с моим отцом, хотя в том острой необходимости не было. Кажется, разъяснил всё, что касалось Азура и его проделок, и успокоил. Подслушать саму беседу у нас с Кианой не получилось, пришлось ограничиться общим ровным тоном, каким говорили мужчины, и отдельными словами. Едва они закончили, как мы с сестрой прыснули каждая в свою спальню и притворились, будто не выходили только что в коридор с целью уши погреть.
Вернувшись в комнату, Алессандро велел мне собрать и сложить отдельно те вещи, которые я хотела бы привезти в Алансонию, и занялся перекладыванием своих. Большую часть нынешнего моего багажа составляла одежда, приобретённая жнецом для визита в родные пенаты, и не то чтобы был резон тащить её обратно. В обычной своей жизни я редко носила платья выбранного Алессандро фасона, да и смысл драпать из Скарро с багажом наперевес. Если уж бежать, то налегке. Поэтому я взяла сумочку на длинном ремешке, с которой выходила в город, и напихала в неё всяких мелочей на крайний случай, а остальное бросила в спальне как есть. Порыв зайти к родным и попрощаться задавила сразу — не стоит привлекать ненужное внимание и возбуждать подозрения. К тому же после дневного происшествия все сидели каждый в своей комнате и избегали лишний раз говорить друг с другом.
Даже прилёт Фиана и Жадеи не внёс существенных изменений в этот расклад. Фиан сунулся было к родителям спросить, что да как, но после короткого ответа быстро ретировался в спальню к жене.
Вечером начались вялые сборы. Моя семья улетела первой, мы с Алессандро вышли следом и отправились к арене через изнанку. Только сделали небольшой крюк до улицы в старой части города, где жнец спрятал свою сумку, и уже затем поспешили на арену, выглядевшую так же, как и накануне, без каких-либо заметных следов дневных экспериментов. Нашли на трибунах моих родственников, сели, натянуто поулыбались друг другу. И я поняла вдруг, что нервничаю.
Вот так просто.
Сижу, дёргаюсь и с трудом сдерживаюсь, чтобы не начать оглядываться беспрестанно. Вообще-то нервы у меня почти железные, практикой по добыче редких растений закалённые, и сейчас переживать я точно не должна.
И не переживала бы, если бы это было моё задание, мой план и мой список чётких действий. Я же ни демона не знаю, ни что конкретно будет делать Алессандро, ни какие у нас пути отхода, ни есть ли запасной план на случай непредвиденных обстоятельств. Жнецу-то хорошо, спокоен, собран и сосредоточен, бдительно следит за камнем во время вывоза реликвии на арену для торжественного ощупывания победителями соревнований. Как всегда, молчалив, неразговорчив, можно подумать, если он меня немного просветит насчёт нашей дальнейшей программы, небо обрушится нам на головы. Как, ну вот как, скажите на милость, работать в таких условиях?
Гонорар.
Надо думать о гонораре.
И о том, что совсем скоро престранная эта авантюра закончится.
Гонорар, гонорар…
Всё-таки повертела головой и заметила среди горгулий, тремя рядами выше нас Оливера. Он перехватил мой взгляд и невозмутимо помахал мне рукой. Я отвернулась.
— Алессандро, — прошептала едва слышно. — Здесь Оливер.
— Знаю, — ответил жнец, даже не удостоив меня взглядом.
Знает? Ладно. Выходит, всё идёт по плану.
Наверное.
Осторожно обернулась снова, но возрождённого уже и след простыл.
Гонорар, гонорар…
Алессандро дождался окончания официальной части праздника, вместе со всеми спустился на арену, одним из первых получил кружку с пенным напитком и с шальной улыбкой человека не совсем трезвого принялся прогуливаться среди горгулий. Но что я знала точно, так это то, что жнец не пил ничего спиртного. Ни вообще, ни здесь и сейчас. Он сдул пенную шапку с кружки и время от времени подносил её к губ, однако не делал ни глотка. Я держалась рядом, безмятежно улыбалась подставному жениху и окружающим, хотя выпить как раз хотелось, а ещё лучше напиться, забыться и очухаться… через недельку, когда события этих дней превратятся в дела прошлые и давно минувшие.
Игра в счастливую подвыпившую парочку затянулась несколько на дольше, нежели я рассчитывала. Алессандро ждал, пока гости захмелеют посильнее и коренные жители Скарро, утомившись их обслуживать, сами начнут искать утешения на дне кружек, что ввиду происхождения времени занимало больше, чем у чистокровных людей. Свою тару жнец сунул какому-то проходившему мимо горгулу и потащил меня к ближайшему очерченному факелами кругу, где играли музыканты и танцевали парочки. Развернул лицом к себе, обнял за талию, подумал и опустил руки пониже. Танцы были незатейливые, движения простые и легко поддающиеся повтору. Мы покружили-попрыгали вместе с другими парочками и на очередном развороте Алессандро мимолётно указал на немногочисленных зрителей, наблюдающих за танцующими.
