Джессика Симс - Ты обязательно полюбишь клыки
— Так ты хочешь провести со мной одну ночь?
— Конечно, — мое сердце ушло в пятки при мысли о ночи с Джошем. Без каких-либо обязательств. Только он и я вместе в постели, занимаемся друг с другом прекрасными грязными вещами. — Я нормально к этому отношусь.
— А потом ты просто развернешься и уйдешь с вампиром, так получается?
Когда он об этом говорил, звучало как-то не очень…
— Да.
— И ты думаешь, что у меня не возникнет с этим проблем?
Я уперла руки в бока.
— Почему бы нет? Ты же маньяк свиданий. Я удивлена, что за тобой следом не выстроились в ряд десять женщин, готовых прибежать, как только ты их поманишь. Стоит тебе щелкнуть пальцами, как слетают чьи-нибудь трусики.
— Я уже несколько недель ни с кем не встречаюсь. С тех пор, как начал тебе помогать. Тебе это не о чем не говорит?
Я с трудом удержалась от соблазна обыграть возможные варианты.
— Только о том, что у тебя период воздержания.
Он зашипел, и к моему удивлению, это прозвучало… как у кота. Его взгляд стал абсолютно диким, ноздри раздулись. Глаза вспыхнули в тусклом свете, и я выдохнула, понимая, что они превратились в звериные.
Джош терял контроль над своей человеческой частью. Он положил руки мне на плечи, и я ощутила, как его когти впились в мою кофту, зарывшись в ткань ровно настолько, чтобы оповестить о своем существовании.
Джош улыбнулся, и я увидела, как выдвинулись его клыки.
— Тебя это заводит, Мари? Жаждешь какого-то безумного сверхъестественного дерьма в постели? Я не понимаю такой увлеченности, но если это надо, чтобы ты обратила на меня внимание, я исполню твое желание.
Он считал меня одержимой вампирами? Это… причиняло боль. Я окинула его своим самым ледяным взглядом.
— Убери от меня свои лапы.
Он отпрянул и принялся метаться по гостиной. Его движения были быстрыми и порывистыми, словно он из последних сил старался сохранить контроль. На меня Джош не смотрел.
Я чувствовала… смущение. Печаль. Я теряла его дружбу, чего совсем, совсем не хотела. Как мне разобраться с этой ситуацией? Смогу ли я? Почему допустила наше с ним сближение?
— Мне жаль, Джош. Просто ты не понимаешь.
Он рассмеялся, но совсем не весело.
— Не понимаю? Я подкатывал к тебе неделями, Мари. Знаю, тяжело пробиться сквозь твой толстый череп, но ты мне нравишься. Нравишься, как личность. Я считаю тебя красавицей. Живу ради одной из твоих редких улыбок. Мне нравится, когда ты ставишь людей на место своим язычком. Я даже не возражаю, когда ты поступаешь так же со мной. Каждый раз, когда ты переходишь на французский, я немедленно твердею. Но ты желаешь только… вампиров? — Он обернулся, и я увидела на его лице разочарование. — Так скажи мне, Мари, что в них есть такого, чего нет у меня? Потому что мне действительно интересно, но впечатление такое, будто ты ищешь всего лишь дешевых острых ощущений. Дело в их клыках? В том, что они нежить? В чем?
Я промолчала.
Он чертыхнулся.
— Прости за то, что я здесь устроил. Я не понимаю тебя, а ты не хочешь со мной поговорить, так что всего тебе хорошего, Мари Беллавенс. Уверен, ты найдешь себе подходящего вампира, или он найдет тебя.
Он открыл дверь.
Меня охватила паника. Джош собирался уйти. Навсегда. И если он сейчас покинет меня, то окончательно.
— Джош… Я умираю.
Он медленно обернулся, посмотрел на меня и после длительного, напряженного момента молчания спросил:
— Что ты сказала?
Открывая правду, я чувствовала себя беззащитной. Джош будет первым, с кем я поделюсь.
— Я… умираю, — к моему ужасу, на последнем слове мой голос дрогнул. — У меня есть от шести до двенадцати месяцев, прежде чем… придет конец. И смерть не будет легкой. Я превращусь в месиво задолго до того, как мой мозг перестанет функционировать.
Джош тихо закрыл дверь и прислонился к ней, глядя на меня так, будто не мог поверить услышанному.
— Я… Мари, я не знал.
— Конечно не знал, — я заставила свой голос звучать легко и насмешливо, словно мой мир сейчас не разваливался на части. — Кроме тебя, я никому не говорила.
— Это рак?
Если бы. Мысль возникла совершенно внезапно, и я истерически засмеялась над ее абсурдностью. Боже, все так запутано.
— Нет, — ответила я. — Это не рак. Это кое-что под названием фатальная наследственная инсомния.
— Я не знаю что это.
— Очень редкое заболевание. Им болела моя мать. Она умерла десять лет назад. Я унаследовала ген инсомнии. Болезнь, как предполагалось, не проявится лет до сорока, но началась раньше.
Он покачал головой и потянулся ко мне.
— Мари…
Я отошла прежде, чем он успел меня коснуться, и, чувствуя тошноту, обхватила себя руками. Открытие тайны другому человеку означало принятие самого существования болезни. Признание факта ее реальности. Я запаниковала и ощутила абсурдное желание заплакать.
Когда я увильнула, Джош последовал за мной.
— Ты… ты хочешь об этом поговорить?
У меня из горла вырывался еще один истерический смешок.
— Нет. Просто… — я вздохнула, глядя на пустые стены, и вдруг почувствовала ужасную усталость. — Я, черт возьми, хочу поспать.
— Фатальная… инсомния, — повторил Джош. — Значит, ты не можешь спать?
Я шагнула вперед, внезапно отчаянно захотев показать, что значит не спать.
Объяснить это хоть кому-нибудь. Я открыла дверцы шкафа, где на прибитых мной полках лежали сотни аккуратно сложенных коробок.
— Я складываю пазлы во время бессонницы. Я собрала их все. Некоторые дважды.
Он ничего не ответил, просто посмотрел на пазлы, потом перевел взгляд на меня.
— И еще, — я промчалась через квартиру в маленькую ванную, подошла к шкафу и открыла аптечку. Схватила оттуда коробочки со снотворными, продаваемыми по рецепту и без, и показала Джошу. — Я принимала их все, и ни одно не помогло. Ничего не работает. Я закрываю глаза, но не засыпаю. Только минут на десять, если повезет, а потом все. Мой мозг не отключается, и я так устала, что попросту падаю в обморок. И кроме тех случаев, когда я в обмороке, я не сплю.
Он хранил молчание, наблюдая за мной сумрачным взглядом.
— Знаешь, каково это? — мои руки сжались в кулаки, когда в душе всколыхнулись разочарование и беспомощность. Мне хотелось кричать, но я заставила свой голос звучать спокойно. — Представь, что ты все время голодный, но не можешь есть. Просто не можешь. Безо всяких причин. Я прохожу через это каждую гребанную ночь. И это меня убивает. У болезни четыре стадии. Когда мне было восемнадцать, моя мать перестала спать. Потом у нее начались приступы внезапной тревоги, почти как у меня сейчас, — сказала я, чувствуя дикое биение сердца в груди.
