Наталья Якобсон - Живая статуя
Я почти с равнодушием наблюдал за тем, как Анри неуверенно топчется на одном месте, постоянно подносит тонкие неестественно удлиненные пальцы к вискам, чтобы заправить за уши непослушные пряди. Он, явно, чувствовал некоторое неудобство оттого, что оказался нежеланным гостем.
— Вели ему уйти, — настойчиво, как капризное дитя повторила Орисса. Уж не собиралась ли она мне приказывать? Разве имеет право эта девчонка отдать повеления дракону и пренебрегать эльфом, пусть и падшим, но до сих пор необычайно привлекательным после своих долгих, способных исцелять прогулок под землей.
Прозрачные крылышки Анри взволнованно вздрогнули, так что полы короткого плаща на миг всколыхнулись.
— А ты разве не собираешься уйти вместе со мной? — с простодушием, чуть ли не с мольбой спросил он у Ориссы.
— С тобой? — Орисса с презрением посмотрела на него, потом на меня и процедила сквозь зубы. — Вы оба лжецы!
Кто-то невидимый услужливо распахнул перед ней двери. Порыв ветра, а может чьи-то ловкие невидимые лапки откинули крышку клавесина и громыхнули сразу по всем клавишам так, что от сильного звука даже лопнула пара струн.
Орисса быстро выбежала из музыкального салона, кинулась вверх по ступенькам узкой лестницы, ведущей на третий этаж и к чердаку. Было слышно, как с грохотом захлопнулась за ней дверь будуара, щелкнул засов.
— Это ты во всем виноват, — после ухода девушки растерянность Анри сменилась гневом. — Это ты настроил ее против меня, специально для того, чтобы мне отомстить. За все, что было, Эдвин ты решил отыграться на мне, а я оказался таким глупцом, сам предоставил тебе возможность. И ты ею воспользовался, досадил мне, как только мог.
Наверное, Анри чувствовал себя осмеянным и униженным и оттого еще больше злился. Он понять не мог, почему я до сих пор не хохочу от полноты счастья, ведь мне удалось выставить его дураком перед такой красавицей.
Анри всегда думал, что дракону нельзя доверять, каким бы обаятельным тот не выглядел время от времени. Он считал, что к зверю и относиться надо по-зверски, а поэтому пакостил мне при каждом удобном случае.
— Как я только мог тебе поверить, — продолжал буйствовать Анри. — Тебе — самому отъявленному злодею из всех.
— Уймись! — велел ему я, негромко, но так сурово, что Анри тут же замолчал.
— И что мне теперь делать, — он неосторожно опустился на тумбу, на которой еще недавно сидела Орисса, и кто-то невидимый, наяривавший дикую мелодию на клавесине, громко, обиженно запищал, ведь чужак занял место, предназначенное для музыканта. С рукава Анри тут же слетел ловко отрезанные лоскут манжеты. Мелкая отместка, на которую сам Анри даже не обратил внимания.
— Как ты можешь быть таким жестокосердным, Эдвин, — запричитал он. — У тебя у самого есть все, что только душе угодно, а другим ты отказываешь даже в малости. Все мое общество теперь будет смеяться надо мной. Сам ведь знаешь, слухи распространяются быстро. Скоро мне вообще будет стыдно показаться на глаза даже тем, кто ничуть не лучше меня самого.
— Перестань сочинять, — почти грубо скомандовал я. — Ты давно уже отучил свое общества от смеха, они несчастны, как плакальщики, даже когда есть повод повеселиться.
— Поэтому я и хотел хотя бы на день очутиться в более приятной компании, — тут же парировал он.
— Твоя мечта так и останется неосуществленной, если ты будешь таким ленивым, — я приказал одному из духов подтолкнуть Анри и заставить его подняться на ноги. — Иди за Ориссой, и убеди ее уехать с тобой!
— Как я смогу ее убедить? — он, очевидно, сразу настроился на поражение. Надо же было стать таким слабаком после всех тех козней и отчаянных предприятий, на которые он смело решался всего какие-то несколько десятилетий тому назад.
— Будь изобретателен, — посоветовал я. — Вспомни о былых временах, об отваге. Тогда у тебя хитрости было хоть отнимай, голова, наверное, ломилась от переизбытка оригинальных идей, и каждую из них на горе окружающим ты стремился претворить в жизнь. Так не жалуйся и теперь на недостаток вымысла. Расскажи девушке какую-нибудь трогательную историю, придумай что угодно, лишь бы только она увидела в тебе друга и, возможно, героя, а не изгнанника.
— Тебе легко говорить, — Анри двинулся к лестнице, но потом передумал, движения по ступеням и полу давались ему куда труднее, чем полет, да и дверь взламывать он не собирался, куда лучше снова воспользоваться окном.
Я бы мог облегченно вздохнуть, когда он исчез, но испугался, что от этого вздоха загорится первое, что окажется поблизости, например портьера. Внутри меня все бушевало. Таких бурных сцен передо мной не разыгрывалось уже давно, с тех пор, как я расстался со своим наставником, и, признаться, я по ним совсем не тосковал. Пора убираться из этого поместья. Лучше оставить его Ориссе и Анри, чем самому оставаться вместе с ними. Даже мои погибшие родственники постеснялись бы скандалить у меня на глазах так, как скандалили они. Я стал срочно разыскивать свой плащ и вспомнил, что Перси снял его с меня еще в прихожей. К такому обхождению я не привык, поэтому так быстро забыл, что верхней одежды уже нет под рукой.
Где-то вверху раздался громкий щелчок захлопнувшегося ставня и изумленный, протестующий возглас Анри. Очевидно, Орисса закрыла окно прямо у него под носом. От его настойчивости она еще пуще разозлилась. Я отчетливо слышал, как она царапает коготками подушку, как вылетевшие из дырок пух и перья легко взметаются ввысь и тут же оседают на пол.
Не нужно было вмешиваться в чужие дела и обещать Анри помощь. Я только нажил себе хлопот и, очевидно, прибрел еще более злейшего врага, чем имел до этого. Погубить кого-то гораздо легче, чем призвать к жизни и сделать счастливым. Точно так же, как гораздо проще разрушить целый город, чем отстроить его вновь. На этот раз, уж точно, я взялся не за свою работу, ведь я по большей части привык разрушать, чем созидать. Конечно, с помощью своих чар я смог бы создать за ночь целые поселения, воскресить умерших, поделившись с ними своей огненной кровью, исцелить больных, раздать часть собственных сокровищ беднякам, а сирот отдать на воспитание к феям, но навеки счастье чародей подарить никому бы не смог. Золотые запасы людей все равно иссякнут, воскресшие начнут догадываться, что стали не такими, как окружающие, и ощущать от этого дискомфорт, дети, попавшие всего на миг в общество фей, как только расстанутся с волшебной страной, будут вечно тосковать и искать путь назад. Все хорошее, что бы я не попытался сделать, тащило за собой целый хвост невзгод. Орисса тому примером. Я оживил ее и сделал из нее леди, чтобы осчастливить Анри, а в результате счастливыми не смог сделать ни ее, ни его. Они дружно решили, что я не благодетель, а злоумышленник. Хоть в этом их мнения совпадали.
