Между делами (ЛП) - Джинджелл Вэнди

— Нисколько в человеческих деньгах, — сказал он. — Ну, не совсем. Ему понадобятся человеческие деньги, но, без сомнения, он также захочет обменяться одолжениями.

Не знаю, почему от этого у меня по спине пробежал холодок. Не то чтобы я не знала, что Зул, будучи тритоном, стоял за всем этим. Все они занимаются сделками и обменами.

— Я могу сама договориться, если это слишком дорого, — сказала я. Зул ничего не просил у меня за разблокировку флешки: мне даже в голову не пришло задать этот вопрос.

Он холодно ответил:

— Ни в коем случае. Одно дело — дать тебе встать на ноги, когда дело касается За, и совсем другое — сразу же бросить тебя на растерзание волкам, когда речь идёт о торге.

— Маразул не волк, — запротестовала я. В жизни было много вещей, в которых я не была уверена, но я была совершенно уверена, что Зул был тёплым и добрым человеком, даже если он был немного пугливым. — Он не стал бы пытаться воспользоваться ситуацией.

— Слабаков учат извлекать выгоду из каждого с самого раннего возраста, — сказал мне Зеро. — Если они этого не делают, ими пользуются. В любом случае, извлекают урок.

— Это не тот способ прожить свою жизнь, — сказала я ему.

— Другого пути нет, — сказал он. — Так или иначе, мы учимся.

— Да, — сказала я, — но вы не всегда так поступаете, когда дело касается меня. Так что, чуваки, вы можете научиться быть самоотверженными — и не притворяйтесь, что вы тоже не всегда поступаете самоотверженно ради меня. Возможно, я не всегда ценю то, как вы это делаете, но я действительно ценю тот факт, что вы хотите это делать.

Чем больше я узнавала его, тем больше понимала его мировоззрение: то, что его не учили ничему, кроме удара в спину и жестокости, не сделало его таким же мрачным и опасным, как Атилас, но превратило его природную склонность к защите в нечто, чего следовало опасаться — и это было не просто то, чего следовало опасаться с точки зрения человека, столкнувшегося с этой защитной силой.

К моему удивлению, он не возразил своим обычным «у нас есть соглашение», которое я бы в любом случае не приняла, потому что сейчас, формально, у нас его нет. Вместо этого он с сожалением сказал:

— Именно поэтому сначала я и не хотел удерживать тебя.

— Ага, не может быть, чтобы люди думали, что ты становишься мягкотелым, защищаешь людей и не смотришь на них всё время свысока, а? — весело сказала я.

— Я не хочу, чтобы ты умерла.

— Я ценю это.

Я услышала, как он тихо рассмеялся, но в его смехе чувствовалась неуверенность.

— Пэт, я не хочу, чтобы ты умерла, — медленно произнёс он, слова звучали неровно и немного неохотно. — Я не знаю, почему, или как, или — нет, я даже не знаю — есть… кое-что, о чём нам нужно поговорить.

Я бросила на него тревожный косой взгляд, потому что в голове снова всплыла мысль: Моргана предполагает, что в стремлении Зеро защитить меня было нечто большее, чем просто… забота.

— Ладно, ладно, не мучай себя, — поспешно сказала я. — Это нормально — испытывать чувства, но ты можешь справляться с ними медленно; тебе не обязательно выплескивать их все сразу! Ты же не хочешь, чтобы я умерла. Красота. Это чертовски хорошее начало.

Он снова тихо рассмеялся, на этот раз, возможно, с облегчением, и сказал:

— Пока мы будем изучать сходство между этими случаями — Морганой, Ральфом и другими — тебе придётся рассмотреть свой собственный случай.

— Да, они похожи, — сказала я с легким намёком на облегчение. В моей жизни и так уже происходило слишком много событий, чтобы беспокоиться о… других чувствах. — Вот что заставило меня обратить на это внимание. И ты знаешь, что я теперь эрлинг, так что остальные, вероятно, тоже, а это значит, что убийца…

— Что означает, — перебил он, — что нам также придётся изучить обстоятельства, связанные со смертью твоих родителей. Нам нужно будет задать тебе те же вопросы, что и другим, — покопаться в жизни твоих родителей точно так же, как мы копаемся в жизни других.

— Оу, — глупо так думать, но мне это и в голову не приходило. Полагаю, я считала себя в некотором роде сторонним наблюдателем — или, может быть, просто частью людей, которые задавали вопросы. Не стала ли я такой же отчужденной и надменной, как и все остальные? Я считала себя выше других людей, с которыми случались ужасные вещи, потому что я немного лучше понимала мир, который привёл к этой потере?

Я вздрогнула. Я надеялась, что нет. В любом случае, это было то, чего я хотела, верно? Возможность по-настоящему начать расследование смерти моих родителей и их жизней.

— Да, конечно, — сказала я. — Мы можем поговорить об этом. Хотя я мало что знаю.

— Да, — задумчиво произнес Зеро. — Мне это очень интересно: ты не знаешь… так много.

— Оу, — глупо так думать, но мне это и в голову не приходило. Полагаю, я считала себя в некотором роде сторонним наблюдателем — или, может быть, просто частью людей, которые задавали вопросы. Не стала ли я такой же отчуждённой и надменной, как и все остальные?

Ну, может быть, Атилас и намекал на это, но я была уверена, что это было скорее для того, чтобы подколоть. В остальном я была второстепенным случаем, и лучше было оставить это до тех пор, пока не будут рассмотрены важные дела и подан обед.

— Это будет неудобно, — добавил он. — И это может вызвать воспоминания, которых ты предпочла бы избежать. Ты могла бы на некоторое время уехать куда-нибудь ещё — навестить свою подругу и обсудить с ней всё.

— Немного поздно говорить такие вещи, когда мы уже вместе отправляемся спросить тритона, не может ли он что-нибудь разузнать о Моргане и остальных. Ты пытаешься отказаться от моей помощи?

— Нет, — сказал он, но я была уверена, что он имел в виду «да». — Просто, задавая вопросы, которые нам придётся задать, обращаясь с тобой как со свидетелем…

Он действительно не думал, что я способна справиться с этим. У меня вырвался короткий разочарованный вздох, и мне удалось сказать без особой злобы:

— Я много лет имела дело с убийством своих родителей. Может, это и не больно, но что мне ещё оставалось делать? Не вмешиваться?

— Я сам со всем справлюсь, — сказал Зеро более мягко, чем я когда-либо от него слышала. — Тебе не нужно вмешиваться. Просто позволь мне сделать это.

— Не могу, — лаконично ответила я. Это был тот же вопрос, который он задавал раньше, и я не могла позволить себе слишком долго думать над ним, прежде чем наложить вето.

— Не буду, — возразил он, раздражённо вздохнув в свою очередь. — Ты не так-то легко возвращаешься к доверию, не так ли?

— Дело не в доверии. Ты бы позволил Атиласу расследовать смерть твоей мамы вместо тебя?

Он уставился на меня, словно пытаясь понять, что именно я имела в виду.

— Конечно, нет!

— Ты ему не доверяешь?

— Я достаточно доверяю ему для этого, но, конечно, я бы не позволил ему этого сделать.

— Тогда почему ты думаешь, что я позволю тебе это сделать?

— Потому что я фейри, а ты человек. Ты можешь протестовать против этого сколько угодно, но есть причины, по которым люди долго не живут, когда сталкиваются с фейри.

— Мы с тобой уже в значительной степени перетёрли эту тему, и я не думаю, что мы придём к согласию, — решительно заявила я ему. — Я должна участвовать в этом деле. Я не могу сидеть сложа руки, пока кто-то берёт на себя мои обязанности.

— Я делаю их своими обязанностями!

— У тебя нет на это права. Я бы не дала такого права никому, кто не готов работать бок о бок со мной, а не поверх меня.

— Тогда как насчёт твоей проблемы эрлинга? Ты попытаешься решить её самостоятельно?

— Нет, — сказала я. — Я не такая тупица. Я выслушаю тебя и последую твоему совету.

— Рад это слышать, — сказал Зеро, его голос был сухим, но в нём было достаточно веселья, чтобы я почувствовала себя немного спокойнее. — В таком случае, постарайся как можно реже говорить вслух об этой проблеме.

— Хорошо, я просто назову это «работой, о которой нельзя упоминать». Почему?