Ками Гарсия - Непобедимые
– Ты что, выдумал это все сейчас на ходу? – спросил Прист, отбрасывая со лба влажную челку.
По крайней мере, я была не единственной, кому вся эта история показалась полным бредом.
– Нет, не выдумал, – подала голос Алара. – Я тоже слышала эту историю.
– Это еще не самая зловещая часть. – Лукас помолчал. – С появлением шкафа все начинали видеть непонятную фигуру, бродящую по дому.
По спине у меня поползли мурашки. Слушать эту историю из уст Лукаса, в то время как он расхаживал перед колодцем, в котором мы только что чуть не утонули, было еще более жутко.
– И что с этим шкафом случилось потом? – спросила я.
– Тот мужик продал его, – пожал плечами Лукас. – Это все, что мне известно.
Алара подошла к колодцу и снова провела по камням красным окошком в диске:
– Думаешь, это тот самый сундук?
В ее голосе слышалось почти радостное волнение.
– Не знаю, – ответил Лукас. – Может, и другой. Но похоже, нам в любом случае придется иметь дело с диббуком.
Мысль о том, что по миру может путешествовать одер жимый злым духом сундук, да еще и не один, была не слишком приятной.
Джаред устремил взгляд на светящиеся письмена на стенке колодца:
– А что такое «Саншайн»? Думаете, это чья-то фамилия?
– Нет. – В кои-то веки я оказалась способна не только задавать вопросы, но и дать на них ответ. – Это город неподалеку отсюда.
Каждые несколько месяцев я ездила туда в магазин художественных принадлежностей, чтобы пополнить свой запас кадмиево-красной пастели.
Прист сунул диск в карман влажных джинсов. Мы поплелись к фургону – все в царапинах и синяках, готовые начать охоту на духа, обитающего где-то в своем собственном уголке Саншайна.
* * *Все вымотались, но спать в фургоне никому не хотелось. Тело у меня ныло, как избитое, после отчаянной борь бы в воде каждый вдох отдавался болью в легких. Прист выглядел немногим лучше. Даже музыка, грохочущая из наушников, не мешала ему клевать носом.
– Если мы хотим ночевать в отеле, мне нужно найти банкомат. – Алара сидела на пассажирском сиденье рядом с Джаредом. – У нас почти не осталось наличных.
– У меня нет ни гроша, – прошептала я Лукасу.
– Ничего страшного, – отозвался тот. – Аларе переводят деньги каждый месяц.
Джаред затормозил перед банком, и она выскочила из машины.
Я проводила ее взглядом:
– Трастовый фонд? Так ты говорил серьезно?
– Никогда не суди о девушке по ее пирсингу, – ухмыльнулся Прист.
Джаред принялся переключаться с одной радиостанции на другую, и я вдруг уловила обрывок знакомой песенки.
– Погоди-ка…
– Оставь, – в унисон со мной сказал Лукас.
Я просто ищу укрытие от холода и боли,
Какую-нибудь хижину, чтобы спрятаться от дождя.
– Ты что, знаешь эту песню? – Потрясенная, я посмотрела на Лукаса.
Это была не самая популярная песня «Home» группы «Фу файтерс». Спокойная и как бы приглушенная, она была шепотом в мире, полном воплей.
– Это моя любимая, – застенчиво улыбнулся Лукас.
Щекам стало тепло, и внезапно меня охватило такое чувство, как будто мы с ним поделились друг с другом чем-то интимным в присутствии кучи народа. Я запала на эту песню с первого раза, когда ее услышала, сразу после маминой смерти. Я прослушала ее, наверное, раз сто. Она стала для меня чем-то вроде гимна, безмолвной молитвой.
О чем думал Лукас, когда впервые ее услышал? Приходилось ли ему сидеть в машине, раз за разом слушая песню с начала? Мне очень хотелось задать ему этот вопрос.
Он смотрел на меня с таким выражением, как будто тоже хотел о чем-то спросить.
Алара открыла дверцу, и ощущение близости между нами исчезло.
– Ну как, у нас все в порядке? – спросил Джаред.
– Нет. – Тон у Алары был ошарашенный.
– Что случилось?
Она на миг отвернулась к окну, прежде чем ответить.
– У нас осталось всего триста долларов.
Всего триста долларов?!
Джаред пожал плечами:
– Через несколько недель ты получишь еще, так ведь?
– Ты не понимаешь, – покачала головой Алара. – Кто-то снял с моего счета все деньги. Если только это были не хакеры, кроме родителей, больше никто этого сделать не мог.
Прист стащил с головы наушники:
– Что ты говоришь?
– Это послание. Мне нужно позвонить. – Алара вышла из фургона и нажала кнопку быстрого набора.
Она принялась расхаживать перед фургоном туда-сюда. Судя по всему, разговор ей не нравился. Манера Алары держать трубку прямо перед собой, крича в нее, немедленно напомнила мне Элль, которая поступала точно так же, когда кому-нибудь из ее бойфрендов случалось проштрафиться. Мне отчаянно захотелось, чтобы она сейчас оказалась здесь, рядом со мной.
Я попыталась представить себе встречу Алары и Элль. Интересно, схлестнулись бы эти две железные воли в яростном поединке или сплавились в одну неукротимую саркастическую силу?
Лукас наблюдал за тем, как она орет в трубку.
– Дело худо. – Алара плюхнулась на сиденье и захлопнула за собой дверцу.
Прист нерешительно перегнулся через спинку:
– Что случилось?
– Мои предки хотят, чтобы я вернулась домой. Они капали мне на мозг с тех самых пор, как умерла бабка. Мама считает, что у меня недостаточно подготовки. – Она издала короткий смешок. – Можно подумать, у них я ее получу. Ни один из них не член Легиона. Чему они, по их мнению, могут меня научить?
Вид у Джареда стал удивленный.
– Ты никогда нам об этом не рассказывала.
Она протянула руку и повернула ключ в замке зажигания.
– Это потому, что я к ним не вернусь.
Мы въехали на стоянку перед мотелем, над которым горел потрескавшийся знак «Есть места». На подъездной дорожке валялись пустые жестянки из-под пива.
– Это всего на одну ночь. Не может же быть, чтобы там совсем все было ужасно? – спросил Прист.
С точки зрения Алары, все было ужаснее некуда. Все двери, выходящие на стоянку, были ядовито-розового цвета.
Она сложила руки на груди, не желая сдаваться:
– Никогда в жизни не буду ночевать в комнате с розовой дверью. Всему есть предел!
Лукас вышел из фургона и направился в администрацию:
– Ты всегда можешь переночевать в фургоне.
К тому времени, когда он вернулся с ключом, Прист уговорил Алару хотя бы взглянуть на наш номер. Но когда дверь распахнули, Лукас остановился на пороге как вкопанный.
– Алара, пожалуй, тебе придется пересмотреть свои пределы.
Стены крошечного номера изнутри были выкрашены той же самой ядовито-розовой краской.
– Ну уж нет. – Она попятилась, качая головой. – Я скорее соглашусь ночевать на тринадцатом этаже.
