Елена Усачева - Улыбка демона (сборник)
Настя шевельнулась, пытаясь разогнать непонятную тревогу.
— Ну, как дела?
Хлебные крошки застряли в горле. Настя вскочила, закашлялась, согнувшись. Крепкая ладонь хлопнула по спине. Настя покачнулась.
— Не удержалась до вечера? — кивнул на стол Вовка. Он прошел по комнате, огляделся, словно был здесь впервые, присел на краешек Наткиной постели.
— Ничего себе пирожок, — растерянно пробормотала Настя, не зная, куда деть глаза от смущения. — Хочешь кусочек?
Она уже потянулась к столу, но Толмачев остановил ее, перехватив руку, и неожиданно она оказалась в его объятиях.
— Я до вечера подожду, — прошептал он.
Настя вдруг сообразила, что Вовка слишком близко, что она ощущает его запах, что чувствует, как сквозь тонкую футболку ходят мышцы его плеча.
— Какая ты… — Вовка склонился к Насте, так что она не удержала равновесие и свалилась на кровать. — Необычная, — добавил он, нависая. — Есть в тебе что-то… — он коснулся ее волос, провел пальцем по щеке, — особенное.
— Ты мне тоже нравишься, — прошептала Настя.
Они бы поцеловались. Настя успела представить на своих губах его поцелуй, в предвкушении этого у нее закружилась голова. Но ничего не произошло. Вовка резко выпрямился, как-то странно повел головой в сторону двери.
— До вечера! — крикнул он, выпрыгивая в окно. Привычно зашуршали кусты. А ведь сам запрещал такую манеру выходить из корпуса. Зачем нарушает свои же правила?
Настя вся превратилась в одно огромное сердце. Оно стучало в висках, в кончиках пальцев, в животе, в глазах. И еще почему-то все вокруг наполнялось топотом. Но потом этот грохот сконцентрировался, став обыкновенными шагами.
— Зачем он приходил? — Женька застыл на пороге. Пальцы, сжимающие гриф гитары, побелели.
— Тебя не спросили, — прошептала Настя, поправляя на себе сарафан. Кровать была сбита, но не настолько, чтобы кто-то сделал из этого неправильные выводы.
— Как скажешь! — слова уже долетели до Насти из коридора — Ермишкин ушел.
Вот что ревность с людьми делает. Будит повышенную фантазию. Ничего не произошло, а Женька уже готов за шпагой бежать и требовать сатисфакции. Рыцарь печального образа нашелся! Настя обнялась с подушкой и снова завалилась на кровать. Сердце напомнило о себе глухими ударами. Вообще-то у нее сегодня горе, поэтому можно всех попросить оставить ее в покое. Не каждый день бабушки умирают.
И, как по команде, в памяти начали всплывать, казалось, давно забытые воспоминания. Деревня. Лето. Прогретый солнцем дом. Пахнет старым деревом и молоком. За окном надрываются кузнечики. Шуршат занавески.
— Вот, наследница моя, — ласково говорит бабушка и гладит Настю по голове, сухая мягкая рука пожимает ее пальцы.
А небо странно-голубое, до рези в глазах. В звенящей высоте носятся стрижи. Кажется, что именно из-за них и начинается дождь — они пронзают белоснежные облака, те портятся, темнеют и превращаются в тучи.
Настя забегает в дом. За спиной грохочет, тьма пытается перескочить порог, сверкают молнии, электрическими разрядами освещая все вокруг.
Бабушка не одна. Рядом с ней сидит… женщина. В первый момент Насте кажется — древняя старуха, Баба-яга, как ее рисуют в книжках. Но сверкнувшая за окном молния погасла, возвращая всему привычный вид. Никакая это не старуха. Женщина. Одетая немного старомодно, в пиджак и юбку до колен. Улыбается приветливо.
— Испугалась? — встает она навстречу. — А я смотри какие тебе травки принесла.
В руках у нее пучок жестких былинок, похожих на чертополох. Она протягивает их Насте, и та доверчиво берет. На ощупь шершавые. Настя смотрит на гостью, не зная, что делать дальше. Вернуть? Себе взять? Куда поставить?
— Попробуй сломать. — Губы у женщины темные. Глаза темные. Набухла венка на переносице.
Электрический свет молнии все делает неприятно-контрастным, и снова кажется, что женщина превращается в Бабу-ягу. От неожиданности видения Настя сжимает чертополоший веник в руках. Он ломается с неприятным хрустом.
Грохочет гром.
Настя вздрогнула, открывая глаза. За окном ворчала уходящая гроза. Странный стук еще звучал в ушах.
— Ты слышал? — Она встала в узком коридоре, куда выходили двери вожатских комнат.
Лицо у Женьки заспанное. Сколько прошло времени?
— Чего? — непонимающе хлопает ресницами Ермишкин.
Настя отправилась к палатам. Часы показывали без пятнадцати четыре. Скоро подъем. Корпус негромко жужжит разговорами. В коридорах еще никого нет. У них есть договоренность — тихий час проводим в палате. Что же это стукнуло? Как будто окно резко закрыли.
Сначала две палаты мальчишек. В первой полутьма. Двое спят. Сашка читает. Быков методично раскачивается на панцирной сетке кровати. Может, этот скрип она приняла за удар? В соседней палате играли в карты, Макс с Васькой вяло переругивались.
Настя пыталась вспомнить, скольких ребят забрали? У нее была тетрадка, где родители расписывались, что берут на несколько часов ответственность на себя. Ушла половина, но сейчас здесь подозрительно мало детей.
В коридоре она собиралась вернуться в вожатскую, чтобы еще раз посчитать «прибыл» — «убыл». Успела увидеть Женьку. И только потом до нее долетел крик. Настя еще несколько секунд удивленно смотрела на своего напарника, словно он стал виновником этого шума.
А потом все завертелось. Женька промчался мимо, заставив Настю обернуться. То самое предчувствие беды, которое второй день мешало дышать, прорвалось осознанием, что теперь-то уж точно поздно что-то делать.
Бежать не получалось. Она шла, держась за стенку. Из палат высыпали мальчишки. А пройти надо было еще две двери. Из самой дальней палаты снова закричали. Девчонки.
Восемь кроватей, по четыре в ряд. Узкий проход. У стенки стол. Два стула. Один опрокинут. Что они тут делали? Рисовали? Краска на полу. Ах да! Окно распахнулось, все сбросило со стола. Настя увидела раму. Стекло перечеркнуто тонкой линией. Но это не линия, это осколок. Нижняя часть стекла выпала.
— Быстро!
Широко распахнутые глаза Женьки. Руки в чем-то красном. На своей кровати, вторая от окна, сидит Ксюха и улыбается. Коса растрепалась, волосы упали на белые щеки. Она чуть покачивается, прижимая к себе руку. Словно куклу убаюкивает.
Кто-то пробежал мимо, задев Настю.
— Что?.. — начала она вопрос и задохнулась от ужаса.
Это не краска. Это кровь. Шорты у Ксюхи залиты кровью, футболка на груди в грязных разводах. С локтя бегут быстрые капли.
— Стекло вдруг лопнуло… Она и порезалась, — неловко врет Зина. А у самой глаза огромные. И видно, что ей хочется убежать, спрятаться. Но сил нет. Она сползает по спинке ближайшей кровати на пол и затихает.
