Татьяна Корсакова - Самая темная ночь
— Поприседаем, поотжимаемся, — процедил сквозь стиснутые зубы Гальяно. — Садюга!
— Гальянов, тебя что-то не устраивает? — усмехнулся Суворов. По глазам было видно — про садюгу он услышал.
— Меня все не устраивает! — огрызнулся Гальяно. — Я на всякие пробежки не подписывался.
— Ты, может, и не подписывался, а вот твоя мать подписалась. Ее автограф имеется в соответствующей графе договора. Все, архаровцы, за мной! — Суворов сорвался с места, бодро потрусил по дорожке.
Вот, казалось бы, что такое два километра?! Но когда бежать эти два километра приходится ранним утром, когда кругом туман и сырость, а непроснувшийся организм мечтает только о теплой постели, все отдаленные плюсы меркнут перед очевидными минусами.
Дыхание сбилось уже на десятой минуте, и ноги то и дело цеплялись за торчащие из земли корни. Слева стонал и причитал Гальяно. Справа мрачно сопел Туча. Туче с его весом было, наверное, тяжелее всех, но он молчал, не жаловался. И только Дэн, похоже, чувствовал себя прекрасно, стрелой летел за Суворовым, а была бы возможность, и обогнал бы!
До небольшой полянки они добежали уже почти обессиленные. Туча со вздохом облегчения рухнул в траву. Гальяно стоял, упершись ладонями в бедра, дышал часто и со свистом. Остальные ребята выглядели не лучше. Кроме Дэна, разумеется. Суворов окинул их полудохлую, задыхающуюся компанию критическим взглядом.
— Эх, дети каменных джунглей! Сплошные задохлики. Тучников, не лежи на сырой земле, еще застудишь себе что-нибудь!
Туча со страдальческим выражением лица поднялся на ноги, но тут же привалился спиной к стволу ближайшего дерева.
— Киреев, а ты молоток! — Суворов похлопал его по плечу. — Занимался чем-то?
— Карате, — сказал Дэн так тихо, что стоявший рядом Матвей едва расслышал.
Надо же — карате! Другой бы уже хвастал направо и налево, а этот молчит, как будто стесняется.
— Черный пояс уже есть? — Суворов смотрел на Дэна с внимательным любопытством.
— Нет. — Он мотнул головой и отвернулся, давая понять, что разговор закончен.
Суворов все понял правильно, лишних вопросов задавать не стал, вместо этого дунул в свисток, призывая обессиленных подопечных к вниманию.
— А теперь, архаровцы, быстренько отжимаемся и бежим обратно в лагерь.
— Так это уже четыре километра получается! — взвыл Гальяно. — А говорили ж, только два.
— Все правильно. — Суворов и бровью не повел. — Два туда, два обратно. Или ты, Гальянов, рассчитывал, что обратно тебя на руках понесут? Все, отставить разговоры! Упал — отжался!
В лагерь возвращались на дрожащих от усталости ногах, потные и злые.
— Просто инвалидная команда какая-то! — усмехнулся охранник, пропуская их на территорию.
— Ничего-ничего, — пообещал Суворов, — я из этих инвалидов скоро людей сделаю! Дай только срок. А теперь, архаровцы, в душ и завтракать!
Наверное, четырехкилометровая пробежка по свежему воздуху сделала свое дело: никогда раньше Матвей не ел с таким аппетитом. Никогда раньше обычная овсянка не казалась ему такой вкусной.
— Вот садюга! — Гальяно брякнул ложкой об тарелку, покосился на столик для сотрудников. — Он же нас извести решил! Все болит, устал, как собака!
— Скоро отдохнешь, — пообещал ему Дэн. — За четыре часа в карцере можно и отоспаться, и все бока себе отлежать.
— На чем отлежать?
— Сам увидишь, недолго осталось ждать.
Суворов с Шаповаловым подошли к их столику сразу после завтрака.
— Готовы, архаровцы? — спросил командир мрачно.
— Всегда готовы! — отсалютовал Гальяно. — Готовы понести наказание.
— Понесете, можете не сомневаться. — Начальник улыбался своей змеиной усмешкой. — Я прослежу, — добавил многозначительно. — Уводите, Максим Дмитриевич!
— Четыре часа? — Суворов глянул на наручные часы.
— Да, думаю, этого будет достаточно.
Они выходили из главного корпуса, когда увидели Ксанку. Она шла, почти бежала к воротам, на плече ее болтался рюкзак. Если Ксанка их и заметила, то предпочла проигнорировать, даже голову не повернула в их сторону. Она остановилась лишь у ворот, да и то на пару секунд, пока охранник не распахнул перед ней маленькую калитку. Вот оно, оказывается, что! Ксанке, как и Василию, разрешено покидать территорию в любое время. Повезло! За девчонкой наблюдал не только Матвей, Дэн и Туча проводили ее долгими взглядами, а потом переглянулись.
— Везет же некоторым, — буркнул Гальяно. — Кому карцер, а кому воля вольная.
— Хочешь пожаловаться начальнику лагеря? — усмехнулся Суворов.
— Боже упаси! — Гальяно перекрестился. — Уж лучше неволя!
— То-то же!
На заднем дворе было безлюдно. Как успел заметить Матвей, погреб располагался в весьма уединенном месте, за кирпичным сараем, вдали от посторонних глаз. Еще бы, такое позорище — карцер в элитном лагере! Интересно, как он называется в договоре? Наверняка не карцер.
Суворов возился с дверью долго. У Матвея была возможность рассмотреть ее во всех деталях. Для такого малозначительного объекта, как погреб, дверь была на удивление массивной и добротной: тяжелой, дубовой, окованной медными лентами, с наглухо законопаченными и для надежности просмоленными щелями. Такая дверь запросто могла охранять вход в какой-нибудь бункер.
Наконец Суворов справился с замком, отступил на шаг.
— Милости прошу! Как говорится: в тесноте, да не в обиде!
Первым шагнул на убегающие вниз ступени Дэн, следом Гальяно и Туча. Матвей замыкал процессию. Снизу дохнуло сыростью, запахло землей.
— Через четыре часа выпущу! — За спиной громко хлопнула дверь, отсекая яркий дневной свет.
Матвей зажмурился, привыкая к смене освещения, осторожно, придерживаясь за земляную стену, спустился в погреб.
— Да, точно не номер люкс. — Гальяно присел на импровизированный лежак из мешков с картошкой. — Темнотища, духотища!
С тем, что здесь темно и душно, Матвей готов был согласиться. На самом деле погреб больше походил на колодец в два человеческих роста глубиной и с примерно трехметровым диаметром. Вчетвером они могли разместиться в нем едва-едва.
— Да, света явно маловато, — сказал Матвей, рассматривая вентиляционное окошко под самым потолком.
— Мне и воздуха маловато, — вздохнул Туча, осторожно присаживаясь рядом с Гальяно.
— Ты хоть тут не вздумай курить! — Матвей посмотрел на подозрительно топорщащийся карман Гальяно. — Вентиляция здесь и в самом деле хреновая.
— А я и не собирался! — Гальяно приподнялся на локте, обвел погреб хозяйским взглядом. — У меня и сигарет нет, так и не забрал у Ильича.
