Александра Плен - Подарок
Была еще призрачная надежда копнуть вглубь, три-четыре тысячи лет назад. Очень большая древность, но, а вдруг? Утром в библиотеке я так и сделала, начав с тысячного года от исхода богов. И почти сразу наткнулась на интересный факт. Король Громмаш, правивший в девятьсот пятидесятом году был уличен в измене, когда его жена была беременная первенцем, и королева потребовала сказать «слово матери Суали». В легенде не было упоминания, что это за фраза, только коротенько описано, что слово было произнесено, и королевская любовница была казнена.
Я как гончая, учуявшая след, начала копать. О «слове» сказано было только то, что жена, может воспользоваться им однажды по любому поводу, даже по поводу измены, но если есть неоспоримые доказательства на руках (что за доказательства и как их искать, эх, не буду же я со свидетелями свечку в их спальне держать?). Ираиду, я конечно не люблю, но казнить? Это через чур, не такая я уж и кровожадная. Но так как пока это было единственное упоминание о какой то женской защите, нужно выяснить все. Пришлось будить старичка и тыкая пальцем в томик с легендой мило щебетать, не знает ли он что это за обряд. Библиотекарь, посоветовал искать в религиозном отделе, так как упоминается имя богини-матери. Дело покатилось как снежный ком. За час я узнала об «слове» все, что только смогла найти. Естественно, четыре тысячи лет назад, боги еще помогали изредка людям, и такие вещи, как «слово» использовались повсеместно. Я корила себя за глупость, убить полтора месяца на поиски, перелопатить кучу книг, нет, чтобы сесть и подумать. Это же магический мир, значит нужно искать не в мирских законах (как я наивно думала, полагаясь на собственные убеждения и жизнь на земле), а в божественном и магическом проявлениях.
Итак вкратце. «Слово матери». Говорилось при свидетелях в любом храме богини Суали. Муж не имел права отказать жене пойти с ней в храм. Если говорившая была права и чиста перед богиней, та даровала ей выполнение одного желания, которое богиня проконтролирует (если муж не выполнит, ему угрожает какая то кара). Большинство женщин выбирали смерть любовницы или материальные блага. Не факт, конечно, что богиня ответит мне, обряд забылся, и похоронен вместе с остальными легендами, но это единственное чудо, которое я нашла. Значит должно сработать, не зря же меня сюда перенесли. С этой оптимистичной мыслью я и покинула библиотеку. Теперь нужно найти доказательства.
Совесть у меня была чиста как первый снег. Если бы Ираида была милой доброй, искренне любившей Ленара — я бы действительно просто убралась с их пути, уехала с тем же Рихардом. Не я развязала эту войну, не я начала обливать грязью и выдумывать сплетни. Значит с моей стороны все законно.
* * *Я подсчитала — больше трех месяцев я в этом мире. И все три месяца я куда-то спешу. Я выжимаю все соки, сплю по четыре часа в сутки, боюсь, тороплюсь, подгоняю себя… но на внешности, слава богу, это никак не отражается. В зеркале мне улыбается все та же куколка Барби, золотоволосая прекрасная девочка, я уже к ней привыкла и стала забывать свое настоящее лицо. Иногда становилось страшно, что пройдет еще несколько месяцев и я совершенно растворюсь в этом мире, забуду облик моих родителей, свой облик, а если пять-десять лет? Неужели я здесь навечно? Вот сейчас решу свои основные задачи — заработать денег, адаптироваться в новой среде, выжить любовницу… А потом? Что дальше? Какова моя главная цель? Я барахтаюсь как лягушка в молочной крынке и почти уже сбила масло. А основной, скажем так, глобальной цели как не было, так и нет. Я каждый раз отодвигала решение этого вопроса на потом. Сначала благополучие, адаптация, богатство, уважение… список можно продолжать до бесконечности, но где то глубоко-глубоко внутри сидела подленькая мыслишка — ты нейтральная, ни хорошая ни плохая, и все твои цели — пустота и пыль. Почему то дома, на земле я прекрасно обходилась благополучной и сытой суетой, бесцельным прожиганием дней. «Может, потому что ни разу не умирала?» — подумала я.
Глупо было жаловаться на судьбу и стенать. После «смерти» мне досталось молодое красивое тело, высокий титул, достаточно широкие возможности и простор для реализации себя, а самое главное — мои мозги и воспоминания остались при мне. Интересно, а если бы я потеряла память? Если бы я действительно в том золотом шаре растворилась без остатка, смогла бы я здесь выжить? Чтобы я делала, чего бы достигла?.. Боюсь, что никогда этого не узнаю…
Мои семнадцать отметили в тихом семейном кругу — в ателье. С пирожными и игристым вином. «Теперь ты совсем взрослая», — сказала Ортензия и преподнесла мне комплект нижнего белья из магических кружев. Белоснежный корсет, пеньюар и коротенькие панталончики, типа шортиков. Ткань была страшно дорогая, даже я приходила мимо прилавков заморских купцов игнорируя ее блеск. Кружева представляли собой тонкое невесомое переплетение ниток, как-будто абсолютно прозрачное, но присмотревшись ближе — кожу было не разглядеть из-за волшебного серебряного мерцания внутри просветов в кружеве, кожа выглядела, как припорошенная перламутровой пылью. «Такую вещь одеть под платье — преступление», — восхищенно прошептала я. «А его и не одевают под платье», — засмеялась портниха, — «это сугубо для соблазнения…» Я хмыкнула, — «Да уж, осталось придумать, кого же мне соблазнить…»
На дворе стояла осень. Праздники урожаев прошли, прилавки ломились от товаров и разных вкусностей. Я любила бродить по городу пешком, одев шляпку с вуалью, выскочив незаметно из дома, покупала разные безделушки, слонялась среди маленьких магазинчиков и лавочек, или ехала в порт и смотрела как разгружают корабли. Я впитывала этот мир, пропускала его сквозь себя, через душу, привыкала к нему, влюблялась в него. Он был до боли похож на мой родной. Те же желтые листья гнал ветер, то же горячее красное солнце садилось за горизонт, та же сверкающая россыпь звезд в ночном небе. Сидя на скамейке в парке я писала истории, иногда, глядя на море сочиняла стихи о любви (глупенькие, слезливые, но как ни странно — здесь шли на ура, по крайней мере некоторые покупали журнал только из-за них).
Вот так и жила. Ждала знака… подсказки… Но сначала нужно было разобраться с Ираидой…
* * *Дело стало за доказательствами. Увы сплетни это одно, а в храм нужно идти со стопроцентной уверенностью. Я запаслась записывающими кристаллами (благо накупила их много, каждый где-то на десять минут записи). Осталось вызвать Ираиду на откровенный разговор. Я стала ходить на все чаепития и музыкальные вечера (раньше меня туда было не затащить), в театры и ателье. Следить за ней издали, подмечать ее привычки, предпочтения. Как заправский шпион, подсматривала за ее особняком, выучила распорядок ее дня. Трутень. Более бесполезного существа трудно было вообразить. Просыпалась ближе к обеду, сразу в особняке начиналась кутерьма и крики — бегали горничные, суетились слуги… Несколько часов на прихорашивание и дама выплывала на божий свет. Далее по разному — или к портнихам, по магазинам (короче шоппинг) или более интеллектуальное времяпровождение — сборища наших дам-аристократок в женском клубе, или музыкальные-литературные кружки там же… Вечерами — балы, маскарады, танцевальные вечера. Иногда во дворце, но чаще в имениях именитых вельмож. Семей, настолько богатых, чтобы организовывать ежевечерние рауты в столице было с десяток, поэтому мне всегда было трудно выбрать пригласительные карточки — куда пойти… так как в геральдике я еще не сильна. В итоге, я просто стала ходить туда, куда Элеонора (с утра мы с ней списывались по шкатулке). Иногда удачно попадала на балы, где видела Ираиду. Потихоньку планомерно выводила ее из себя, на мне были великолепные модные туалеты, шикарные драгоценности, на лице сияла счастливая искренняя улыбка. Я демонстрировала вид довольной жизнью богатой льеры и знала, что больше всего на свете, врага убивает благополучие и успех соперницы. В ее понимании у меня было все — титул, муж, богатство, молодость, природная красота и главное — мои глаза лучились счастьем. И чем дольше я в таком виде перед ней, тем злее и несдержанней она становилась. «Ну давай же, сорвись, я жду», молила я ее сжимая в рукаве кристалл… Но тщетно, она крепко держала себя в руках, позволяя себе только ядовитую ухмылку или саркастическую колкость.
