Юлия Григорьева - Искупление. Часть вторая (СИ)
Я бросила взгляд на старейшину. Тот кусал губы, но бой не останавливал. Оба противника стояли на ногах, бой продолжалась. Условие не соблюдено. Но тут пошатнулся мой возлюбленный, чья рана продолжала кровоточить.
— Ох, Флэй, — выдохнула я.
— Ты права, пора заканчивать, — донеслось до меня. — Грут, вы не оставили мне выбора.
— Не убивай! — крикнул старейшина. — Он больше к вам не приблизится!
Взлет клинка, стремительные движения левой руки, перехватил правой, опять взлет и все, Аргат оседает на землю. Что сделал Флэй, я не поняла в первый момент, так все было быстро. Но, когда "медведь" повалился лицом вниз, я увидела глубокие рассечения почти под коленями. На правой ноге даже виднелась кость. Проклятье… Меня замутило, и только каким-то сверхъестественным усилием удалось сдержать тошноту.
— Грут!
— Забирай, — мрачно ответил старейшина.
— Ты обещал его не подпускать, — напомнил Флэй, когда ворота открылись, и я помчалась к нему.
— Мой сын жив? — вскинулся Грут.
— Знахарям работы хватит, — отмахнулся рысик. — Если поторопитесь.
— Да не оставит тебя милость Звезд! — воскликнул старейшина. — Никто из племени Медведей не приблизится ни к тебе Флэйри, сын Годэла, ни к твоей жене Даиль.
И на нас перестали обращать внимания. Я вцепилась в плечи мужа.
— Тебе больно?
— Женщина, — усмехнулся Дэйри.
Флэйри оторвал кусок ткани, перетянул рану, и принял поводья из рук Бэйри.
— Буду жить, голубка, — ответил он, прижимая меня к себе свободной рукой. — С тобой и нашим сыном… или дочерью. Ты ведь не ошиблась в подсчетах? — Я помотала головой, и Флэй уткнулся лбом в мой лоб. — Как же я люблю тебя, — шепнул он. — Жить без тебя не смогу.
— И я без тебя, — всхлипнула я, гладя его по лицу, по волосам, по плечам.
— Убираемся отсюда, — снова шепнул рысик, и мы покинули земли Медведей.
Глава 6
Таргар. Герцогский дворец.
Солнечный луч, такой редкий зимней порой, заглянул в герцогскую опочивальню, скользнул по личику юной прелестницы и разбудил ее. Девушка открыла глаза, зевнула и сладко потянулась, выгибаясь всем телом, словно кошка. Одеяло соскользнуло с молодой груди еще не знавшей кормления. Девушка повернулась к его сиятельству, провела пальчиком по его гордому профилю, очертила линию губ, а после прижалась к широкой мужской груди губами.
— Най, — проворковала она.
— Сафи, — сонно пробормотал герцог, сжимая хрупкое тело в кольце сильных рук.
— Оледара, — надула губки прелестница. — Сколько можно путать.
Найяр приоткрыл глаз, посмотрел на девушку и вздохнул, обдав ее волной перегара. Прелестница даже не поморщилась, продолжая поглаживать ручкой под одеялом герцогское естество. Естество быстро оживало, наливаясь силой. Его сиятельство, прерывисто вздохнул, навалился всем своим немалым весом на новую любовницу, вошел в нее, сделал несколько мощных движений бедрами, излился и встал, не утруждая себя излишними ласками.
— А поцелуй? — девушка капризно надула губки.
Найяр причмокнул губами, не глядя на нее, натянул штаны и покинул опочивальню в старых покоях. Герцог предпочитал принимать любовниц здесь, не оскверняя присутствием чужой женщины ложе, ставшее уже едва ли не святилищем. Но с некоторых пор он предпочитал ночевать не один. Это было секретом его сиятельства, о котором никто не должен был знать.
Началось это недели две назад, спустя три месяца, после того, как исчезло его сокровище. Его сиятельство погряз в распутывании нитей заговоров, которых обнаружилось три, совершенно забыв о том, что хотел проверить слова рыжего щенка, вынужден был отвлечься от поисков беглянки. Теперь Секретный кабинет гудел, как улей потревоженных пчел, поставляя в пыточные все новые и новые лица. Герцог был пресыщен кровью, он даже начал поручать допросы мастерам заплечных дел.
Причем, заговоры росли, как грибы. И все это, как выяснил Найяр, началось незадолго до смерти герцогини. Она получала указания от родни, в точности исполняла их. И фальшивка с лицом Сафи была всего лишь одним из узлов паутины заговора, что плела паучиха — усопшая женушка. После ее смерти, пока его сиятельство носился по герцогству в поисках исчезнувшей любовницы, пока убивался в ее покоях, враги Таргара не дремали, заманивая в свои сети все новых и новых адептов. Кто брал золото, кто польстился на иные посуленные блага, а кто из ненависти к Таргарскому Дракону, но его подданные охотно позволяли себя вовлечь в чужие интриги.
Месяц назад герцог допрашивал представителя одного из наиболее именитых родов Таргара, уличенного в связях все с тем же Бриатарком. Еще молодой и полный сил мужчина, растянутый на цепях, без всякого трепета взирал на своего господина. В глазах его была ненависть, но никак не страх. Это заинтересовало его сиятельство, заглянувшего в пыточную по иному делу.
— И за что же благородный тарг ненавидит своего господина? — поинтересовался он.
— Убийц и извергов любить не выходит, — усмехнулся мужчина. — Ты замучил в этих стенах моего брата, обвиненного по ложному доносу. Он был невиновен, но мы получили вместо его тела горшок с пеплом. Ты лично кромсал его на куски.
— Как интересно, — герцог обернулся к подручному палача, как раз раскалившего клещи. — Ты помнишь его брата?
Помощник палача пожал плечами. Герцог сам поднапряг память. Тарг Алвиз, да, был такой. Обвинялся в измене, как и его брат, висевший сейчас на цепях. Алвиз во всем признался. Впрочем… под пытками признаться можно даже в том, что ты сам Черный бог. Герцог усмехнулся.
— Так ты предал Таргар из мести?
— Я не предал Таргар, я предал ублюдка, которому верой и правдой служил мой брат, — ответил арестованный.
— Стало быть, вину вы признаете, тарг Алвиз? — уточнил его сиятельство.
— Целиком и полностью, — ответил тот.
— Отлично. Снимите предателя и отправьте в камеру. Завтра его повесят на Главной площади, — произнес Найяр.
— Я дворянин, ты не можешь повесить меня, — смело возразил Алвиз.
— Нет, тар Алвиз, с сегодняшнего дня ваш род лишен дворянского звания, замков, владений и имущества. Все это отходит в казну Таргара. Ваше же семейство будет выслано за пределы столицы. Вы уничтожили свой род тар Алвиз.
— Ублюдок! — выкрикнул арестованный, осознав всю глубину наказания.
Герцог развернулся на каблуках и вернулся к бывшему таргу. Он некоторое время рассматривал его, затем склонился, приблизив свое лицо к лицу мужчины.