Ольга Смирнова - Самая правильная ведьма
— А я весь из себя уникальный и единственный. Другого у тебя не будет, так что привыкай. — Рыжий нагло рассмеялся, показал ведьмочке розовый язык и продолжил. — Ты головой-то работать начинай, голуба, она у тебя не только для того, чтобы в нее еду загружать. Думай, к кому обратиться можно, чтобы проклятия твои снять, а то не ровен час помрешь, и даже я не спасу.
Тут уж Мира заострила внимание на его словах:
— Про какие проклятия ты говоришь? И при чем здесь я?
Рыжий тряхнул нимбом, отчего тот опасно накренился и съехал на бок, придав ему вид лихой и придурковатый:
— Ты вся — с головы твоей пустой до ножек — кстати, ничего так, стройненьких — проклята, милая моя. Вот о чем я говорю. И проклятия эти, как снежный ком — чем дальше, тем больше и быстрее набирают силу. Несчастия аккумулируются и становятся с каждым разом все глобальнее, пока наконец очередное не прибьет тебя из милосердия. Тоже в силу проклятия. Как-то так.
Прозвучало это так, будто Мира больна неизлечимой болезнью, от которой нет и не будет лекарства, и выход только один — покорно сдаться на волю судьбы. Девушка сосредоточилась и еще раз прокрутила в голове последние слова ангела — медленно, вдумываясь в каждое.
Так-так-таак… стоп-стоп-стоооп… Ведьмочка не могла поверить, что все это происходит наяву и с ней, что появившийся ниоткуда ангел говорит ей такие страшные, невероятные вещи. Она проклята? И не раз? Кем? За что? Когда? И почему никто раньше этого не видел? И можно ли верить этому рыжему-бесстыжему?
— Подожди, дружочек, — произнесла чуть ли не по слогам. — Давай еще раз и без ехидства. Что там со мной не так?
Рыжий закатил глаза к потолку:
— Ох, ты тупаааа… На тебя наложены проклятия — что непонятного?
— Да все непонятно! — взвилась Мира. — Кто ты такой — не понятно! Откуда взялся на мою голову — еще непонятнее! Про проклятия какие-то вещаешь — вообще бред!
— Будет тебе бред, когда сдохнешь раньше времени, — проворчал ангел, отворачиваясь от ведьмочки. — Ты уши-то прочисть, разум, как говорится, открой и внимай моим словам. Я врать не буду.
— Ладно, ладно! Подожди! — Мира сжала пальцами виски и зажмурилась. — Дай мне пару минут.
Поняв, что разом на все вопросы не ответить и наскоком ничего не решить, ведьмочка подошла к делу иначе — поэтапно. Самое главное сейчас — не паниковать и не думать слишком много, не пороть горячку, потому как до добра это еще никого не доводило. Допустим — только допустим! — что рыжий говорит правду. В таком случае надо успокоиться и попытаться определить, что из сказанного ангелом имеет рациональное зерно, а что, возможно, — преувеличение. Второе — выяснить у ангела, какие именно проклятия на ней висят, может все и не так жутко, может мелочь какая-нибудь, из которой раздули трагедию.
— Ну это я тебе не скажу, я не специалист в этом деле. Зато дружок мой закадычный все доложит, только он занят… а, нет, вот и он. Заходи, Касс, гостем будешь.
Перед Мирой возникла еще одна голова — и это была голова классического в книжном понимании ангела. Белокурый, голубоглазый, розовощекий, с наивным радостным взглядом, милой, доброй улыбкой и обязательным нимбом над головой. Ведьмочка не могла не улыбнуться в ответ. Затем перевела взгляд на своего ангела и нахмурилась — и почему ей досталось чудовище в хранители, неужели всех нормальных до нее расхватали? Чувство сожаления, написанное у нее на лице, было истолковано друзьями правильно, рыжий соизволил обидеться:
— Нет, ну рожа моя ей не нравится, видите ли. Что за шовинизм везде, я вас спрашиваю? Почему рыжих никто не любит? Где справедливость? Вот и охраняй ее после этого, поганку неблагодарную.
— Шовинизм — это немного не то, мой друг, но да ладно. Почему рыжих никто не любит? — возразил ему мелодичным голосом Касс. — Это ты зря на подопечную наговариваешь. Хамил бы ты поменьше, Петр, глядишь, и отношение бы поменялось. И вообще, ты заметил, как снизился уровень культуры в последнее время? Живущие на земле уже не считают зазорным оскорблять друг друга в лицо, произносить вслух бранные слова. Куда катится человечество? Как жить в таком ужасном мире?
— Тебе ж я тоже хамлю, а ты со мной дружишь!
— Я с тобой дружу уже триста лет, еще с пеленок, и знаю, как облупленного, а другие — нет. Сколько раз говорил тебе, что нужно быть добрее к окружающим, снисходительнее к их недостаткам. Где твое ангельское терпение? Где всепрощение и милость? Где искренне желание сделать окружающих лучше?
— Да иди ты со своими проповедями, кралю вон мою проконсультируй и свободен.
Касс повернулся к застывшей от изумления девушке — надо же, то ни одного ангела не знала, а тут сразу два. Это везение или как?
— Простите нас великодушно, — пропел он и очаровательно улыбнулся — на младенчески пухлых щеках тут же появились ямочки. — Кроме того, я заранее нижайше прошу ни с кем о наших беседах не говорить, иначе у нас с Петром будут серьезные неприятности. Видите ли, правилами запрещен прямой контакт с подопечными, так что мы ради вас пошли на грубые нарушения. Уж будьте снисходительны, не выдавайте. А мой друг — он немного невоспитан и диковат порой, но это все от недостатка материнской любви, а не по душевной черствости, уж не судите строго, ведь и ваша матушка в свое время слишком рано покинула вас.
«Но я из-за этого на людей не бросаюсь, ведь так?» — хотела парировать Мира, но отчего-то проглотила язвительную реплику, уже готовую сорваться с языка. Может, кроткие глаза Касса гасили на корню все агрессивные порывы?
— Прощаю и обещаю не трепаться о вас никому, — буркнула себе под нос и потребовала: — Ну, говорите, чего у вас там хорошего для меня.
Но Касс еще не все сказал. Его прямой открытый взгляд наполнился укоризной и на сей раз — из-за Миры.
— Милая дева, — начал он, деликатно откашлявшись, — я позволил себе — с позволения Петра, естественно, просмотреть ваше дело и должен вам сказать, не могу не сказать! — что пренебрежительное отношение к усопшим есть первый шаг к тому, чтобы попасть в услужение к богу Лжи. Нельзя забывать тех, кто дал нам жизнь, даже если их с нами уже нет. Уважение и почитание родителей — есть краеугольный камень вашего, милая дева, будущего. Это, кстати, и твоя недоработка, друг мой. Нельзя оставлять подопечного без поддержки и благостных наставлений надолго. Видишь, к чему это приводит?
Мира отчаянно покраснела, но возражать не стала — он был прав. Но соглашаться или оправдывать свое поведение не собиралась, что бы этот ангел себе ни думал. Тоже мне, воспитатель. Где они раньше-то были? Петр демонстративно молчал, словно все происходящее не имело к нему отношения.
